«Ребята, у вас теперь такая халява!»
Сейчас, когда коммерческие и прочие старты идут каждую неделю, прозвучит смешно, но до московской Олимпиады я всего лишь раз выступала за рубежом. Во-первых, просто пробиться в сборную СССР по тем временам было отдельной темой. Я до сих пор ежегодно летаю в Бишкек, где проводятся соревнования моего имени, и не устаю повторять: «Ребята, да у вас теперь такая халява!». 15 разных государств – и у всех свои команды! Мне же было непросто ещё и потому, что представляла я Киргизскую ССР, периферию, чтобы пробиться оттуда – надо было быть на пару, а лучше на тройку голов выше, да ещё чтобы тебе немного повезло.
Мне и повезло – я выступала за «Динамо», и так получилось, что после третьего места на Спартакиаде народов СССР 1979 года (она считалась первым отбором к московским Играм) стала единственной представительницей этого влиятельного общества в прыжках в длину, кто всерьёз претендовал на попадание в олимпийский состав. И меня включили в команду третьим номером – то есть решением тренерского штаба. Мотивировка – девушка молодая, пусть будет с прицелом на будущее.
Нет, нельзя сказать, что я этого не заслуживала: стала лучшей среди наших на зимнем чемпионате Европы в западногерманском Зиндельфингене (тот самый первый выезд за рубеж), потом третьей на главном отборе – мемориале Знаменских в Москве, за полтора месяца до Олимпиады. В общем, всё сложилось. Сама я воспринимала своё попадание в команду спокойно, всё же вопросом жизни и смерти это для меня не было, 20 лет всего. А вот первые номера – Татьяна Скачко и Лидия Алфеева — думаю, относились иначе. Для них это был последний шанс.
Страшный сон перед стартом
Думаю, моё спокойное отношение к происходящему мне в итоге помогло. Хотя вот перед самыми соревнованиями мне приснился ужасный сон – никогда такого не было. Будто бы прихожу я на стадион и понимаю, что забыла шиповки. Проснулась в холодном поту и потом долго думала: к чему бы это? К хорошему или плохому? Но было очень страшно.
Квалификацию преодолела с первой попытки и, в общем, ничего такого не почувствовала. Ну да, полная чаша болельщиков, гигантский стадион, как бы страшновато. С другой стороны, болеют-то за тебя. Тогда не очень было принято приглашать родных, близких, никаких пригласительных нам не давали. На трибунах сидел только мой личный тренер, Лев Матвеевич Эльтерман. Помню, как искала его глазами по трибунам, знала, что он сидит где-то среди тренеров. И так радовалась, когда его увидела, ну хоть какое-то родное лицо!
Олимпийской чемпионкой я стала в последней попытке. До этого почти с самого начала шла третьей, и тихо ликовала – бронза, ё-моё, я в призёрах! Ничего больше не надо! И тут в пятом прыжке полячка Влодарчик меня обходит… У меня сразу в голове переполох, адреналин, что делать? И тут вспоминаю. В сборной СССР был тренер по прыжкам – Витольд Анатольевич Креер, очень жёсткий мужчина. Мы по его требованию вели дневники тренировок, потом в конце сезона ему их сдавали. А в начале сезона в новом дневнике он фломастером крупно писал на обложке: «Пока есть попытка – ты не проиграл». И у меня перед глазами эта картинка прямо встала.
«Чувствую, что лечу и не хочу приземляться»
Ну что, терять нечего. На целую стопу подношу разбег вперёд – всё равно с каждой попыткой из-за усталости начинаешь всё больше недоступать. Была – не была. Разбегаюсь, отталкиваюсь и уже в прыжке ощущаю, что буквально лечу. Непередаваемое ощущение. Казалось бы, ну что такое 10 сантиметров разницы между двумя прыжками, да? Мизер, длина пальца. А у меня было чувство, что я лечу, лечу и не хочу приземляться…
Рёв трибун, я стою в каком-то оцепенении, жду результата. И на табло медленно-медленно загорается: семь, потом ноль, потом шесть. 7,06, я лидер! Олимпийский рекорд! Ну что тут сказать, целая гамма чувств. Бросилась обниматься к своим, а сама себя такой виноватой чувствую – я же у Скачко, нашего лидера, золото отнимаю! «Тань, извини, пожалуйста, я не хотела», — говорю. Обнялись и ждём последнюю попытку немки Вуйяк. Видим – ох, далеко прыгнула. Снова ждём, смотрим на табло. Как же всё медленно. Семь… Ноль… Четыре. 7,04! Я – чемпионка!
Сложно описать первые минуты, часы после этой победы. Это какое-то переплетение всех возможных эмоций – счастья, недоверия, вины, ответственности. Я же совсем зелёная была, толком не представляла, что делать. Ну вот выиграла, хорошо, а дальше что? Как себя вести, куда идти, что говорить? За тобой тучи фотокорреспондентов ходят, неудобно так. Раньше же совсем не принято было с флагом бегать. Слава богу, судьи нас собрали, повели на награждение. Среди судей наши ребята были из Киргизии, смеются, поздравляют, у меня слёзы ручьём. Потом допинг-контроль и пресс-конференция. И я говорю журналистам: «Вы меня простите, если что, но это моя первая в жизни пресс-конференция».
«Кока-колу пробовали, хоть тренеры и запрещали»
После победы автобус отвёз нас на базу в Подольск – там наша легкоатлетическая команда прожила весь период подготовки и сами Игры. В Олимпийскую деревню мы так до конца и не переселились. То есть было как: мы туда заехали, как бы официально заселились, получили свои номера, а потом собрались – и уехали к себе на базу. Тренеры считали, что атмосфера деревни помешает нам выступать. Это, в общем-то, логично: нам выступать во второй половине Игр, кто-то уже отстрелялся, кому-то предстоит, нервы, шум-гам, песни-пляски.
Нет, нас отпускали в Олимпийскую деревню – так, погулять в день отдыха. Автобус из Подольска туда и обратно ходил несколько раз в день. Мы приезжали и первым делом шли в круглосуточную олимпийскую столовую. Это при том, что спортсменам сборной СССР вообще грех было жаловаться на питание. Но в этой столовой было всё – бери, что хочешь. По нынешним меркам ничего особенного – ну, шведский стол, ну «фанта» с «кока-колой», делов-то. А для нас, советских, это был как аттракцион. Сейчас уже можно сказать: хоть тренеры и запрещали, мы всё равно «кока-колу» пробовали.
К сожалению, полностью насладиться своей победой не получилось, церемония закрытия прошла уже без меня. В семье случилось несчастье, и я на следующий день срочно улетела домой. На этом для меня московская Олимпиада завершилась.
«До ветерана ещё не доросла»
Перед началом Олимпиады нам было объявлено, что победители получат по 10 тысяч рублей. Это в то время стоимость «Волги». Потом начали выплачивать – и выяснилось, что удержали подоходный налог плюс налог на бездетность (был тогда такой). Помню, ещё удивлялись: мы же совсем молодые люди, какой налог на бездетность? В общем, на руки получилось что-то около семи тысяч. Конечно, в родной Киргизии ещё что-то добавили, но по сравнению с нынешним временем это было всё очень незначительно. Никакой обиды у меня нет, мы жили в таком мире, другого не знали.
Не могу сказать, что так уж часто переживаю то время, вот журналисты разве что не дают забыть. Видимо, ещё не дожила до того возраста, когда начинается ностальгия и воспоминания. У нас в подмосковном Королеве иной раз проводят разные торжественные мероприятия, так меня просят: «Татьяна Алексеевна, может быть, наденете ленту с медалями, как все ветераны?». Я всегда отвечаю: «Спасибо, но я ещё не доросла до ветерана».