Виктор Тихонов – о Сочи, дедушке, карьере

Прошло минут пять-семь после окончания матча «Спартак» — СКА в «Сокольниках», когда к раздевалке «армейцев» подошёл пожилой человек. Да, его походка уже не была такой лёгкой и пружинистой, как когда-то. Чему тут удивляться — всё-таки 83. Но в каждом шаге и жесте, в выражении лица ощущались такая порода победителя, такое чувство собственного достоинства, что о его возрасте забывалось мигом. И досужие разговоры, шутки-прибаутки вокруг приумолкли. Возобновившись, только когда дверь в раздевалку закрылась с обратной стороны.

Дедушка шёл к внуку. Трёхкратный олимпийский чемпион Виктор Васильевич Тихонов шёл к олимпийцу Сочи-2014 Виктору Васильевичу Тихонову. Фотоаппарата с собой не было, и пришлось запечатлевать стоп-кадр в собственной памяти. Который порой лучше всякой техники срабатывает.

И слава богу, что никакому ретивому охраннику у входа в раздевалку не стукнуло в голову попросить у легенды пропуск – в нашей стране обратное никакого удивления бы, увы, не вызвало. Сам видел, как пару лет назад у Олега Романцева при входе на Большую арену «Лужников», где в тот день играл «Спартак», потребовали «аусвайс» — и пока тогдашний пресс-атташе Леонид Трахтенберг не подключился, не пропускали. Стыдно было – не передать…

С Виктором Васильевичем-старшим мы знакомы давно, а вот с внуком прежде не встречались – а очень хотелось пообщаться с наследником династии. Понять, какой он, Тихонов нового поколения. Оказалось – очень открытый, непосредственный, позитивный и лёгкий в общении. Какой-то у него такой характер, что на «ты» мы перешли

буквально с первой минуты – и это было абсолютно естественно. Вы поймёте это из разговора, который потёк так, будто мы знакомы уже кучу лет.

Есть, конечно, какой-то исторический парадокс в том, что Тихонов-дедушка был символом СССР, а внук вырос в Америке. Что от длинных волос, какие развеваются у Виктора-младшего, в социалистические времена хоккейного царства старшего шарахались как от признака буржуазного разложения… На самом же деле в этом парадоксе заложен глубочайший житейский смысл. Да, времена меняются, привычки и характеры – тоже. И даже общественный строй, который во время первой из трёх олимпийских побед Тихонова, в Сараево-84, казался вечным. А преемственность поколений и их любовь – вот они. 83-летний дед идёт к внуку к раздевалку, и для 25-летнего внука каждая такая встреча – праздник.

Тихонов-старший шёл к Тихонову-младшему поделиться впечатлениями от матча, да и просто-напросто увидеть наследника. А я поймал себя на надежде, что каждым таким приходом он передаёт ему золотую олимпийскую ауру…

«ЦЕЛЬ В СОЧИ – ВЫИГРАТЬ И НЕ ОПОЗОРИТЬ ФАМИЛИЮ»
— Интересно, о чём вы с дедушкой говорили в раздевалке после матча «Спартак» — СКА? – спрашиваю Тихонова.
— Он спросил, как идёт подготовка к Олимпиаде. Немножко поговорили и об игре. Дедушка указал на пару хороших моментов, где я мог бы забить, но чуть-чуть не хватило.

— Игру он детально с тобой разбирает?
— Не так часто – больше поддерживает в психологическом плане. И подсказывает, над чем надо работать. Помню важнейший для себя момент, когда ещё играл в юниорах, в 16-17 лет за ЦСКА-2. Была очень плохая для меня игра. Сделал кучу ошибок, всё из рук валилось – в общем, страшно расстроился. Игру смотрели и дед, и отец – так настроение было такое, что даже подходить к ним и разговаривать об игре не хотелось.
Дедушка увидел, что я не хочу говорить, и сказал: «Надо уметь выигрывать, но надо уметь и проигрывать. Без поражений в спорте не бывает. Забудь всё негативное, вспомни матч, возьми из него всё лучшее и пойми, в чём именно можно прибавить и исправиться». Это мне очень сильно помогло в карьере, потому что я часто вспоминаю эти слова деда. И делаю именно так.

— В одном из интервью сразу после объявления состава олимпийской сборной ты сказал: «Пообещал деду на Олимпиаде не посрамить фамилию». Что в эти слова вкладываешь?
— Во-первых, конечно, хотелось бы продолжить его традицию и победить. А во-вторых – не опозорить фамилию. Доказать, что меня вызвали не зря и что своей игрой я достоин быть участником этой Олимпиады и этой сборной.

— Дети и внуки знаменитых родителей обречены на сравнения. У тебя никогда не было страха, что будут сравнивать с Виктором Васильевичем и это будет не в твою пользу?
— А меня и так постоянно сравнивают, я уже привык. Думаю, это, наоборот, хорошо – прибавляет мотивации чего-то добиться самому, что-то завоевать и находиться не так далеко за его спиной.

— Вот и на Олимпиаду попал – уже в чём-то стал достойным фамилии.
— Это только шаг в правильном направлении. Но теперь нужно её выиграть.

— А бывали случаи в жизни, когда родство с Виктором Васильевичем тебе помогало?
— Да, причём в Северной Америке. Там есть один известный юношеский турнир в Квебеке. Для 12-летних, кажется. Туда собирают лучшие команды этого возраста из Америки, Канады, едут и ребята из России. Но мы-то из Калифорнии, там хоккей ещё не был особо популярен. Хотели заявить свою команду на этот турнир, но нам долго отказывали. А потом наш тренер сказал, что в команде

внук Тихонова играет. И там сразу: «Хорошо, приезжайте, добро пожаловать!» (Cмеётся/)

— И как сыграли?
— У нас была не очень сильная команда, и нас поставили в самый слабый дивизион. Всех соперников из Южной Африки и ещё откуда-то мы обыграли, но потом, в полуфинале, сыграли с Детройтом, и нас разорвали – 1:7.

«ДЕДУШКА — ОЧЕНЬ ДОБРЫЙ. ПРОСТО ЛУЧШИЙ!»
— Тренером Виктор Васильевич был жёстким. А каков он как дедушка? Ругал, наказывал в детстве?
— Все говорят, что в работе он требовательный и жёсткий. А в жизни, для меня – очень добрый. Как дедушка – просто лучший, и всегда таким был (улыбается)! Всё время на позитиве и вообще не ругает. Как обычный дедушка.

— Читал, что он подарил первые коньки, когда тебе было три годика. Они сохранились?
— Да, они у нас в Латвии остались. Я в них спал, ходил, бегал по дому. Это была моя первая любовь (смеётся). А теперь вот вместе с дедушкой и бабушкой справили в Москве Новый год. И они провели с правнуком много времени.

— Он регулярно приезжает на твои матчи в Питер. Поражаетесь – учитывая его возраст?
— Очень приятно, когда он на трибуне. Кстати, за два или три года, что он приезжает, наша команда всего лишь один раз проиграла. Так что дедушка уже стал для СКА талисманом, человеком удачи!
В этом году он был на матчах в Питере уже пять или шесть раз. И, конечно, я очень горжусь тем, что он приезжает меня и нас всех поддержать. Возраст-то действительно серьёзный, и можно представить, сколько сил у него отнимает долететь или доехать из Москвы до Питера, потом сходить на хоккей и затем вернуться.

— Виктор Васильевич – трёхкратный олимпийский чемпион. Ты расспрашивал его о том, как всё это было? Или сделаешь это сейчас, перед своей первой Олимпиадой?
— Да, подходящее время будет как раз сейчас. Думаю, он очень много чего может по этому поводу рассказать. Обязательно это сделаю!

— В детстве, считаешь, ты больше брал талантом или работой?
— Надеюсь, что и тем, и другим. Но сейчас знаю, что намного больше внимания надо уделять работе. Меня всегда учили, что… работа бьёт класс, правильно?

— Порядок бьёт класс.
— Да-да, точно. И менее талантливый парень, который будет много работать, станет лучше более талантливого, но ленивого.

— Ты рос в Сан-Хосе и сейчас там бываешь каждое лето, катаешься со многими известными хоккеистами. Что в Северной Америке знают и думают о твоём дедушке?
— Все знают его историю, сколько всего он выиграл. И что дисциплина у него была жёсткая, и что физически его команды были очень сильными. Куда бы ни ездил в Северной Америке – все его знают. А знаком я с большинством игроков «акул», поскольку летом и катаюсь с ними, и в тренажёрном зале занимаюсь. У нас там остался дом, и друзей ещё со школьных времён очень много.

— Ирония судьбы: один Тихонов был символом Советского Союза, другой вырос в Соединённых Штатах.
— Я всегда ездил за отцом, а он, когда я был совсем маленьким, получил работу в «Сан-Хосе». Какое-то время мы с дедушкой виделись довольно редко, но сейчас я это компенсирую. А то, что я прожил довольно много лет в Америке, считаю, мне очень в жизни помогло. Увидел обе стороны света, пожил и там, и здесь. И хоккей на себе прочувствовал и тот, и другой. С детства знаю, что такое маленькие коробки, быстрота, жёсткость борьбы на пятачке – и пытаюсь включать это в свою игру.

— В советские времена длинные волосы, в том числе и у спортсменов, не больно-то приветствовались. Дед никогда не просил тебя подстричься?
— По-моему, просил – когда мне лет 16 было. Или отец… Уже даже не помню. И я послушался, постригся. Если меня дед попросил – я бы точно не отказал. Но у меня долго были короткие, а такие длинные я только года в 23 начал носить. И сейчас все к этому уже привыкли.

— Какие ассоциации возникают у тебя при аббревиатуре СССР?
— Победы в хоккее. Игроки-легенды, которые столько выиграли. И особенно, конечно, дед. Очень горд тем, чего он достиг.

— А со звёздами советского хоккея знаком – естественно, помимо Алексея Касатонова, твоего генерального менеджера в СКА?
— Да. Со многими познакомился ещё в Америке – когда Макаров с Ларионовым играли в «Сан-Хосе», а я там рос. А потом с игроками следующего поколения, выступавшими в «Шаркс» — Назаровым, Виктором Козловым. И даже когда команды из других городов приезжали в Сан-Хосе, отец после матчей шёл к ним поздороваться и брал меня.
Моим любимым игроком тогда был Павел Буре.

Так отец меня к «Ванкуверу» в раздевалку привёл – и я автограф получил, руки пожали. Не мыл руку несколько дней (смеётся)…

«АМЕРИКАНЦЫ ЗВАЛИ В СВОЮ СБОРНУЮ В 14-15 ЛЕТ»
— Как дед отнёсся к тому, что отец поехал работать в НХЛ?
— Кстати, я его об этом не спрашивал. Но он его всегда полностью поддерживал. И когда контракт с «Шаркс» закончился, дедушка позвал отца к себе в ЦСКА помогать. И отношения у них всегда были очень хорошими.

— Ты дедушку, кстати, спрашивал, звали ли его когда-нибудь работать в НХЛ?
— Да, звали. Но он как настоящий патриот никогда на эти посулы не поддавался и до конца работал в Советском Союзе и России. Не знаю, о каком клубе идёт речь, но дедушка рассказывал мне, как к нему подходили с чистым чеком – пусть, мол, сам проставит себе сумму зарплаты и уезжает к нам. Но он отказался.

— У тебя кроме российского есть и латвийское, и американское гражданство. То, что ты в 16-17 лет решил играть за Россию, это исключительно твоё решение или дедушка на него тоже повлиял?

— Это моё личное решение. Но вызвано оно тем, что с такой фамилией на меня просто не так бы смотрели, играй я за Америку или Латвию. Выбор тут был один.

— «Не так» смотрели бы там или здесь?
— Здесь – точно. А там – не знаю.

— Предметно тебе только Латвия играть за свою сборную предлагала или Штаты тоже?
— Американцы – только в юношеском возрасте, лет в 14-15. Но я уже уехал оттуда – и, можно сказать, исчез с их радаров. А дальше предложения были только от Латвии и России. Я с самого начала хотел играть только за Россию. И знал, что если меня «заиграют» за какую-то сборную, то нужно ждать, по-моему, четыре года, чтобы получить право играть за другую.

— Во всех матчах Олимпиады, кроме как с нами, будешь желать США и Латвии побед?
— Буду желать удачи всем своим друзьям из разных команд – тем же чехам Салаку и Червенке и новежцу Торесену. В сборной Канады играет Марло, с которым мы летом катаемся. Но главное — чтобы мы выступили удачно. Ещё с Комаровым из сборной Финляндии знаком…

— Провокатор он знатный – сколько уже соперников на него жаловались!
— Как человек — нормальный. Просто игра у него такая – выводить из себя соперников. Команде такой человек всегда полезен, играть против него тяжело. Он приносит пользу своей команде, поэтому не могу его ругать.

— Учитывая, что несколько лет ты провёл и в Финляндии, выучив язык, с Юккой Ялоненом, небось, по-фински разговариваешь?

— Нет, большей частью я финский, к сожалению, забыл. Когда слышу – некоторые слова вспоминаю. Но сказать уже тяжело. Пожил бы пару-тройку месяцев – многое бы вернул.

— Никогда не разговаривал с сыновьями других наших хоккеистов, которые выступают за другие сборные – американцем Гальченюком, финном Барковым, швейцарцем Быковым?
— Пока не доводилось. Но поговорить с ними мне было бы очень интересно.

— Может, Баркова на Олимпиаде и встретишь. Но и без них в нашей сборной много «хоккейных» детей – кроме тебя это и Тарасенко, и Емелин. Правда ли, что вас отличает большая дисциплинированность и вы воспитаны в строгом отношении к себе?
— Не готов судить о них, но о себе могу сказать: да. Во мне всегда сидит то, что я должен – да и хочу – поддерживать дух фамилии. И при этом хочется к этому добавить что-то своё.

— В детстве никогда не было чувство протеста оттого, что твой профессиональный выбор во многом предрешён?
— Нет. Мне повезло в том, что любовь к хоккею была большой с самого раннего возраста. Всегда хотел с отцом идти на тренировки – причём желательно вместо школы, хотя мама за это меня часто ругала. И если пропускал школу, то вечером она после тренировки заставляла меня дополнительно заниматься, и я с ног валился от усталости. Но не выучить уроки шансов не было (улыбается).

— Она же у тебя учительница?
— Да, и, кстати, английского языка. И ей было очень важно, чтобы я нормально учился. И сейчас она постоянно говорит, что мне нужно поступить в какой-то институт и получить диплом. Но, наверное, сделаю это под конец карьеры. Сейчас время не позволяет. Я закончил школу с хорошими оценками и потом полностью переключился на хоккей.
Мама всегда мне говорила, что у меня должен быть запасной план, если что-то вдруг бы случилось. Но я хотел быть только в хоккее – и хочу остаться в нём, когда закончу карьеру.

«В РОССИИ НРАВЯТСЯ ОТНОШЕНИЯ СРЕДИ БЛИЗКИХ И ДРУЗЕЙ»
— В Википедии написано, что твоё прозвище – Внук. Где – в СКА?
— Нет, даже не знаю, откуда это взяли. В лицо меня так никто не называет.

— А как называют?
— Тишка или Ти. А по юношам было и другое прозвище. Это смешная история. Когда я приехал в Россию и попал в школу ЦСКА, то по-русски говорил с сильным акцентом. У меня и сейчас-то он есть – когда я смотрю, допустим, на свои интервью, то понимаю это (если акцент у Тихонова и есть, то крохотный, я его не заметил. — Прим. ред.). А в первые годы был совсем жёсткий. Меня Американцем тогда звали – как только я что-то не так произносил. Смеялись всё время. Я спокойно к этому относился, поскольку и сам над собой люблю посмеяться.
Однажды в конце юношеского сезона три клуба, занявших первые места, ехали на суперфинал первенства России. Он проходил в Хабаровске, и я туда ездил с командой ЦСКА 88-го года рождения. Нас плохо кормили, и мы пошли в магазин и купили лапшу «Доширак». А кипятильник из всей команды был всего у одного человека. Я забегаю к ребятам и кричу: «Есть у кого-нибудь кипятак?» (Смеётся.) Вся команда

засмеялась и потом весь турнир так меня и звала – Кипятак.
И люди это до сих пор помнят! У нас в СКА играет Каблуков, а он как раз ездил на тот турнир. Когда мы здесь первый раз поздоровались, он сказал: «Привет, Кипятак!»

— Ты же в «армейской» школе, слышал, сдружился с Михаилом Анисиным?
— Да, в одной пятёрке играли. Дружба сохранилась – просто пересекаемся нечасто. Пару раз встретились в этом году, но видимся не так много, как когда-то.

— Как относишься к последним, скажем так, событиям в его карьере?
— Думаю, у него всё будет нормально. Он ведь играл с серьёзной травмой. Сейчас ему просто надо восстановиться, всё из головы выкинуть и уйти с головой в работу.

— Когда и благодаря кому у тебя появилась способность играть и на краю, и в центре?
— По юношам я всегда играл в центре. Только ЦСКА переставили на край. Поэтому легко играть и там, и там.

— В России ты впервые оказался только в 15 лет. Когда почувствовал, что это твоя родная страна? И почувствовал ли вообще?
— Где-то на третий-четвёртый год. Почувствовал, что меняюсь как человек, становлюсь более российским, что ли. А в первый год ходил по улицам, улыбался… И видел, что все какие-то грустные. Я привык, что в Америке все друг другу «привет» говорят, улыбаются, на позитиве. Здесь наоборот. Но потом привык. И иногда, когда летом приезжаю в Америку, хожу не расслабленный, и мне об этом, бывает, говорят (улыбается).
В России мне очень нравятся отношения среди близких и друзей. Преданность. Это на высшем уровне. У меня здесь классные отношения и с ребятами по команде, и с теми, с кем я учился в последних классах школы. А в Штатах нравится то, что все добрые, вежливые, улыбаются. Везде стараюсь видеть хорошие вещи. И, если быть настроенным на позитив, их хватает.

«ЗАКРИЧАЛ ОТ РАДОСТИ, ЧТО ПОПАЛ В СОЧИ, ТОЛЬКО В НОМЕРЕ. В САМОЛЁТЕ ДЕРЖАЛСЯ»
— После калифорнийского климата от питерского не воешь?
— Везёт, что в этот момент как раз сезон в разгаре, матчи через день, и просто не успеваешь об этом много думать. Конечно, хотелось бы побольше солнца, оно заряжает. Но по ходу сезона, повторяю, это последняя мысль.

— Прожив несколько лет как раз в Сан-Хосе, я водил машину, в Москве же после этого сесть за руль не смог, да и желания не возникло. Тебе это с трудом далось?
— Разница очень большая. Здесь надо подрезать человек 10, чтобы успеть на работу. Но тоже со временем к этому привык и сейчас особо не боюсь ездить. Если даже жена за рулём, то чего мне бояться?

— Гаишники останавливали, штрафовали?
— Недавно вот остановили. С игры ехал. Сказали, что уже был красный, хотя, по-моему, ещё жёлтый. Повезло – узнали. Пригласил гаишника на хоккей – и всё нормально (улыбается).

— Футболист Андрей Аршавин, игравший в Англии, говорил, что в России, и в частности в Питере, известному спортсмену разрешено намного больше, чем за рубежом. Почувствовал это на себе?
— Стараюсь не ставить себя в такое положение, чтобы можно было этим воспользоваться, просить больше. Хочу жить своей жизнью, как обычный человек.

— Нет ли ощущения, что в России деньги легче достаются, чем в НХЛ? Игрокам более средних способностей в КХЛ, такое ощущение, платят гораздо больше.
— Тяжёлый вопрос. В НХЛ самое главное – стабильно пробиться в первые два звена. Если это удалось, то зарплата становится уже очень хорошая. Если нет, то в КХЛ условия действительно лучше.

— Сейчас считаешь себя уже абсолютно русским или смесью русского и американца?
— Хотел бы считать себя полностью русским. Но всё равно чувствую, что и часть американца, и даже доля финна во мне есть.

— Знаешь ли тексты гимнов России и США и если да, то какой лучше?
— Знаю, причём даже немножко советский вариант. Лучше – российский, конечно. А советские слова жена иногда напевает. Она выросла в Белоруссии и хорошо помнит их.

— Уже представляешь себе, как российский гимн звучит во время Олимпиады и ты стоишь в форме перед началом матча?
— Да. Это пробирает даже во время Евротура. Но Олимпиада – это совсем другой уровень. Там мурашки пойдут и всё такое (улыбается).

— Пока мурашек ни разу не было?
— Были, были. Особенно до того, как список на Олимпиаду назвали. Как только задумывался, попаду или нет, сразу начиналось. И в животе урчать начинало (улыбается). Эмоций очень много было.

— Ты рассказывал, что аж закричал от восторга, когда узнал, что в составе.
— Да, но не сразу, а уже когда остался один в номере (смеётся). В самолёте старался держать себя в руках. Хотя было сложно.

— Дед сразу поздравил?
— Я сам ему позвонил минут через 10 после того, как узнал. Он был очень рад, поздравил. Правда, сразу после этого начал говорить про матч, который мы перед этим проиграли. Тем самым дал понять, что нельзя расслабляться.

— В Сочи Виктор Васильевич поедет?
— Да. Мы уже созвонились и хотим так всё устроить, чтобы они вместе с моей женой и сыном рядом жили, друг другу помогали. Сейчас как раз этим вопросом занимаемся. Разумеется, буду там с ним советоваться. Будет очень глупо этого не делать.

«ПОСЛЕ СКА ХОЧУ В НХЛ. В ИДЕАЛЕ – В „САН-ХОСЕ“
— Ставишь перед собой задачу вернуться в НХЛ, когда двухлетний контракт со СКА истечёт?
— Да. У меня это всегда сидит в голове. И прошлым летом пробовал, но не получилось. С другой стороны, хорошо, что приняли обратно в Питер. Здесь можно ещё вырасти как игроку, а потом, когда контракт со СКА закончится, ещё раз попробовать.

— Мне кажется, что ты, выросший в Сан-Хосе, постоянно ходивший на „Шаркс“ и даже забивший три гола в детском матче в перерыве матча „акул“ при 17 тысячах зрителей, должен мечтать попасть в „Сан-Хосе“.
— Да, в „Шаркс“ всегда хочется поиграть. Время туда попасть, думаю, ещё есть. Мне не так принципиально, в

какую команду НХЛ пойти – главное, вернуться в лигу. Но если был бы выбор, то, конечно, предпочёл бы „Сан-Хосе“.

— Болеешь за „акул“ в Кубках Стэнли? Вообще, следишь за НХЛ?
— В основном – за русскими хоккеистами. А так – да. Бывает, когда летом приезжаю, они ещё играют. На полуфиналы два или три года назад ходил. Как не болеть, если с этими ребятами мы летом катаемся четыре-пять раз в неделю – и с Марло, и с Торнтоном, и с другими? Нормально друг друга знаем. Как и генерального менеджера „акул“ Дуга Уилсона, с детьми которого вместе катались много лет назад – когда он в первые годы существования клуба был капитаном „Шаркс“.

— Известно, что за тебя со СКА конкурировал „Эдмонтон“. Ещё варианты были?
— Два клуба проявляли даже больше интереса, чем „Ойлерз“. Наверное, не стоит сейчас их называть – бог знает, как там они отнесутся… А не получилось, потому что права мои по-прежнему принадлежали „Койотис“. Те клубы пытались меня к себе обменять. Я ждал этого обмена, но „Финикс“ всё отказывал и отказывал. Говорили: жди до начала сезона НХЛ.
Но я так долго ждать не мог, мне надо было принимать решение. Мы были много на связи с Алексеем Касатоновым, он много помогал и советовал. И решили, что лучше остаться в России, тем более что буду на глазах Зинэтулы Хайдаровича и шансов попасть на Олимпиаду будет больше. Поэтому и решил больше не тратить времени и работать в Питере.

— Получается по-разному: Ничушкин и Белов вот уехали и попали в Сочи, Кузнецов остался – и не попал. А ты остался и поедешь на Игры. Не угадаешь, как лучше.
— Да, главное – играть хорошо, а где именно – не так важно. Только в России есть более чёткий шанс – доказать всё главному тренеру в Евротуре.

— За что дедушка высказывался – уехать или остаться? Как он вообще к НХЛ относится?
— Он всегда говорил: „Выбирай сам, это твоё решение“. Но он с самого начала, ещё несколько лет назад, советовал на какое-то время остаться в КХЛ, набраться сил и опыта – и только потом ехать. А я сначала уехал, потом вернулся. Так что, может быть, дедушка был прав, и надо было уехать позже.

»ГРЕТЦКИ ГОВОРИЛ МНЕ: «НЕ БОЙСЯ ОШИБИТЬСЯ»
— Как сам считаешь – что в первый раз помешало закрепиться в НХЛ? Уэйн Гретцки, тренировавший тогда команду, давал мало шансов?
— Наоборот, Гретцки давал много шансов. Это был его последний год как тренера, а вот потом на его место пришёл другой специалист – и сделал ставку на более опытных ребят. Нужен был результат, и уже не могли ждать, пока молодёжь созреет. Нас четверых тогда как раз в фарм спустили. А чего не хватило? Хотелось бы, чтобы физически был посильнее. Сейчас я намного сильнее, чем тогда был. И опыта не хватило. Сейчас есть и то, и другое, и очень интересно было бы попробовать ещё раз.

— Как работалось с Гретцки, что он за человек?
— Очень хорошо. Мне очень нравилось у него играть. Гретцки всегда говорил: «Не бойся ошибиться». Так воспитывал в нас уверенность. Понимал игроков, выслушивал их точку зрения. Как тренеру ему, наверное, тяжело было – всё-таки он такой великий игрок, ему всё очень легко давалось. А тут даёшь команды игрокам – а они не совсем могут это выполнить.

— Он не злился, когда у вас, игроков, не получалось?
— В основном злился на судей. В общении же с командой в основном был спокоен. Были моменты, когда повышал голос, но это случалось не так часто, как у других тренеров. А мы на него смотрели… ну, сам понимаешь. Бывало, на тренировке какое-то упражнение объясняет, а я забываю слушать, и у меня в голове крутится одна мысль: «Ты только посмотри, великий Уэйн передо мной стоит и упражнения рисует!» (Смеётся.) У меня ведь его автограф с детства сохранился, когда он в Сан-Хосе на выезд приезжал. А с «Финикса» много фотографий осталось.

— Гретцки про дедушку, против которого тысячу раз с переменным успехом играл, не спрашивал?
— Вот что удивительно – нет. У нас более профессиональные были разговоры. Семейных не было. Хотя про то, кто мой дедушка, он точно знал.

— Ты говорил, что по продлению контракта со СКА у тебя было «много разговоров с Касатоновым – и хороших, и очень тяжёлых». Что значит – очень тяжёлых?
— Потому что время поджимало. У нас же команда уже была на сборах почти месяц, а я всё пытался выяснить с «Финиксом» отношения. Вот и получалось: команда отдельно работает, я – отдельно.

— А сам «Финикс» вообще не хотел тебя оставить?
— Они ставили условие: приезжали, говорит, к нам в лагерь, попадёшь в состав – дадим контракт, который ты просил, не попадёшь – можешь ехать в Россию. Но я не мог ждать ещё полтора месяца.

— После окончания контракта со СКА ты по-прежнему будешь ограниченно свободным агентом для НХЛ?
— Нет, теперь буду неограниченно свободным агентом. Станет намного легче.

— То, что в итоге ты прислушался к Касатонову – в том числе и результат того, что ты знаешь его с детства и у них всегда были тёплые отношения с дедушкой?
— Да, у них очень хорошие отношения. Когда дед приезжает к нам на игры, он всегда ему помогает – с самолётом, машиной, гостиницей. И это тоже, конечно, повлияло, когда мы разговаривали о контракте.

«НАМАЗАЛ КЕТЧУПОМ НЕ ТЕ БОТИНКИ»
— Где шутки жёстче – в НХЛ или КХЛ?
— Думаю, всё же в НХЛ. Если так пошутят в КХЛ, тут кто-то может не понять, разозлиться – и кулаки полетят. А там на шутку просто реагируют ещё более жёстким приколом. Война началась – ну держитесь!
Помню, в «Финиксе» был ужин новичков. Был накрыт один большой стол для всей команды. Капитан «койотов» Шейн Доун, классный мужик, подозвал меня и сказал: лезь под стол и намажь кетчупом ботинки другому новичку. А тот сидел в самом конце стола. Я полез, прополз, нашёл последнюю пару ног. Намазал, полез обратно, сел на своё место.
Потом капитан начал бить по стакану: дзинь-дзинь! Кому намазали? Все смотрят на молодого. Тот – вниз: «У меня ничего нет!» У меня сразу паника: кому же я там намазал?! Рядом с ним опытный защитник Яндл вдруг смотрит вниз и

кричит: «Кто это сделал?» Я сразу встал и признался. Он кивнул: «Ладно, жди ответа».
В следующем матче он не играл. Я прихожу в раздевалку после матча, чтобы надеть цивильный костюм, в которых мы там обязаны на игры приходить. Смотрю на галстук – а половины от него нет. Он ножницами взял и отрезал. Так я потом с этим полугалстуком ходил оставшуюся часть поездки. Чтобы все могли посмеяться.

— Какой размер площадок тебе больше нравится?
— Сложно сказать. На маленькой коробке всё кажется быстрее и жёстче, зато на большой есть время что-то «нарисовать». Красивее комбинации получаются. Меня и то, и другое устраивает.

— Как раз такие комбинации вы с Ковальчуком в матче против «Спартака» «рисовали». По-моему, тебе доставляет удовольствие играть с ним в звене.
— Да, тем более что это началось ещё с прошлого сезона, когда мы играли вместе с Тарасенко. Каждый матч с улыбкой заканчивали – так приятно было играть!

— Хочешь и на Олимпиаде втроём с ними сыграть?
— Как тренер решит, так и будет. Но если такая возможность появится – конечно, с удовольствием!

— Не удивляешься, что Тарасенко так заиграл у такого консервативного тренера, как Кен Хичкок?
— Я ему сразу сказал, что в НХЛ у него там всё получится. Когда вместе с ним играл, видно было, что по стилю он прямо устроен для этой лиги. Может любую борьбу выиграть, с любой точки бросить – удобный был пас или нет. И это очень сильно помогает в Америке. Так что вообще не удивился, когда он начал забивать.

— А ты сам доволен собой в этом сезоне?
— Начал очень прилично, был в хорошей физической форме. Но календарь в этом сезоне очень жёсткий, и тяжело держать этот ритм и эмоции. Поэтому в середине был небольшой спад. Но сейчас форма опять набирается, и к Олимпиаде, думаю, подойду на максимуме.

— Ковальчук занимается с тренером СКА по физподготовке Александром Трошиным индивидуально. А ты?
— Тоже стараюсь с ними работать. Конечно, не по такой жёсткой программе, как Илья – он с ним очень много занимается, каждый день и даже по выходным. У меня есть своя программа, которую мне тренеры из Америки летом дали. А когда есть время, и с Трошиным занимаемся.

— А что за тренеры из Америки?
— Я же летом с «Сан-Хосе» тренируюсь, так там один из тренеров подбирает программу специально под игрока. Она мне очень здорово помогает – и усилить лучшие стороны, и устранить слабости.

«ЗАНИМАЮСЬ БОКСОМ И СМЕШАННЫМИ ЕДИНОБОРСТВАМИ. ДОМА СПАРРИНГУЕМ С ЖЕНОЙ»
— Помогло ли тебе, думаешь, попасть на Олимпиаду то, что ты сильно сыграл в прошлом Кубке Гагарина и стал его лучшим бомбардиром?
— Думаю, хорошие выступления в плей-офф всегда помогают. Но этого было бы недостаточно, если бы этот сезон начал плохо.

— При этом на двух последних чемпионатах мира ты из-за травм не играл. Не боялся, что это негативно скажется на ваших шансах попасть в Сочи – всё-таки отсутствие международного опыта на высоком уровне?
— Но ведь был и молодёжный чемпионат мира, и Евротур. Понятно, что всё это не Олимпиада и даже не

чемпионат мира. Но хоть какой-то опыт всё-таки был. Это лучше, чем ничего.

— Нет ли страха перед тем, что будешь играть против таких монстров, как Кросби, Кейн, Ягр, Седины и другие?
— Наоборот, очень хочется себя проверить. И показать, что мы такие же мастера, как они.

— Когда где-то слышишь или читаешь высказывания в Интернете, что тебя взяли на Олимпиаду за знаменитую фамилию, хочется за такое в челюсть двинуть?
— Да нет. Слышал такое пару раз, но сколько людей – столько и мнений. Если будешь стараться всем угодить – очень тяжело жить будет. Пусть думают, как хотят. Моя работа – выходить и играть.

— В НХЛ, кстати, когда-нибудь дрался?
— Нет. Только в Суперлиге, АХЛ и КХЛ. Вчистую ни разу не проиграл, даже парочку раз выиграл.

— А за пределами катка махать кулаками когда-нибудь приходилось?
— По-серьёзному – нет. Но мы с женой занимаемся боксом и смешанными единоборствами. Люблю это, и даже иногда немного спаррингуем. Жена очень активная, она больше меня занимается. Всё лето прошлое этому посвятила! Приходит иногда домой, меня побуцкает (смеётся)… Уже тяжело становится выиграть у неё.

— Ничего себе! Давно у вас такое увлечение?
— Уже лет 5-6. Начали заниматься вместе. Но я-то мог только летом, поскольку во время хоккейного сезона это невозможно. А она продолжала всё время. И это дало ей преимущество (улыбается).

— Так что не обижай её. А то получишь – мама не горюй.
— Да, она очень опасная, скажу честно!

«СЕЗОН НАЧАЛ ХОРОШО, ПОТОМУ ЧТО ЗНАЛ: ОТЕЦ СМОТРИТ НА МЕНЯ»
— Прости, что затрагиваю тяжёлую для тебя тему. Недавно ты сказал, что сыграешь Олимпиаду для отца (Василий Тихонов трагически погиб прошлым летом. — Прим. ред.)…
— Всё, чего я на данный момент в хоккее добился, на 99 процентов благодаря ему. Отец с детства меня тренировал, брал на катки, после тренировок команды по четыре часа с ним катались. И дома поставил ворота, это тоже мне многое дало. А самое серьёзное время, три года перед драфтом, он вообще перестал тренировать и начал только мной заниматься. Можно сказать, пожертвовал своей карьерой, чтобы у меня всё получилось. Постоянно со мной на все юниорские игры ездил, помогал советами и дополнительными тренировками.

— Кто смог сказать тебе о несчастье?
— Я был в Питере – как раз только-только приехал на сборы. И мне жена из Америки позвонила. Сначала вообще не мог поверить. Никто из близких ещё не знал, и я думал, что, может, это какая-то ошибка. Но оказалось правдой. Сразу полетел в Москву, надо было дедушку с бабушкой поддержать.

— Как они перенесли случившееся?
— Дедушка – очень тяжело. Так что даже вспоминать трудно. И мама – так же. Мы с сестрой постоянно с ней были. Всей семьёй поддерживали друг друга. Только так через это и прошли.

— Как сам в тот момент себя ощущал? Мог ли надломиться, и что тебя спасло?
— Постоянно, каждый день думал – как он хотел бы, чтобы я поступил. А он точно хотел бы, чтобы я тренировался, работал. Может быть, поэтому и начал сезон так удачно – поскольку знал, что отец смотрит на меня. И хотелось показать, что я для него играю. Это была главная мотивация.

— Ты рассказывал, что Касатонов в страшные дни тебя всё время опекал. И что поддержка в России оказалась такой, что тебя даже удивила. Но почему она должна удивлять? По-моему, это совершенно нормально.
— У меня в жизни было первый раз, что кто-то очень близкий уходит. И я думал, что всем должен буду заниматься сам. Поэтому очень удивился, когда мне и Алексей Викторович помогал, и клуб ЦСКА. Они сами всё

сделали, чтобы груз с нас снять. Очень благодарен им, и никогда этого не забуду.

«СЫНУ ТАКЖЕ БУДУ ДАРИТЬ КОНЬКИ И КЛЮШКИ, КАК ДЕД И ОТЕЦ – МНЕ»
— Кстати, есть ли у тебя желание когда-нибудь сыграть за ЦСКА – клуб дедушки, в школе которого ты к тому же занимался?
— Да, это вполне возможно. Правда, не в ближайшие годы, потому что сейчас играю в Питере, где меня всё устраивает, а потом хочу вернуться в НХЛ. Но впоследствии такое желание, конечно, есть. Из-за дедушки.

— «Армейская» школа тебе что-то дала?
— Всё, чему учил меня в детстве отец, тоже было связано с цеэсковской школой. С тем, как дед тренировал. Так что это во мне, можно сказать, всю жизнь. А сама школа только добавила.

— Илья Брызгалов после Игр в Солт-Лейк-Сити, во время которых ни разу не вышел на лёд, ворчал: мол, лучше бы в это время имел постоянную практику в АХЛ. А если Билялетдинов решит так, что в Сочи ты останешься в запасе, не отреагируешь так же?
— Если мне отведут такую роль – буду помогать, как могу. На тренировках. Всё, что от меня потребуют, я на Олимпиаде буду делать с удовольствием. Каждый должен делать своё дело, и каким бы оно ни оказалось, буду делать его на сто процентов.

— А готов к тому, что в Сочи, возможно, придётся выполнять более оборонительные функции, чем обычно? Всё-таки в ударных звеньях сборной будут суперзвёзды НХЛ.
— Да. Когда я играл в НХЛ, такую же роль весь сезон выполнял. Постоянно против первых звеньев соперников выходил. Так что ничего нового для меня в этом не будет. И я к этому готов. В какой-то мере это даже легче, чем забивать. Просто надо играть аккуратно и без ошибок.

— На 2014 год какие-то спортивные мечты себе загадывал?
— Нет. Только чтобы все были здоровы. Начиная с ребёнка, конечно.

— Сколько сыну?
— Уже полтора года. Помню, когда они первый раз с моим дедушкой познакомились, Лёвка немножко стеснялся. А потом уже на руки стал проситься. То есть у них отличные отношения (улыбается).

— Назвали в честь кого-то?
— Нет. С нашей стороны в семье преобладающие имена – Виктор и Василий, со стороны жены – Валерий. Но мы решили, чтобы у нашего ребёнка было своё имя, своё будущее. Решили назвать Львом.

— Хочешь, чтобы пошёл по твоим стопам и продолжил хоккейную династию?
— Мы также будем дарить ему коньки, клюшки, также возить на каток, как поступали со мной дедушка и отец. И если у него проявится любовь к хоккею, конечно, поможем всеми силами. А если захочет чего-то другого – это будет его выбор, который мы тоже будем уважать.