Фил Эспозито был лучшим игроком сборной Канады в легендарной Суперсерии – забивал голы, отдавал передачи, держал ответ перед разъярёнными болельщиками, когда его команда проиграла домашнюю часть серии. И в каждой игре так жёстко зарубался с Борисом Михайловым, что это положило начало вражде на долгие годы.
«Он дал мне клюшкой по яйцам, я чуть не взвыл! Мне хотелось его убить»
«Меня не задели слова Эспозито о том, что в сборной СССР он уважает всех, кроме меня. Наоборот. Значит, что-то я стою. Эспозито считал, что он здоровый и только сам может больно делать. Удивлялся, когда в ответ получал. У нас амуниция была такая, что ноги спереди защищались щитками, а икры оставались открыты. Вот Фил и повадился тыкать мне туда клюшкой. Раз, второй, третий… А это больно, между прочим!
Канадцы играли в более совершенных щитках, с нахлёстом, прикрывавшим ногу целиком. Ответить Эспозито я не мог. Стал думать, как отыграться. И сообразил, что у него подмышка открыта. Ну я и сунул. Фил же высокий, мне снизу сподручно. Он взвыл, я понял, что нашёл болевую точку. Так и обменивались любезностями: он — по икрам, я — по рёбрам. Ему надоело, с кулаками полез, потом выражаться стал. Я посылал на чистом русском. Думаю, Эспозито потом перевели, куда именно. Прекрасно понимали друг друга!» — вспоминал Михайлов.
В седьмом матче серии Эспозито уже привычно сошёлся с Михайловым в зоне сборной СССР. Один дал другому клюшкой, второй ответил, и пошло-поехало. Судья дал свисток, Михайлов махнул на соперника рукой и поехал на скамейку запасных. Эспозито тоже махнул рукой, но уже в штрафбоксе дал волю эмоциям. Он провёл пальцем по горлу, глядя через площадку, а затем показал сжатые кулаки. «Ты и я, давай драться».
ВИДЕО
«Кому показал жест рукой по горлу? Михайлову, кому же ещё… Он дал мне клюшкой по яйцам, я чуть не взвыл. Судья же промолчал. Если бы кто-то в НХЛ ткнул меня туда, ему бы не поздоровилось. А Борис уехал от меня невредимым. Он, правда, говорит, что я тоже врезал ему. Но, если честно, я не помню… Мне хотелось убить Михайлова, но я тогда так ничем и не ответил».
Суперсерия была не просто хоккеем, это было противостояние двух миров, двух систем – капитализма и коммунизма. Я ненавидел коммуняк. Вся ваша команда, ваши болельщики были представителями коммуняк. Таких эмоций никогда в жизни я больше не испытывал. Это была настоящая война на льду», — вспоминал Эспозито.
«Сколько раз ты мне под колени клюшкой тыкал?» Тогда сказал: «Ладно, мы квиты»
Этот «жест смерти» Эспозито ещё не раз будет в шутку демонстрировать после завершения карьеры, вспоминая своё знаменитое удаление. Великое примирение с Михайловым должно было состояться на праздновании 40-летия Суперсерии. «Я никогда не любил Михайлова и никогда не полюблю. Не знаю, будет ли он там, да и мне плевать. Если встречу его, так прямо и скажу, что он мне не нравится. Не уверен даже, что пожму ему руку», — говорил Эспозито перед путешествием в Москву.
«Мы выходим из самолёта, нас встречают Михайлов, Третьяк, Якушев и Петров. Я жму руки Третьяку, Якушеву и Петрову, потом смотрю на Михайлова и говорю ему: «Ты мне не нравишься». Он отвечает: «А ты мне не нравишься». Тогда я начал объяснять, почему он мне не нравится: «Ты мне по яйцам засадил, а тебе не смог ответить, это уже ни в какие ворота». Он отвечает: «Нет-нет, погоди. Ты ещё как мне ответил, после этой серии мне пришлось лечь в больницу на операцию. Сколько раз ты мне под колени клюшкой тыкал?». Тогда я сказал: «Ладно, мы квиты», — рассказывает Эспозито. В той поездке он всё же зарыл топор войны и помирился с Михайловым, на публике они по-дружески обнимались и даже вместе встали на тренерский мостик сборной мира в юбилейном матче.
Фото: Алексей Беззубов, photo.khl.ru
Михайлов рассказывал, что непримиримая война между ним и Эспозито с самого начала ограничивалась исключительно ледовой площадкой: «Мы жёстко выясняли отношения только на льду, вне площадки общались нормально. «Privet, Boris! — Hello, Phil!». Сейчас вообще дружим. В последний раз канадец прилетал в Москву лет пять назад. В каждый его приезд в Россию обязательно встречаемся, вспоминаем прошлое. Никаких обид давно не осталось».