В Федерации гандбола России состоялось заседание исполкома, посвящённое выступлению молодёжных и юношеских команд на крупнейших летних турнирах. Выступление мужской «молодёжки», впервые за 16 лет пробившейся в восьмёрку лучших команд мира, было признано удовлетворительным. Но главный тренер 34-летний Степан Сидорчук, который долгое время работал в Иране, рассказал «Чемпионату», что ситуация с мужским гандболом в России очень сложная. И объяснил, в чём проблема и где выход из этого тупика.
«У меня было 43 тренировочных дня на подготовку команды»
— За «удовлетворительно» для вас лично и всей команды проголосовали единогласно?
— Вот перед нашим разговором я посмотрел в записи на шоу, которое устроили Флойд Мейвезер и Конор Макгрегор. Говоря боксёрской терминологией, в моём случае было разделённое решение судей: трое – против, остальные десять – за. Победу присудили мне.
— Ожидали, что будут голоса против? Учитывая то, что вы приняли команду лишь в ноябре прошлого года в практически разваленном состоянии?
— Обычное дело. Наверное, те, кто голосовал против, судили по меркам успешного женского гандбола. Любое выступление команды, которое не приносит медали, можно считать неудовлетворительным. Но у меня на работу со сборной было в общей сложности всего 43 тренировочных дня. Не на подготовку к чемпионату мира в Алжире, а вообще. Я получил сборную, которая на чемпионате Европы стала 16-й, проиграла девять матчей из девяти. А мы попали на чемпионате мира в топ-8. Это лучший результат, которого можно было добиться в тех условиях, в которых мы оказались. В топ-4 попадают сборные тех стран, где всё настроено под гандбол, это команды экстра-класса.
Глаза – отражение интеллекта и знаний, и мои глаза говорили мне, что с «молодёжкой» можно работать, что ребята к этому готовы.
— То есть выступить лучше ребята не могли?
— Знаете, самое дорогое, что может отдать один человек для другого – время. Девять месяцев своей жизни я посвятил молодёжной сборной России. Я сделал всё, что было в человеческих силах. И уверен, что никому другому этого сделать бы не удалось. Если такой человек найдётся, я первым пожму ему руку. К сожалению, 25 процентов своего времени я недодал ребятам по тем причинам, что выполнял работу, которую за рубежом делают другие. У меня не было ни комплексной научной группы (КНГ), ни аналитиков. У меня не было двух ключевых полусредних на функциональном сборе. Диму Санталова я увидел за 10 дней до старта чемпионата мира – пришлось дать ему отдых за счёт сборной, поскольку в клубе у него такой возможности не было. Дима Свистунов получил тяжелейшую травму и не смог помочь команде. Мы могли бы выступить лучше при определённых условиях, но их у нас не было.
— А вы не знали, когда возвращались из Ирана, что в России таких условий не будет?
— Я понимал, куда иду, когда согласился вернуться в Россию, но не думал, что сложности будут такими всесторонними. Я благодарен руководству ФГР, которое делало всё, чтобы нивелировать негативные моменты и оказывало полную поддержку. Но всё это делалось по ходу, а у меня был лимит времени. Приходилось отвлекаться от вкладывания энергии в игроков на другие вопросы. Я сделал всё, что возможно, но саднит то, что не отдал своё время ребятам полностью.
— Получается, вы расстались с командой с чувством, что могли бы добиться большего?
— Да. И они это знают, и их родители, которые звонили мне и благодарили за работу. Мне навсегда запали в душу слова легендарной американской конькобежки Бонни Блэйр, которая сказала: «Победить – не всегда значит стать первым. Победить – это значит стать лучше, чем ты был». В этом плане все мои ребята – победители. Они добились значительного прогресса, но нам не хватило времени. Потенциал парней раскрыт только на 70-75 процентов. Когда я пришёл, он был реализован, по моим подсчётам, не более чем на 50 процентов. Надеюсь, что та система, которую мы отладили в «молодёжке», пойдет на пользу всему российскому мужскому гандболу. Условия работы стали гораздо комфортнее, чем были до этого. Уверен, что и результаты пойдут вверх.
— Несмотря на все сложности, вы довольно неплохо играли с командами из топ-4.
— Дрались до конца со всеми. Никому из команд топ-уровня мы не проигрывали бесповоротно с первых секунд. И это при том, что у нас команда обновилась на 53 процента, тогда как обычная практика – не более 25 процентов за год обучения. А у сборной Испании, которая стала чемпионом мира – 20 процентов обновления за четыре года! При отборе в команду была проделана колоссальная работа, которая стала для меня самой сложной в карьере. Даст бог, таких испытаний мне больше проходить не придётся. Знаете, главный тренер сборной Хорватии Хрвое Хорват после матча 1/8 финала попросил меня задержаться, хотя моя команда уже садилась в автобус, чтобы поехать в гостиницу. Он поблагодарил меня за игру, за то, что сборная России вернулась, и что появилась свежая кровь в российском гандболе. Подобные слова говорили и другие. Это было очень приятно. В мужском гандболе огромная конкуренция, и топ-8 – действительно хороший уровень.
«В СССР тренеры сборных были освобождёнными. Почему сейчас от этого ушли?»
— Вы продолжите работу в своей должности?
— Молодёжная сборная этого созыва завершила своё существование. Мой контракт с ЦСП тоже истёк. В настоящий момент я веду статистические обсчёты вручную, помогаю ребятам составлять планы подготовки к сезону, кто обращается. То есть закрываю дела.
— Конкретных предложений нет?
— Были предложения от иностранных федераций, которые я уже отклонил. С удовольствием продолжил бы работу в России, потому что это родина. Тем более, я вижу, что ФГР создаёт сейчас все условия для плодотворной работы.
— Так в чём же дело?
— Пока идёт процесс переговоров. Надеюсь, нам удастся прийти к соглашению по всем вопросам.
— Если договор будет подписан, то возьмёте сборную, которая играла на чемпионате мираU-19 в Грузии. Следили за командой? Есть у неё потенциал?
— Знаете, в Иране есть такая поговорка, что ты говоришь человеку «вы прекрасно выглядите», а в ответ обязательно слышишь, что «это ваши глаза прекрасно видят». Всё зависит от того, какими глазами смотреть на спортсменов. Если бы я пришёл в «молодёжку» и видел только то, что это 16-я команда Европы – что и видело большинство, то ничего путного бы не вышло. Но ведь глаза – отражение интеллекта и знаний, и мои глаза говорили мне, что с «молодёжкой» можно работать, что ребята к этому готовы. С командой U-19 я вижу то же самое. Да, есть проблемы, но куда же без них?
— Что именно вы видите в этой команде?
— Понимаете, эти ребята уже попали в плей-офф чемпионата мира. С ними можно говорить об этом, рассуждать, что нужно сделать, чтобы продвинуться ещё дальше. У моей «молодёжки» такого опыта не было вообще. Они только во время выпускного года поняли, что такое четвертьфинал чемпионата мира, какой это уровень. Так что в этом плане работать будет даже проще.
— Вы сказали, что есть проблемы. Можете расшифровать?
— Да, это системные проблемы нашего мужского гандбола. Вот сейчас мы выпустили «молодёжку». Так вот в этом возрасте у нас было всего лишь три игрока задней линии с броском, три «шутера» — Дашко, Санталов и Михаил Виноградов. Всё. Этого мало для России. Ну что такое три игрока, способных из-за 9 метров бросить? И это ещё не готовые игроки – с ними нужно много работать. С U-19 то же самое. В нынешнем составе один Сергей Марк Косоротов с броском. Но я готов работать с этими ребятами. Работы там очень много, но там уже есть половина команды — великолепный вратарь Максим Попов, лучший в мире в своём возрасте. Моя задача как тренера молодёжной сборной не только в том, чтобы добиться какого-то выдающегося результата. Гораздо важнее обеспечить рост спортсменов, их развитие для национальной команды.
— В «молодёжке» есть игроки, которые способны завоевать место в составе основной сборной?
— Да, шесть-семь человек. Они могут оказать вполне достойную конкуренцию ребятам из главной команды, особенно, если с ними работать и дальше.
— Разговоры о том, что наш мужской гандбол находится в глубоком кризисе, не имеют под собой оснований?
— При ежедневной и ежечасной тяжёлой работе мы можем добиться успехов. В чём я убеждён, так это в том, что у нас должен быть институт освобождённых тренеров сборных. Советский гандбол достигал своих самых значительных успехов именно при освобождённых тренерах. Взять, например, Анатолия Евтушенко, который занимался только сборными командами. Или Владимира Максимова, который с молодёжными командами добивался успехов, будучи освобождённым. Нынешняя сборная Франции – три группы тренеров, все освобождённые. Сборная Ирана – то же самое. Когда я там работал, то работал только в интересах страны, был равноудалён от всех клубов. Почему в Россию сейчас пришла такая мода, что тренер сборной обязательно должен работать в клубе – непонятно.
— Почему вы против совмещения?
— Невозможно охватить сразу 50 игроков и ничего упустить в плане их развития. Это же круглосуточная работа.Объём работы огромный по всем шести видам подготовки. Я не знаю таких тренеров, которые способны довести 25 игроков до хорошего уровня, а некоторых из них – до экстра-уровня, и при этом успешно работать в клубе. Легендарный советский педагог Василий Сухомлинский говорил об эффекте выжигания. То есть если работаешь, как белка в колесе, и качество несомненно будет падать. У нас же работа во многом творческая, и если у тренера нет времени на такие творческие поиски, то и больших задач перед собой ставить не нужно. Несомненно, мы вернёмся к этой же практике. Вот только время можем упустить.
«Мы отстаём в технологиях. Работаю на диссертациях прошлого века»
— Совмещение – главная проблема нашего мужского гандбола?
— Нет, конечно. Мы отстаём в технологиях. У моих ребят стоят пульсомеры «Полар», а у них игроки датчиками обвешаны. Я считаю все данные о восстановлении игроков вручную, а в той же сборной Венгриитренер из комплекснойнаучной группы автоматически такие данные получает, передаёт главному, а тот уже решает, как загружать игроков на следующей тренировке. Там люди получают данные о том, сколько тот или иной игрок на одной ноге за тренировку прыгнул, чтобы не было асимметрии в развитии. А я только километраж посчитать могу. Вот в этих мелочах команды из топ-4 и превосходят нас.
— Если федерация потратится…
— Не буду говорить, что мы сейчас вот это внедрим и у нас сразу всё будет хорошо, но от этого не уйти. В любом случае, это работа нескольких лет.Нужно активизировать работу КНГ, пригласить специалистов для анализа работы в молодёжную и юниорские сборные. В целом работа в этом направлении ведётся, и Сергей Николаевич Шишкарёв со своей командой уже сделал столько, что удивляешься – когда они всё успевают? Сейчас условия несравнимые с теми, которые были даже в конце прошлого года.
— Где мы проигрываем другим командам? В каком возрасте?
— Я специально изучал статистку. В юношеском возрасте всё более-менее одинаково. А в молодёжном уже начинается большое расслоение. У нас в команде есть игроки, которые даже в клубах суперлиги не играют, не говоря о еврокубках, а в ведущих сборных игроки выступают в клубах-участниках Лиги чемпионов. Наш мужской гандбол по последней классификации занимает 16-е место в Европе, а молодёжная команда в топ-8 в мире. То есть мы вопреки статистике идём. Но в ближайшем будущем будем только догонять. А это, как говорил Феликс Дзержинский, самое противное. Это очень тяжело, тем более, что никто в концовке результат не гарантирует.
— Как вы вообще готовились к чемпионату мира?
— Ещё раз хочу поблагодарить руководство ФГР, которое во всём шло нам навстречу, но возможности не безграничны. У нас сейчас нет больших затрат на мужской гандбол. Тут и общая ситуация в стране, и популярность гандбола в России, точнее, её отсутствие. Огромную помощь нам оказала федерация гандбола Венгрии, которая через мои личные знакомства трижды вызывала нас на контрольные турниры. Трижды! 16-ю команду Европы, никому не интересную.
— Правда ли, что вы повезли в Алжир команду, показатели которой были крайне низкими?
— Ответ будет длинным, не обессудьте. Тренировочный процесс основан на трёх принципах: планирование, реализация и контроль. Мы можем запланировать, можем худо-бедно реализовать, а контролировать не умеем и не знаем как. А ведь контроль тоже делится на три вида: этапный, текущий и оперативный. То есть мы должны контролировать за тренировку, за день, за микроцикл из 4-5 дней, за сбор. Функции контроля во всём мире возложены на КНГ. Если оперативный и отчасти текущий контроль тренер может осуществить сам, то в этапном хотелось бы намного больше данных.
Когда я вернулся в Россию, то понял, что контроль в тренерской работе остался на том же уровне, что был до моего отъезда. Мне пришлось поднимать диссертации 60-70-х годов прошлого века, чтобы на основании данных всего лишь по трём-четырём показателям могли контролировать команду полноценно. Да, это ручная работа, но дающая более-менее объективные показатели. Представляете, что можно сделать, обладая аппаратурой? За время моей работы в «молодёжке» однажды я сумел отправить своих игроков на обследование через такую аппаратуру. Я получил много полезнейших данных, которые помогли мне не только в контроле, но и в планировании.
Я никогда за свою карьеру не возил команды на чемпионаты мира или Азии с общим показателем работоспособности менее 1800. А сборную России повёз в Алжир с показателем 1650!
Это работа КНГ, а молодёжным и юношеским командами такие специалисты не положены. У нас в Минспорта на ставках два, максимум три тренера в сборных. А в Иране у меня восемь тренеров было плюс лаборатория олимпийского комитета, где можно было делать любые обследования каждый день. Вот смотрите, одно из определений соревнования – это наиболее достоверный способ демонстрации достигнутых в тренировочном процессе результатов. Мы можем вести команду самым современным образом, контролировать по двум десяткам показателей, а на соревнованиях провалиться. С другой стороны, идти вслепую ещё тяжелее. Представьте, вы пытаетесь совершить восхождение на Эльбрус, а по дороге нет ни временных, ни высотных засечек. И когда до вершины дойдёшь – непонятно. КНГ значительно облегчает и помогает тренеру в работе. С её помощью можно получить эти самые отсечки и соревнований не ждать, также даёт возможность с достаточно высокой степенью достоверности говорить о том, какой результат мы покажем.
Я никогда за свою карьеру не возил команды на чемпионаты мира или Азии с абсолютным общим показателем работоспособности в тесте PWC 170 менее 1800 кгм/мин. А сборную России повёз в Алжир с показателем 1650! Это говорит о том, что я со своей стороны делал всё возможное, но не хватило времени. Наука мне помогает понимать, где у моей команды слабые места и за счёт чего можно это нивелировать.
Я после окончания каждого сбора минимум две недели сижу и считаю, что получилось, что нет. Проходит эта работа, анализируются результаты и начинается разработка плана на следующий сбор. Возвращаясь к вопросу совмещения – какой контроль может быть у тренера, работающего в клубе и сборной? Он и оперативный не будет успевать делать. Я бы очень хотел, чтобы в России КНГ для юношеских и молодёжных команд осуществляли хотя бы этапный контроль. Это же не такая объёмная работа. А у нас почти все функции лежат на главном тренере, который выполняет функции четырёх-пяти специалистов.
— В России есть специалисты, которые работают близко к вашему идеалу?
— Честно говоря, я об этом не знаю. В гандболе мы находимся в перестроечном периоде. Если говорить о клубах, ситуация ещё сложнее, поскольку главные тренеры зачастую и генеральные директора, и президенты, и главные бухгалтеры, и администраторы. Перед каждым тренером, который работает в России в командах Суперлиги, я снимаю шляпу за тот объём работы, который они ведут. Особенно с учётом того, что многие клубы сняты с государственного финансирования. Это правильно, только сделано было слишком уж резко. Так что нашим тренерам не до контроля – им главное, чтобы игроки зарплаты вовремя получали, чтобы клубы тренировались и проводили сборы.
— А в женском гандболе?
— Это другой вид спорта. Вполне себе благополучный. Это связано с интересом к женскому гандболу, который наши девушки своими же руками и создали. Мужчины должны быть благодарны женщинам, что они своей олимпийской победой помогли им выжить и подняли интерес. Условия в женском гандболе намного лучше. Но поднять мужской гандбол намного сложнее. По финансированию, например, это минимум в четыре раза более затратно. Однажды Шамиля Тарпищева спросили: «Почему женский теннис в России развит, а мужской поднять никак не можете?» Так вот, он ответил: «Чтобы воспитать теннисистку экстра-класса, мне нужен тренер, который видит технические ошибки при скорости полёта мяча примерно 180 км/ч. А чтобы воспитать чемпиона-мужчину, нужен тренер, который видит ошибки на скорости свыше 220 км/ч». То же самое верно и для гандбола. На мировом гандбольном рынке за таких специалистов бьются изо всех сил.
«Гнойного я игрокам не включу никогда. Эстетический барьер не позволит»
— Вы всегда используете музыку на тренировках?
— В принципе, тут ничего нового нет. Это всё ещё описано в исследованиях 60-х – 80-х годов. Можно сказать, что это педагогический приём. Когда я пришёл в сборную, нашей задачей было пройти отбор на чемпионат мира. Там было не до педагогики, главное отбегать быстро и любым способом путёвку завоевать. А вот при подготовке к чемпионату мира использовали все средства, в том числе и музыку.
— Отбор музыки строгий с вашей стороны?
— Ребята ведь прочитают интервью и узнают все секреты. Ну да ладно, пусть улыбнутся.Конечно, я с помощью музыки определённым образом подвожу их психологически. К тому же, у меня музыкальное образование, и абы что я ставить не буду. Я никогда не запрещаю ребятам слушать своё, то что им нравится, но при этом пытаюсь обогатить их внутренний мир, расширить кругозор.
— Какие композиции или какого исполнителя ставили ребятам чаще всего?
— Очень разные. В том числе и советские спортивные песни. Многие из них эти песни даже не слышали. Приходилось объяснять, как, когда и зачем было написано то или иное произведение. Мы даже небольшую викторину типа «Угадай мелодию» в команде провели. У Анатолия Николаевича (Евтушенко. – Прим. «Чемпионата») был свой плей-лист, который всегда заканчивался песней «День Победы». Ребята, игравшие под его началом, говорили, что всё было настолько заезжено, но когда звучала последняя песня, настроение всегда становилось боевыми, и команда выходила на матч и разрывала соперника.
— На нынешнем поколении такие песни не работают?
— Мы всего два раза на чемпионате мира в Алжире выходили на матч, предварительно прослушав музыку – в матчах плей-офф. Одной из песен была «День Победы». Но лишь к словам «Здравствуй, мама. Возвратились мы не все…» в ребятах что-то шевельнулось – они начали понимать, если переводить на спортивный язык, что люди ценой своей жизни делали что-то для страны, давали результат. Сейчас, чтобы всё сработало, нужно очень тонко подводить парней к этому. Всё гораздо сложнее. Но Оксимирона или Гнойного я им никогда не включу – эстетический барьер не позволит. Нынешние спортсмены живут в другом обществе, в тех ценностях, которые оно, это общество проповедует.
К словам «Здравствуй, мама. Возвратились мы не все…» в ребятах что-то шевельнулось – они начали понимать, если переводить на спортивный язык, что люди ценой своей жизни давали результат.
— Патриотический настрой не тот?
— Сложный вопрос. Они просто другие. Но ни к одному игроку у меня нет и не было претензий. Да и как они могли возникнуть, если Тимофей Масленников провёл чемпионат мира с травмой мениска, а после окончания турнира перенёс операцию? Ещё пример приведу. Мы должны были играть отбор на чемпионат мира в Италии, перед этим провели в Венгрии три контрольные игры, проиграли. Я собрал команду, спокойно рассказал им про ошибки, как их исправить. На том собрании парни говорят: «Вы бы хоть раз прикрикнули на нас, мы же проиграли». Я им объяснил, что ругань не поможет. Отбор мы прошли.
У них у всех отношение к стране очень правильное. Просто спортсменам нужна помощь – не на словах, а на деле. Чуть меньше советского, чуть больше современного. Я приведу пример вновь из Ирана. Там каждый элитный спортсмен – герой, даже если он играет в юношеской команде. Для фитнес-клубов страны честь, когда к ним приходят тренироваться такие спортсмены, и с них никто денег не берёт. А в России я беру ребят, веду их в X-Fit, например, достаю собственные деньги из кармана, чтобы показать, какие тренажёры сейчас есть, как они должны на них работать. У нас сейчас патриотизм немного на другом уровне. Перевёрнутое понятие об этом у людей. Нужно не глотку драть, а достойные дела делать. Тот же спорт поддерживать в собственной стране.
— Не жалеете, что вернулись в Россию?
— Нет, конечно. Я вернулся не только в Россию, но и в гандбол, несмотря на то, что у меня есть довольно успешные проекты в других областях. Для меня главное – если ты за что-то берёшься, то делаешь это хорошо и до конца. Если я увижу, что игроки меня переросли, то честно скажу, что больше мне им дать нечего и уйду.