На Олимпиаде 1992 года в Барселоне объединённая команда собрала представителей 12 республик из 15 (не считая отдельных прибалтов в командных видах спорта), поскольку сборные Латвии, Литвы и Эстонии сумели в кратчайшие сроки после распада Советского Союза получить право выступать отдельно и собрать собственные команды. Первую олимпийскую медаль в составе сборной Латвии завоевал стрелок Афанасий Кузьмин, многолетний член сборной СССР, приехавший в Барселону в статусе олимпийского чемпиона Сеула-88. На Олимпиаде в 1992 году Кузьмин стал серебряным призёром. Правда, официально в протоколах его имя стало звучать несколько иначе – Афанасийс Кузьминс.
Когда вся Латвия радовалась первой медали Олимпиад, мало кто мог предположить, что Кузьмин больше на олимпийский пьедестал не поднимется, но всё же станет уникальным спортсменом. Многоопытный стрелок за свою карьеру принял участие в девяти Олимпиадах начиная с 1976 года – больше только у одного человека в мире. В беседе с корреспондентом «Чемпионата» 70-летний Кузьмин вспомнил события 1992 года, рассказал, как руководители праздновали первую медаль, чем ему помог обыкновенный вентилятор и почему он готовился к Играм в Москве со своими конкурентами.
«К выступлению за Латвию я готовился с российской командой»
– Афанасий Иванович, что-то предвещало создание прибалтийскими странами отдельных олимпийских команд, скажем, за год до Олимпиады?
– В 1991 году я ещё выступал за сборную Советского Союза на чемпионате Европы, где занял второе место, а команда СССР там выиграла. Никто и подумать не мог, что с 1992 года мы будем разделены. Даже волнения в Москве, путч – всё это прошло мимо нас. Готовились к Олимпиаде в нормальном рабочем режиме, о политике не думали.
– Однако разделение всё же произошло. Помните, когда и как?
– Всё решилось довольно быстро. Но я, честно говоря, уже и не помню, как конкретно всё произошло, потому что для меня почти ничего не поменялось. В 1992 году я, будучи уже представителем независимой Латвии, готовился к Олимпиаде уже совместно с российской командой, принимал участие в тренировочных сборах в Москве. У меня сохранились хорошие отношения и с ребятами, и с руководством, поэтому примкнул к ним на время подготовки. Одному ведь тренироваться не годится – в коллективе работа всегда идёт более плодотворно. А в наших отношениях после разделения ничего не поменялось – всё было нормально. Отделились мы и отделились – никто даже внимания на это особого не обращал, чужим не считали.
– А не было ли у вас желания выступать за сборную России?
– Нет, я об этом даже не думал. Как я мог выступать за Россию, когда я живу в Латвии? Чтобы это сделать, нужно было менять гражданство. А у меня планов таких не было.
– Завоёванная вами олимпийская лицензия сохранилась за вами?
– А прибалтийским странам были выделены специальные квоты на Олимпийские игры – лицензии давали просто так. В 1992 году все места уже были распределены, но Латвии, Литве и Эстонии как новым странам предоставляли возможность выступить на Олимпиаде. Так что у меня была и завоёванная мною лицензия, и специальная квота для новой страны.
«Буквально спиной чувствовал, что от меня ждут первой медали»
– На Олимпиаде в Сеуле вы были частью большой команды, а в Барселоне были единственным стрелком от Латвии. Где было труднее бороться за медаль?
– Однозначно сложно было и на одной Олимпиаде, и на другой. Олимпийские игры вообще сравнивать невозможно. Когда мы выступали в Сеуле, ответственность, конечно, была огромная. Я помню, что у нас был план – пять золотых медалей у стрелков. Наше упражнение было одним из последних, и у нас к тому моменту было уже четыре золотых медали. Пятую медаль принёс я. План был закрыт, и всё были довольны: тренеры, руководство, спортсмены.
Я впервые выступал за Латвию, и все ждали от меня первой медали. Было очень трудно. Я буквально спиной чувствовал, понимал, что от меня ждут результата.
В Барселоне тоже была колоссальная ответственность, но уже по другой причине. Я впервые выступал за Латвию, и все ждали от меня первой медали. Было очень трудно. Я буквально спиной чувствовал, понимал, что от меня ждут результата. Психологическое напряжение было обалденное. Но, слава богу, выдержал, завоевал медаль.
– В Барселоне какой-то медальный план был?
– Руководство латвийской делегации чётких задач не ставило. Все надеялись, конечно, на меня, поддерживали, переживали, но какого-то конкретного плана не было.
– Помните, как проходила спортивная борьба в финале, свою стрельбу?
– Помню, что стрельба была очень тяжёлой, каждую серию приходилось вымучивать. Дополнительная сложность заключалась в том, что на этой Олимпиаде придумали полуфинал. И если в Сеуле был только финал – две серии по пять выстрелов, то в Барселоне сначала четыре серии полуфинала и только потом финал для четвёрки лучших. Перед последней серией сложилось так, что если бы я попал 50, а немец Шуман 48, то мы бы были на равных, и я бы выиграл последней серией. Но получилось всё наоборот: у меня 48, а у него – 50. Третьим тогда стал Вохмянин из объединённой команды, четвёртым – поляк.
– Желание во что бы то ни стало опередить представителя объединённой команды было?
– Нет, взаимоотношения между нами были нормальными, политика на них никак не влияла. Мы с ним давно были знакомы, вместе тренировались, вместе в Сеуле стреляли. Отношения нормальные, человеческие. И борьба была исключительно здоровой, спортивной.
– Была ли в латвийской команде какая-то политическая накачка?
– Нет, ничего такого. Всё спокойно, тихо, даже намёков никаких.
– Кто-то болел за вас на стрельбище, учитывая, что вы были единственным стрелком?
– Ребята из сборной приезжали, представители других видов спорта. Правда, мы близко друг друга не знали, поскольку на таком старте встретились впервые. Но было взаимопонимание, нормальные отношения. После своего старта и я выезжал, поддерживал ребят.
– А вы на какие виды спорта ездили?
– На лёгкой атлетике был, но до финалов. Во время решающих стартов попасть туда было очень сложно, поскольку билетов на делегацию мало было. На теннис ещё ходил, на пятиборье.
«В тот же вечер Салумяэ стала чемпионкой. Вот тут и пошло веселье!»
– Ваша медаль стала первой в истории Латвии. Как-то по-особому отмечали?
– Моя медаль стала первой для всех трёх прибалтийских стран. Поэтому вечером собрались руководители, тренеры из Эстонии, Латвии и Литвы, поздравили меня с завоеванием первой награды… А в тот же вечер Эрика Салумяэ из Эстонии стала олимпийской чемпионкой по велотреку – новости пришли около девяти часов вечера. Вот тут-то и пошло веселье! Сразу вторая медаль – и уже золотая! Но я так сильно устал, что, как только появилась возможность, оттуда уехал. Сказалось напряжение, ответственность – праздновать уже не было сил.
– Вы уехали, а начальство, наверное, праздновало вовсю?
– Конечно! Первая медаль – это хорошо, но золото лучше!
Собрались руководители, тренеры, поздравили меня с завоеванием первой награды… А в тот же вечер Эрика Салумяэ стала олимпийской чемпионкой по велотреку – новости пришли около девяти часов вечера. Вот тут-то и пошло веселье!
– Вас на радостях чем-то наградили?
– На месте ничего не было. Но когда мы вернулись домой, естественно, была и государственная награда, и премия. По тем временам премии были очень солидными – лучше, чем в Сеуле.
– Дома встречали с распростёртыми объятиями?
– Разумеется. Интересно, что встречали нас несколько раз подряд. Из Барселоны чартерным рейсом все три прибалтийских делегации прилетели в Литву. Нас сначала встречали там. Потом, когда мы поехали в Латвию, нас встречали уже на этой границе – там шампанское пили. Потом моментально нас на телевидение пригласили – там ещё раз отметили возвращение. В общем, встречали нас тепло и радостно, но это и неудивительно.
– В бытовом плане были какие-то интересные истории в Барселоне?
– Да, есть одна. Там вообще была большая проблема: в жилых помещениях не было кондиционеров. В служебных помещениях, в столовой, на стрельбище были, а там, где мы жили, не было. А жара стояла ужасная! В итоге нам на делегацию дали несколько вентиляторов, и перед выступлением, за сутки или за двое, мне такой вентилятор дали, чтобы я мог более-менее выспаться. Когда я закончил выступления, естественно, вентилятор пошёл дальше (улыбается). Без него спать было невозможно: влажность сумасшедшая, а окна не раскроешь – рядом со зданием проходила дорога, там постоянный шум – ни отдохнуть, ни выспаться.
Эрика Салумяэ
Фото: РИА Новости
«Нас бы не поняли, если бы тебе засчитали десятку»
– Вы один из уникальных спортсменов, принимавших участие в девяти Олимпиадах. Этот факт греет душу?
– Конечно, приятно, когда идут такие разговоры. Во всём мире только у канадца Миллара больше – 10 Олимпиад, а у меня и австрийского яхтсмена – по девять. Но замечу, что у меня никогда не было цели набрать большое количество. Как получилось – так получилось. Вышло, что остановился на девяти. А 10-й у меня была «Дружба», которая не считается (улыбается).
– Какие Олимпиады запомнились больше всего?
– Хорошо помню как раз «Дружбу-84», где я сделал 599 очков. А чемпион в Лос-Анджелесе попал 595. Представляете, какая разница? Он бы даже в медали в Москве не попал – такие плотные и высокие результаты у нас были. Хорошо помню свою стрельбу, как чётко всё выполнялось. В последней серии была девятка, очень близкая к десятке. Судьи даже мерили специальным приборчиком. В коллегии было трое судей: двое советских, а один – из Европы. Европеец палец вверх поднял – засчитал десятку, а наши – палец вниз. Почему так – непонятно. А потом мне объяснили, мол, нас бы не поняли, если бы тебе засчитали здесь десятку.
Сеул в 1988 году был лебединой песней. Там всё сложилось, как надо. Стрельба была обалденная: чёткая, понятная, осмысленная. В финале я сделал 100 очков – две чётких серии по 50. Это когда стреляешь серию – и сразу понимаешь, что все десятки попал. Вторым тогда остался Шуман. В Барселоне такой лёгкости, как в Сеуле не было. Работа была рваной, тяжёлой. Я эту серебряную медаль оцениваю вровень со своей золотой. Я выдержал, завоевал её – было очень сложно.
– К следующим Олимпиадам как готовились? В одиночку в Латвии?
– Одному практически невозможно тренироваться. Должен быть коллектив, разборы, контрольные стрельбы, прикидки. Так что я снова приезжал на сборы, на соревнования в Россию, в Украину. Хорошие отношения со спортсменами, с руководством остались, и они были не против того, чтобы я приезжал. А в Латвии и условий-то никаких. Стрельбище было, но тренера, как такового, у меня не было. Мой наставник Лацис Янис умер в 1984 году, и я в принципе остался один.
– Сейчас ситуация как-то изменилась к лучшему?
– Есть молодые, талантливые ребята, правда, в другом упражнении – в стрельбе из пневматического пистолета. Они становились чемпионами Европы в команде, призёрами личных соревнований. Но в моём виде никого так и не появилось.
– Вы до сих пор выступаете?
– Я по-прежнему поддерживаю спортивную форму, но больше для себя. В этом году на соревнованиях я пока не выступал, а как дальше будет – пока не знаю.
– Чем занимаетесь помимо спорта, где работаете?
– Моя работа тоже связана со стрельбой – работаю в тире МВД в Риге, являюсь инструктором. В ближайшее время планирую этим и заниматься.
