Андрей Рублёв, дошедший на «Мастерсе» в Цинциннати до финала, в эксклюзивном интервью «Чемпионату» рассказал о победе над Медведевым, поражении от Зверева и скандалах на этом турнире.
— Андрей, как настроение после «Мастерса» в Цинциннати? Как оцениваете своё выступление?
— Настроение сейчас, понятное дело, не сильно весёлое. Но я безумно рад, что получилась такая хорошая неделя, такая удачная. Что у меня получилось выиграть очень крутые матчи.
— Какой матч был самый тяжёлый?
— Безусловно, полуфинал против Дани [Медведева] был самый тяжёлый. Он и самый долгий получился, и эмоционально, и физически очень тяжёлый. И длинные розыгрыши постоянно были.
— У вас большая история встреч с Медведевым, и до этого поединка вам не удавалось взять у него ни сета. Что вам удалось сделать на этот раз по-другому?
— Я думаю, что в прошлых матчах, допустим на US Open — 2020 или в Питере-2019, у меня были шансы. В том же Питере я вёл в первом сете 3:1, было 40:30 на моей подаче и могло стать 4:1. Во втором сете я вёл 5:3 и подавал на сет, но проиграл 5:7. Что на US Open на тай-брейке 1-го сета было 5:1, и потом у меня были сетболы. То есть игра и тогда была. Просто именно в тех моментах я уступал в ключевые моменты. Психологически. Показывал эмоции, и из-за этого мой уровень игры падал, а Даня, наоборот, – он был нереально стабилен. Как задирал планку с самого первого розыгрыша, так её весь матч продержал. А я мог только местами её держать, потом чуть-чуть опускать – и из-за этого так всё складывалось. И вот как раз-таки была разница сейчас… Зная Даню и как он подавал со мной бывало до этого, он подавал всегда намного лучше. Но и я по-другому принимал до этого. Однако если брать именно мою игру, то у меня получился даже первый сет, который я проиграл 2:6. Это всё равно был не настоящий счёт, потому что по игре, по тому, какие там были розыгрыши, там должен был быть совсем другой счёт. Как минимум хотя бы 4:6. Потому что там много раз было «больше», я всё время попадал потом в маленькие ауты и так далее. И вот у меня там получилось после первого сета не показать эмоции, не опустить уровень игры, а, наоборот, даже как-то собраться и ещё как-то чуть-чуть прибавить. И мне кажется, это был ключевой момент.
— В какой момент вы почувствовали, что можете матч переломить?
— Я бы назвал ключевым гейм при 4:3 во втором сете, когда я почувствовал, что вот-вот есть шанс брейкануть. Я чувствовал, что уже и усталость у него стала сказываться и его тоже подзажало, потому что это брейк-пойнт, это 4:3, это волнение, это давление, это нормально. И я понимал, что вот момент. И сейчас, либо если он выиграет, то его это, возможно, окрылит и отпустит, либо если я выиграю, то, наоборот, его это чуть-чуть отправит вниз, а меня — окрылит. И в итоге получилось всё-таки выиграть этот тяжёлый гейм на 4:3 — и дальше всё, получилось выиграть весь сет, и я уже почувствовал, что у меня чуть ли не в каждом гейме есть шанс, потому что Даня стал играть по-другому – больше рисковать, чаще бить намного сильнее, играть намного активнее… И мне это было комфортнее, потому что я почувствовал, что он хочет побыстрее закончить розыгрыш. И из-за этого у него пошло намного больше ошибок.
— Тот эпизод во втором сете, когда Медведев налетел на камеру… Вам самому её расположение не мешало?
— В моём случае скажу, что да, я, наверное, не так быстро передвигаюсь, как Даня, и не так далеко, как он. У меня, слава богу, таких ситуаций не было. Но я прекрасно понимаю Даню, потому что он действительно очень много двигается, даже если не брать эту ситуацию с камерой, а просто на других турнирах – где забеги не такие большие на центральных кортах и ты можешь ногами за фон запутаться и упасть, о линейного судью удариться. Согласен, что это очень мешает. И Даня по-своему прав – что не должно быть никаких помех. И мне кажется, что корты должны делаться, чтобы там места было не впритык, а с запасом. Я не знаю, насколько это возможно, реально. Но это действительно нужно делать. Это будет плюс всем. И тем же судьям, что в них никто не будет врезаться, и тем же игрокам, что им не будет грозить никакой опасности, и тем же операторам с камерами, которые нереально дорогие. Они будут знать, что точно никто в них не врежется. Потому что был случай в Монте-Карло, когда Давид Гоффен забегал за заднюю линию и подвернул ногу, поскользнувшись на покрывале, которое стелют на корт, когда идут дожди. И он после этого пропустил сколько-то недель. И слава богу, что в случае с Даней всё обошлось. Поэтому я считаю, что если это возможно, то они должны делать корты ещё больше, чтобы и судьи, и игроки могли себя комфортно чувствовать.
— Такие ситуации влияют на обоих игроков. И на того, кто пострадал, и на его соперника, который ждёт, что будет дальше. Как вам удалось не расплескать в этот момент свою энергию на переживания за Даниила?
— Честно говоря, когда посмотрел на Даню, то понял, что с ним точно всё хорошо. Потому что я знаю Даню давно, и, если бы там что-то было серьёзное, у него не было бы сил выяснять отношения, психовать. Ему было бы плохо, и он, наоборот, просил бы помощи. А если он выплёскивал эмоции, значит, всё нормально.
— Что вы друг другу сказали у сетки, когда пожимали руки? И сказал ли он, что у него с левой рукой, которой он ударился о камеру?
— Я не помню точно, кажется сказал что-то типа: «Прости, Дань, пожалуйста! Не расстраивайся. Спасибо большое за матч». А Даня мне сказал тоже что-то типа: «Рубль, поздравляю. Ты красавчик!». А насчёт руки – нет. Я с ним потом не успел поговорить, больше его потом не видел. Но я так понимаю, что с рукой всё хорошо, потому что иначе были бы какие-то новости, что у него что-то не так.
— Не могу не спросить про финал со Зверевым. Совсем другой матч получился. Что было не так?
— Опять же, мне кажется, сказалось безумное желание выиграть: «Надо. Есть шанс. Хочу!». Настрой такой, что ничего другого не хочу знать и слышать, кроме как выиграть. И безусловно, когда начинаешь проигрывать с брейком Саше, — это очень большое преимущество. То есть когда такой игрок, как Саша, который подаёт со скоростью 220 км в час с большим процентом 1-й подачи и ещё при этом на задней линии очень хорошо играет, и ты начинаешь сразу проигрывать, то он получает сразу очень большое преимущество. И это его окрыляет, а в моём случае создаёт ещё больше давления: что вот я опять начинаю матч и оказываюсь в проигрышной ситуации. Его и так тяжело брейкануть, а когда ещё сам с брейком проигрываешь, то это ещё тяжелее. Если бы игра шла ровная и был бы один брейк, то в ключевой момент давление бы сказалось. Как во втором сете при 5:2, даже с двумя брейками, всё равно сказалось давление, его чуть-чуть зажало, он сразу не подал первые подачи, сразу сделал какие-то ошибки, двойную сделал. И если бы было в этот момент 3:3 или 4:4, то были бы какие-то шансы, а так, когда с таким игроком сразу начинаешь проигрывать что в первом сете, что во втором с брейками, то это уже слишком.
— На этом турнире сложилась уникальная ситуация, что в полуфинал вышли все четыре первых сеяных – представители нового поколения: Медведев, Циципас, Зверев и Рублёв. Как вы относитесь к разговорам, что появляется новая Big-4? Что вы вытесняете привычную всем «Большую четвёрку» — Федерер, Джокович, Надаль и Маррей?
— Честно говоря, я таких новостей не читал. Но в любом случае это нормальный процесс. Я не говорю про себя, а в целом. Поколения меняются, и уже почти на всех «Шлемах», на всех крупных турнирах обязательно есть в полуфиналах молодые игроки. Либо все, либо двое. Даже если взять «Большие шлемы». В финале Australian Open был Даня, на «Ролан Гаррос» — Циципас, на Уимблдоне – Берреттини. И даже если взять «Мастерсы», то в Майами в полуфинале были трое молодых и один из прежнего поколения – Баутиста-Агут, в Мадриде – только Доминик Тим был не из нового поколения. И то его иногда к нам относят. Единственное, это Рим, где был финал Надаль – Джокович, но там тоже было двое молодых в полуфиналах. Поэтому, мне кажется, это уже что-то нормальное, все уже привыкают. Даже если брать финальную восьмёрку, то три последних года её выигрывали Зверев, Циципас и Даня. Так что мне кажется, это нормально, что поколения меняются.
— Все четыре игрока в полуфинале Цинциннати были с русскими корнями – вы с Медведевым и Зверев с Циципасом. Есть тут какая-то закономерность? Как так получилось?
— Нет. Мне кажется это больше случайность. Если взять меня, Даню, Карена и Аслана, то у нас у каждого свой путь, своё видение, своя команда, своё место, где мы тренируемся. Поэтому больше так сложилось, что у каждого из нас это так работает — по-своему.
— В другом полуфинале — Зверев – Циципас — был момент, что Саша обвинил Стефаноса, что тот использовал во время матча телефон в раздевалке. Сталкивались ли с подобным? Насколько контроль за вами жёсткий, ведь вы уходите в раздевалку в сопровождении сотрудника турнира?
— Я думаю, что такое реально, потому что там же никто за тобой в кабинку не заходит. Ты можешь с собой в сумке взять что угодно, и тебе может кто угодно и смс-ку прислать, и позвонить, и поговорить о чём угодно. Просто я не знаю, насколько это может быть эффективно. Может быть, в какой-то ситуации такое помогает. Я не знаю. Я так никогда не делал, потому что не понимаю пользы от этого. То есть на таком уже уровне, если ты показываешь эмоции, а тебе скажут что-то типа: «Входи в корт, бей!» либо «Держи мяч!», то из-за эмоций ты всё равно не сможешь играть так, как тебе говорят, ты будешь отталкиваться от того, что у тебя сейчас есть. А если у тебя идёт игра и у тебя всё получается, то единственное, что тебе могут сказать: «Продолжай в том же духе!». То есть это уже, наверное, важно после матча – работа над ошибками: что получалось, что не получалось, какие-то ключевые моменты в игре. Но такое можно спокойно с трибуны крикнуть: «Внимание!», «Сейчас активнее!». Не обязательно для этого пытаться искать подсказки, выходя с корта.
— Как вы вообще относитесь к разрешённому коучингу во время матча? То, что практикуется в WTA, или на Кубке Дэвиса или ATP Cup. С вами рядом на скамейке сидит капитан и что-то подсказывает. Как для вас лично это во время матча – помогает, мешает, может, не обращаете внимания?
— Я не обращаю внимания, в основном. Конечно, важно, чтобы тебя поддерживали, особенно если это командный турнир, чтобы давали какие-то напутствующие слова. Но всё равно ты играешь сам. Если тебе говорят: «Бей по мячу», а ты чувствуешь, что не можешь и не попадаешь, ты всё равно не сможешь бить. То есть нужны уже какие-то другие ходы и выходы. Я считаю, что лучше самого игрока на корте никто не поймёт, как ему играть. Я бы сказал, что направить, наверное, могут, какие-то общие подсказки. По вниманию, по спокойствию, не торопиться или торопиться. А вот говорить во время матча, что делать и как делать, я в это не так сильно верю. Мне кажется, что это, наоборот, может ещё больше добавить стресса и привести к недопониманию. Типа, ну вот я же делаю, как сказали, а всё равно проигрываю, что за ерунда? И ещё больше после этого не понимаю, что делать.
— Хотелось бы поздравить с олимпийским золотом, званием заслуженного мастера спорта, орденом. Вам его уже вручили?
— Нет, я ещё ничего не получал. Но спасибо большое!
— Олимпиада – отдельный турнир. Вам пришлось изменить график, сняться с Гамбурга, уехать далеко на Сахалин, там готовиться. Как вам удалось так быстро вернуться в тур? Показалось, что вы сейчас выглядите даже более мотивированным.
— Конечно, я уже успел соскучиться по туру, потому что моим последним турниром был Уимблдон, и я после этого ничего не играл, была только Олимпиада. И, конечно, я уже скучал по личным результатам. Так что, слава богу, что всё опять получается.
— Вы впервые заявились на Кубок Лэйвера. Расскажите, какой у вас будет график до конца сезона.
— После US Open я точно буду играть на Laver Cup, возможно сыграю ещё какой-то турнир до Индиан-Уэллса. Ещё не знаю, пока не обсуждал и не заявлялся. Точно играю на Индиан-Уэллс и если всё хорошо, то получается, скорее всего, Москва, Питер или Вена. Эти турниры будут зависеть от того, как будет складываться Индиан-Уэллс. Но дай бог что всё благополучно сложится и я их буду играть. Дальше Париж, «Берси» и Кубок Дэвиса. Это то, что я точно играю. Ну и Турин, в зависимости от того, попадаю я на него или нет.