Фрирайд – это безумие в его чистом виде. Занятие для сумасшедших. Спортсмены на огромных скоростях спускаются по девственным склонам гор, выполняя при этом всевозможные трюки. Может, они не хотят жить? А вот это вряд ли. По крайней мере, россиянин Иван Малахов, сражающийся за место на подиуме в Мировом туре Swatch Freeride World Tour 2016, оказался невероятно жизнерадостным и полностью вменяемым парнем. Прямо с Аляски он рассказал корреспонденту «Чемпионата», где в Смоленске найти горы, как ремонтировать пластиковые лыжи с помощью целлофановых пакетов, что нужно знать, чтобы спастись от лавины, и зачем нужно заставлять всех окружающих испытывать неподдельный ужас.
«Заливал лыжи жжёными пробками от шампанского»
– Иван, вы родом из Смоленска – вокруг нет высоких гор на сотни километров. И как же так получилось, что вы стали одним из лучших фрирайдеров мира?
– Начну с того, я на беговых лыжах катался со склонов местных холмов лет с шести. То есть горнолыжником, сам того не зная, стал ещё до того, как впервые увидел настоящие горные лыжи. Это было довольно странно. Что-то было внутри меня такое, из-за чего горнолыжные спуски меня всегда к себе влекли. Мне даже снилось, что в Смоленске есть какие-то необычные горы, крутые склоны. Гор я всё-таки не нашёл, но зато обнаружил в лесопарке довольно большую горку, на которой и катался.
Когда поворачивать становилось невозможно, брал целлофановые пакеты или пробки от шампанского и образовавшиеся в лыжах дыры заливал жжёным пластиком.
– И это всё ещё на беговых лыжах?
– Да. Когда я пришёл к тому, что стал прыгать дропы, лыжи стали ломаться. На горные я встал потому, что они не ломаются. Поначалу мне не понравилось: на беговых лыжах удобнее было, но потом осознал, что это даёт мне больше возможностей. В итоге начал работать над горнолыжной техникой. Выходит, катаюсь на горных лыжах с 16 лет – а это очень поздно. В этом возрасте горнолыжники, понимающие, что у них нет перспектив, уже заканчивают карьеру, поскольку понимают, что уже не будут чемпионами.
– Наверняка до сих пор помните свои первые лыжи?
– Конечно. У меня были очень старые болгарские лыжи, на которых катался года три, назывались «Младость». Я так много на них катался, что пластиковый «скользяк» в районе кантов просто стёрся. Когда поворачивать становилось невозможно, брал целлофановые пакеты или пробки от шампанского и образовавшиеся дыры заливал жжёным пластиком. Хватало его ненадолго, он крошился, выпадал, так что делать это приходилось почти каждый день. Так и катался – вечером заливал пластик, парафинил лыжи, а на следующий день шёл на склон.
– Горнолыжной технике вы обучались самостоятельно?
– Меня никогда не учил тренер. Просто дал пару советов – и на этом всё закончилось. Но, конечно, нельзя говорить, что я сам родил горнолыжную технику – смотрел по сторонам, пробовал повторить. У нас был горнолыжный клуб, была возможность кататься на горе с подъёмником, и это был главный стимул учиться. Я пользовался теми возможностями, которые у меня были, строил там сам себе трамплины, прыгал с них. В будние дни подъёмник не работал и я ходил по другим горам – пешком без разницы, где подниматься, так что выбирал склоны покруче. А потом понял, что в полёте можно какие-то трюки придумывать. Стал пробовать – и начало получаться.
– Родители не беспокоились, что вы себе шею могли сломать?
– Родители особо за меня не переживали: приглашал их на горку, они раз в год приходили посмотреть на полчаса – вот и всё. Поэтому разрешения у них не спрашивал. А вообще, к тому моменту, как начал делать трюки, прыгал по прямой много лет. Была выстроенная последовательность обучения. Сначала у меня было хорошее ОФП, потом годы горнолыжной техники, потом прямые прыжки, а в конце концов – трюки. Обычно люди получают травмы, когда перепрыгивают какие-то ступени. Современные горнолыжники иногда покупают лыжи для фристайла, идут и прыгают трюки, не умея толком кататься. Конечно, у них и риск травматизма выше.
Иван Малахов
Фото: freerideworldtour.com
«На велосипеде перетирал подшипники в колёсах»
– Летом местные склоны вас не отпускали? Отсюда и навыки велотриала, в котором вы тоже добились немалых успехов?
– Я всегда всё делал от души, для себя. И на велосипеде тоже очень любил кататься. Катался так много, что просто перетирал подшипники в колёсах. У меня ломался руль, рама – всё что угодно. И горным велосипедистом тоже стал, сам об этом не подозревая.
– Полагаю, навороченного горного велосипеда у вас тоже не было?
– Да, велосипед у меня был самый дешёвый – дорожный, советский, что-то типа «Минска». Мне с ним немного папа помогал, который работал на станции туристов. Мог отремонтировать что-то, заменить деталь, да и меня этому немного научил. А горные велосипеды, которые появлялись в 90-х годах, – это была для меня мечта.
– Трюки на велосипеде осваивали самостоятельно, как и горные лыжи?
– Об этом стоит рассказать подробнее. В 1997 году увидел, как один мальчик, когда подпрыгивает на велосипеде, как-то хитро давит на педали. Это называется банни-хоп, как я потом узнал. Стал осваивать этот элемент, на заднем колесе ездить – циркач такой! И только потом узнал из журнала, что преодоление препятствий на велосипеде называется велотриалом. Как-то мои упражнения увидела пара подростков. Объяснил им, что это, научил кое-чему. И эти мальчики взяли велосипед «Десна», заварили крепление, где он должен складываться и которое постоянно ломалось, приварили перекладину на раму, поставили прямой руль, как на горном велосипеде. И постепенно начали прыгать лучше меня. Один из этих мальчиков – Дмитрий Вавилкин – впоследствии стал участником Кубков России по триалу, способствовал проведению чемпионатов России в Смоленске. Любопытно, что я так повлиял на чужую жизнь.
– А вы не пробовали заниматься организационной деятельностью, собирать людей вместе, может, тренировать кого-нибудь?
– Пробовал. Основал смоленский экстрим-клуб, пытался развивать это движение, находить на это деньги. Мы сами варили перила, железные трамплины. Я думал, что это всё даст какой-то толчок, но в итоге всё шло очень туго. У меня даже была мечта горнолыжный склон в Смоленске построить. Но я по сути был ребёнком, и возможностей не было. А потом сосредоточился на своих собственных делах.
«Спуск – это выжимка всех ожиданий, переживаний и подготовки»
– Фрирайд как вид спорта ассоциируется с абсолютной свободой на горе. Так ли это на самом деле или ощущение обманчиво?
– Начну с того, что современный фристайл и фрирайд судить очень трудно. В спорте высших достижений очень трудно выделиться: уровень лыжников очень близкий. И победитель определяется по мелким, формальным признакам. Спортсмены, которые участвуют во фрирайде, стараются понять, что может понравиться судьям, и пытаются это сделать в рамках своего стиля катания и возможностей. Фрирайд – это, конечно, полная свобода. Но если ты просто съедешь по прямой с горы, то займёшь 15-е место. Ты должен набирать сложность, делать что-то такое, что, возможно, тебе не нравится.
– В чём состоят ваши сильные и слабые стороны?
– Я могу прыгать очень большие дропы и очень быстро ездить – и использую это преимущество. Другие лыжники ездят медленнее, но они прыгают трюки – так можно занять призовые места. От этапа к этапу критерии победы могут меняться. Например, на последних двух стартах первые места занимали лыжники, делающие трюки. А те, кто их не делал, вроде меня, остались в проигрыше. Но это моя проблема. Значит, я не сделал ничего такого страшного, чтобы быть лучше парней с трюками.
– Приходится ли на склоне бороться самому с собой, со своими страхами?
– Конечно, постоянно приходится себя переламывать. На Аляске просто съехал по прямой – и это был один из быстрейших спусков в моей жизни! Это всех поразило, а я преодолел себя. Раз от раза пытаюсь сделать что-то более сложное, более страшное и впечатляющее. Это усложнение элементов и есть преодоление себя.
– О чём думаете во время спуска — только о том, как и куда ехать?
– Вообще, участие в чемпионате мира – это огромный стресс. Я много раз участвовал в соревнованиях квалификационного тура – но это другое. А заставлять себя не нервничать – это очень трудно. Здесь просто нужно спокойно делать свою работу, но получается не всегда. На Аляске сделал отличный прыжок, проехал по прямой. Думал, что сделал самую важную часть, и осталось просто доехать до финиша. Такие мысли мне повредили: дальше ехал медленнее, чем нужно было, тем самым теряя баллы, а в конце ещё и упал. Это какая-то нелепица! Нужно было быть более агрессивным, собранным до конца. И так каждый раз, поскольку спуск, который длится несколько секунд – это выжимка всех твоих многодневных ожиданий, переживаний, подготовки. Нужно, чтобы всё сложилось.
Обычно я смотрю на склон и думаю, что бы сделать такого страшного, чтобы все пришли в ужас. Но всё надо делать разумно, я и сам жить хочу.
«Посмотрел где прыгал, и ужаснулся»
– Как фрирайдеры выбирают маршрут, по которому они поедут?
– Обычно мои соперники смотрят, где можно прыгнуть с кочки, чтобы набрать хорошие баллы. А я смотрю и думаю, что бы сделать такого страшного, чтобы все пришли в ужас. Но всё надо делать разумно, я и сам жить хочу. То есть у меня должна быть возможность упасть, если что-то пойдёт не так. В целом же пытаюсь выиграть соревнования, изображая на склоне что-то очень страшное.
– И сколько времени занимает разведка склона перед боем?
– Обычно всё очень просто: день просмотра – и ты стартуешь! На квалификационном туре дают час, иногда меньше. Но если ты стартуешь сотым, то у тебя есть часа три и возможность посмотреть на соперников. На Аляске было по-другому. Нам прислали фотографии в HD-качестве, и, когда нас привезли на гору, все примерно знали, куда поедут. Уже выбрали какие-то основные варианты, и стресса на старте было меньше.
– Цена ошибки при предварительном выборе маршрута высока?
– Когда спускаешься, гора выглядит совершенно иначе, чем со стороны. Почти всегда ты уже спускаешься и думаешь: «Твою мать! Всё совсем по-другому!» Бывают места, где просто нельзя проехать. Поэтому нельзя выбирать какие-то такие места, где есть вопросы, где можно остановиться. Сноубордист туда приезжает и всё, отстёгивает доску – это ноль баллов. С лыжниками похожее бывает, но им проще, они могут посмотреть и уйти пешком или траверсом, однако это сразу убивает оценку. Во фрирайде вообще нельзя останавливаться – за это очень сильно снижают баллы. Нужно ехать очень быстро и всё делать круто – зрителям это нравится больше всего. Правда, судьи не всегда с этим согласны: иногда для них лучше тот, кто притормозил, но проехал интереснее. Здесь нужен тонкий баланс между скоростью и сложностью.
– Вы на склоне делали что-то такое, что бы потом никогда в жизни не рискнули повторить? Что-то особенно дикое или страшное?
– Не припоминаю. Бывает, что ты ошибаешься при выборе маршрута и хочешь что-то переделать – но это другое. А так, чтобы я сильно испугался, – нет. Но здесь есть один нюанс: когда ты спускаешься, то едешь очень быстро, и пугаться просто не успеваешь. На соревнованиях порой действительно прыгал какие-то страшные вещи, которые в обычной жизни делать не стал бы. Зачем мне лишний риск? А на скорости нет времени думать – ты видишь, что высоко, но не успеваешь испугаться. Как-то в Австрии приехал на склон уже после старта, посмотрел, где прыгал и ужаснулся. Но в стрессе соревнований как раз и раздвигаются границы человеческих возможностей.
– Бывает ли так, что вы смотрите на выступления соперников и удивляетесь тому, что они делают?
– Конечно. В этом сезоне уже были такие суперпроезды. А в прошлом году Джереми Хайнц съехал по прямой. Со скоростью около 140 километров в час. Это нормально для горнолыжного скоростного спуска, когда едешь на специальных лыжах по гладкой, как стол, трассе. Но фрирайд – это совсем другое дело. А недавно Рене Баркеред прыгнул какой-то дикий 20-метровый дроп, причём через горизонтальную скалу, где нужно было очень далеко лететь в длину. Всё это выглядело просто ужасающе.
Иван Малахов
Фото: freerideworldtour.com
«Однажды я падал в лавине километр…»
– Какими качествами должен обладать фрирайдер мирового уровня?
– В первую очередь, конечно, нужно очень хорошо кататься на лыжах. И в это понятие входит очень много всего. Человек должен очень хорошо прыгать, владеть фристайлом, разными стилями катания. Иначе говоря, он должен обладать всеми навыками, а из них в конкретный момент выбирать нужные. У фрирайдеров нет рамок и ограничений, как у обычных лыжников. Во-вторых, важно хорошо ориентироваться на местности. Фрирайдер должен хорошо чувствовать рельеф горы, интуитивно понимать, куда ему ехать. И, конечно, должен уметь ориентироваться на горе, посмотрев на неё со стороны и понимая, что сверху она выглядит совсем иначе. Хороших фрирайдеров отличает то, что они, даже не видев гору со стороны, примерно могут угадать, где что можно делать, а что нельзя. И третий фактор – быть стрессоустойчивым, не нервничать и не бояться. Например, в случае схода лавины, если ты испугаешься, то просто попадёшь в неё и разобьёшься.
– Вам часто приходилось сталкиваться с лавинами?
– Много раз. Каждую зиму бывает хотя бы один случай. Это зимой было две небольших лавины. Один раз треснул склон – уехал в сторону. Другой – на меня сверху спустили струю снега, которая меня подхватила. Начал падать, но всё-таки сумел отъехать в сторону. Особого риска не было. Единственное, что помогает – ты всегда должен быть настороже, бояться лавин круглосуточно, ежеминутно, ежесекундно – это и позволяет уберечься. Когда выхожу на склон, то всегда думаю, что сейчас может пойти лавина, смотрю, откуда она может пойти, куда отъезжать. Так что в этих случаях был готов и особо не рисковал.
Когда спускаешься, гора выглядит совершенно иначе, чем со стороны. Почти всегда ты уже спускаешься и думаешь: «Твою мать! Всё совсем по-другому!»
– А бывали опасные для здоровья лавины?
– Бывали и опасные для жизни! Однажды падал в лавине километр и сломал левую ногу. При этом лавину тоже спустил кто-то сверху. Вроде оказался невинно пострадавшим, но всё-таки был виноват: не подумал за других людей – не предположил лавину.
– Фрирайд не входит в программу Олимпийских игр и вряд ли войдёт в ближайшие годы. Нет желания перейти во фристайл или горные лыжи?
– Да я уже старый. Если бы у меня в детстве была такая возможность, то занимался бы олимпийскими горными лыжами – это престижный вид спорта. А если говорить честно, то многие фрирайдеры – это фристайлеры-неудачники, у которых не сложилось, или они уже старые. Есть, конечно, и чистые фрирайдеры вроде того же Баркереда. А универсалов, способных успешно соревноваться в разных лыжных видах, немного. Кстати, были случаи, когда Мировой тур приглашал лыжников из Кубка мира, чтобы они приняли участие в одном из этапов. Их спуски, конечно, выглядят нелепо. Но лыжник уровня Кубка мира всё равно съедет с любой, даже самой сложной горы. Вот Дэрон Ральфс, например, был победителем этапов Кубка мира по горным лыжам, а в 36 лет перешёл во фрирайд. Катается сейчас, в фильмах снимается, у него всё отлично.
– Как оцените свои перспективы в Swatch Freeride World Tour 2016 перед финалом сезона?
– Сейчас борьба за высокие места не имеет значения. Заняв десятое место на этапе в Шамони, я выпал из этой борьбы. Тактика проста: есть пять этапов, худший из которых в зачёт не идёт. И ценой риска падения нужно стараться на каждом этапе быть в призах. Когда четыре раза попадаешь в призы при одном падении, то становишься чемпионом. А когда уже один раз стал десятым, то сам себя лишил возможности рисковать. Так что когда почти невозможно попасть в тройку, неважно, какое место займёшь. Важно было квалифицироваться на следующий сезон, и это уже сделал.
«Все одинаково рискуют, поэтому уважают друг друга»
– Какая гора в Мировом туре оказалась самой впечатляющей?
– Мнения разные: кого-то одна гора впечатляет, кого-то – другая. А меня все не впечатляют одинаково. Даже гора на Аляске… Она вроде бы лучшая, но ничего особенного в ней нет: короткая и препятствий немного. А в Австрии вообще 20 человек проехали одинаково. Представляете себе? 20! Это говорит о том, что гора не предлагала разнообразия вариантов. Самое смешное в этом, что я-то поехал по-другому, но мне дали только 14-е место за оригинальность – это глупо просто.
– Неужели в мире нет ни одной горы, которая вас впечатлила?
– Надеюсь, что меня впечатлит гора Бек-де-Рос в Швейцарии, где пройдёт финал. Это самая сложная гора в соревнованиях по фрирайду. Высота – 3300 метров, большая, очень крутая, вся в скалах, в камнях – выглядит страшно. Я ещё с этой горы никогда не катался, поэтому непонятно, что меня ждёт. То, что я с неё не катался, очень плохо для меня: чтобы бороться за призы, нужно обладать неким опытом. Я ведь только на старте пойму, как эта гора выглядит сверху. И, думаю, она должна меня поразить.
– Какие цели ставите перед собой на финал соревнований с учётом отсутствия опыта на конкретной горе?
– Всегда нужно ставить для себя самые высокие задачи. А это значит – бороться за самые высокие места, какие только позволяет ситуация. Иногда бывает так, что один лыжник весь сезон доминирует, и с этим ничего не сделаешь. А как самому стать таким лидером, пока не знаю. Многое в нашем спорте зависит от удачи. Хотя не верю ни в приметы, ни в суеверия, но иногда мне кажется, что против меня кто-то болеет.
– Неужели есть недруги среди соперников?
– Возможно. Но в целом здесь дружный коллектив, никто ни с кем не ругается, все занимаются одним делом, одинаково рискуют, поэтому относятся друг к другу с уважением. Так что призывы «показать америкосам на Аляске, что русские могут», которые иногда слышу, меня забавляют. Они все мои друзья, все хорошие ребята, так что ничего никому специально показывать не собираюсь. На Аляску пробился благодаря собственным усилиям. Когда я что-нибудь выиграю, все скажут, мол, Россия вперёд и так далее, но это ведь всё благодаря моим личным усилиям.
– То есть вы себя не ассоциируете со страной?
– Нет, я как раз большой патриот. Для меня это не пустые слова. Но дело в том, что никакой помощи от государства у меня никогда не было и нет. Я выступаю на соревнованиях за счёт своих спонсоров, а это просто продавцы одежды, горных лыж да другой экипировки, которые продвигают свои продукты. Знаете, в России вот принято с придыханием относиться к иностранцам, к тем же спортсменам, но ведь они-то же сделаны из мяса и ничем не лучше.
– Как думаете, ваш пример способен вдохновить ребят пойти на гору и заняться таким же экстримом или просто горнолыжным спортом или фристайлом?
– Напрямую, так чтобы кто-то подходил и говорил, что из-за меня начал заниматься спортом – такого не припоминаю. Но вообще, думаю, это возможно. Ко мне часто подходят сфотографироваться, каждый день пишут в социальные сети сообщения с вопросами, пожеланиями, в том числе и о том, что мой пример вдохновляет. Ведь мы действительно занимаемся популяризацией фрирайда, как вида спорта.
Иван Малахов
Фото: freerideworldtour.com