Я страшно боялся не успеть увидеть «Легенду № 17» на большом экране. Ведь когда она шла в кинотеатрах, ваш корреспондент почти на три недели убыл в командировку в Южную Америку, а едва вернувшись, ещё на две заболел. Когда же всё-таки доковылял до кино, близился конец второго месяца проката. Далеко не всегда фильмы дотягивают до таких сроков. Всё могло закончиться в любой день.
Насчёт заказа билетов заранее мы с женой даже заморачиваться не стали – по всем прикидкам, к этому времени аншлагов уже быть не могло. И тут – картина маслом. Билет в кассе оставался ровно один. Ждать полуночи, когда начинался следующий сеанс, было невозможно, а наутро была очередная командировка. На мольбы помочь твердокаменная администраторша и бровью не вела, попытка же продемонстрировать журналистские «корочки» вызвала у неё усмешку: мол, даже Никита Михалков, чья студия «Тритэ» и снимала «Легенду…», пытался кого-то по блату провести, но неудачно. Верилось в это, если честно, с трудом.
И всё же демонстрация удостоверения Союза журналистов России бесследно не прошла: увидев, что несколько
Михаил Местецкий
свободных мест в зале осталось, всемогущая начальница сжалилась и пустила нас обоих. При условии, что в случае прихода всех опоздавших кто-то один непременно покинет помещение. К счастью, до этого дело не дошло. Но раз ты попал на кино о спорте по сути как журналист – так не просто смотри, а работай! И к концу просмотра у меня уже родились десятки вопросов к создателям самого кассового фильма о спорте в истории страны. Создателей, правда, ещё оставалось найти — но социальные сети здорово облегчают этот процесс.
Тем же вечером я списался в «Фейсбуке» с одним из двух авторов сценария «Легенды № 17» Михаилом Местецким. Невзирая на крайнюю степень занятости (победитель прошлогоднего «Кинотавра» в разделе «Короткий метр» с фильмом «Ноги – атавизм» нынче по 16 часов в сутки готовится снимать своё первое полнометражное кино как режиссёр), пообщаться 32-летний Местецкий согласился охотно. И в почти двухчасовой беседе, первая часть которой – перед вами, кухню картины о Валерии Харламове и Анатолии Тарасове раскрыл, на мой взгляд, максимально откровенно.
Беседу я начал с рассказа о том, до какой степени «Легенда № 17» пошла в народ: во время недавнего матча футбольных сборных Португалии и России один из болельщиков отреагировал на очередной невыход в стартовом составе Алана Дзагоева твитом: «Когда через 50 лет будут снимать фильм „Легенда“ о Дзагоеве, роль Тарасова сыграет Фабио Капелло». Местецкий, который до сих пор, мне кажется, до конца не верит в масштаб популярности своего детища, только головой покачал.
«ПРОИСХОДЯЩЕЕ С „ЛЕГЕНДОЙ“ — ШОК»
— Для нас с моим соавтором Николаем Куликовым всё происходящее с «Легендой…» — большой шок, — сказал сценарист. — Конечно, мы писали с надеждой, что это кино найдёт своего зрителя – но чтобы до такой степени… Изначально решили: пишем для 10-летних мальчишек. В школе я был освобождён от физкультуры и до 20 лет вообще бегал от спорта как от огня, а на спортсменов смотрел как на людей с другой планеты. Что я могу всерьёз сказать о спорте взрослым — тем более тем, кто им по-настоящему увлечён? А вот ребятам – примерно представлял. Мы надеялись, что после просмотра фильма пара-тройка мальчишек оторвётся от нюхания клея (или, при лучшем раскладе, встанет из-за компьютера) и пойдёт в хоккейную секцию.
Но вдруг выясняется, что кино отозвалось в сердцах намного большего числа людей. Нас это очень удивило. И уж тем более мы не могли предположить, что юниорская сборная России перед стартовым матчем чемпионата мира в Сочи против американцев в полном составе посмотрит этот фильм, а потом выйдет на лёд и обыграет действующих чемпионов мира. Всё это давно вышло за пределы наших ожиданий. И аналогия с Дзагоевым, которую вы привели, из той же серии.
— А как, кстати, хоккеисты «молодёжки» на кино отреагировали?
— Меня там не было. Присутствовал только на премьере, а к промо-поездкам сценаристов не привлекли. За всех отдувался Данила Козловский (актёр, сыгравший Харламова. — Прим. «Чемпионат.net»), иногда – режиссёр Николай Лебедев. Вообще, прекрасно отдаю себе отчёт в том, что это в первую очередь продюсерский проект. Главным его мотором стал Леонид Верещагин, хотя в списке продюсеров значится много людей.
Именно он тащил эту идею зубами, меняя исполнителей… да многих, включая сценаристов. А это очень важно: в любом большом проекте должен быть один человек, который протаранит все стены, пройдёт путь от начала до конца. Огромна и роль Лебедева. Мы же написали сценарий, и это
На съемочной площадке фильма «Легенда № 17»
продолжалось очень долго: почти год его переделывали, переписывали. А потом он был принят – и снимали уже без нас.
— Вы обмолвились, что сценаристов меняли. То есть до вас ещё кто-то был?
— Да. Получилась достаточно классическая для кино история. Вначале был написан сценарий, над которым работали очень уважаемые в профессии люди. Но знаете, какая там была проблема? Это был пересказ фактов – медлительный и подробный. Из него бы, может, и получилось интересное арт-хаусное кино, но точно не тот фильм, который хотел сделать Верещагин. Сейчас вижу много комментариев, где люди пишут: «Ну, биография Харламова – это же готовое кино, там и сценарий-то писать нечего!» Ну, тут мы можем провести чистый эксперимент: просто посмотрите другие фильмы про Харламова (а они есть!) и сравните.
Когда мы о чём-то, чаще всего о совпадениях, говорим «как в кино», обычно это просто взять и перенести в кино как раз невозможно. События реальной харламовской жизни не были увязаны какой-то внутренней логикой, которую мы так любим в кино. И теряя которую, нам становится неинтересно смотреть фильм, — это закон кинематографа. Требовалось выстроить сюжет, где были бы какие-то логические кольца, где заявленные темы развивались бы и к финалу достигали кульминации. Например, как индивидуалист по натуре через преодоление приходит к коллективной игре…
Это и есть драматургия, которой в жизни Харламова в чистом виде не было. Нам приходилось её вычленять, отсеивая кучу других тем. Меня смешит, когда в рецензиях пишут: как, например, можно было не упомянуть о дружбе Харламова с Мальцевым? Да у Харламова была жизнь, наполненная бесконечным множеством событий. И нашей задачей было не упомянуть их как можно больше, а укрупнить центральные. Это очень сложно. Я и в своей-то жизни с трудом могу вычленить краеугольные темы – что уж тут говорить о жизни другого человека. Такого человека.
«ПУСТЬ ТАРАСОВ ПОЕДЕТ С КОМАНДОЙ В КАНАДУ!»
— Каково ваше, сценаристское восприятие Харламова?
— Мы относимся к нему с огромным пиететом. И вовсе не хотели шуровать палкой в осином гнезде, как делают создатели иных фильмов. Наоборот, мы стремились очень деликатно подойти к его судьбе.
А вопрос обмана… По поводу некоторых вещей мы просто сломали себе голову. Надо было придумать всё так, чтобы и не передёрнуть факты, и в то же время не разменяться на формальное им следование, уйдя от сути. Отсюда некоторые события жизни переставлены местами. Это тот минимум вымысла, на который мы не могли не пойти.
Был ещё более лёгкий путь – придумать то, чего в жизни вообще не было. Например, у нас была проблема. В фильме два главных героя – Тарасов и Харламов. Но кульминация фильма, первый матч Суперсерии-72 с канадцами, происходит без Тарасова. И мы понимаем, что треть фильма будет без второго главного героя. Любой драматург вам скажет, что это катастрофа. Особенно в свете того, что главный конфликт весь фильм идёт между ними двумя.
И вот мы сидели и думали. Дать ли какие-то флешбеки, когда Харламов находится в Канаде – как он вспоминает, чему его учил Тарасов? Но это был бы очень пошлый, банальный приём.
— Кстати, момент, когда Тарасов приезжает в аэропорт, чтобы проводить сборную за океан, для меня чуть ли не самый сильный в «Легенде…». В этот момент, что называется, накатило.
— Мы пытались сделать его сильным. Но ведь оставалась ещё целая треть фильма! Возникла одна мысль, к которой нас склоняли в том числе и продюсеры. По крайней мере, был серьёзный разговор – ну пусть Тарасов поедет с командой в Канаду! Кто, мол, в целом помнит, что он в Москве остался?!
Вот до такого доходило. Но мы понимали, что если так поступим — это будет безобразие.
Михаил Местецкий
И потом родилось решение, абсолютно иррациональное, что Тарасов ходит по своему двору с палкой и в каком-то мистическом состоянии помогает команде на расстоянии в тысячи километров. Таким способом была выполнена задача, которую, казалось, выполнить невозможно.
— А каким вообще был ваш замысел фильма и как он пробивал дорогу к продюсеру, а через него – к зрителю?
— Помимо Верещагина было ещё два продюсера – Светлана Дали и Мел Борз. Это молодые ребята, они только начинают свою работу в кино, но сами из хоккейной среды, как-то связаны с КХЛ.
— Мел Борз, если не ошибаюсь, сын бывшего президента хоккейного «Спартака» Гелани Товбулатова Муслим?
— Именно. Они носились с идеей этого фильма, и взаимная удача, что встретили Верещагина, а он – их. Думаю, они понимали, что никогда бы сами не сделали такое кино. Встреча произошла давно — наверное, ещё в 2006 году. Идея попала Верещагину в самое сердце, потому что Суперсерия-72 – одно из самых мощных впечатлений его юности. Он болел этой историей, и когда начинал о ней вспоминать — загорался сразу.
Был написан первоначальный сценарий. Когда пришли мы, за плечами лично у меня не было практически никакого опыта. И взяли нас, что называется, про запас, на всякий случай. Там было ещё две группы сценаристов, включая голливудскую, которые переписывали первоначальный вариант. Первое, за что продюсеры зацепились и почему вообще начали с нами разговаривать, — мы предложили им идею, которая была по-своему революционной.
— Какую?
— Мы предложили не заканчивать фильм смертью Харламова.
«ПЕРЕНЕСТИ АВАРИЮ НА 4 ГОДА НАЗАД – КАК НОГИ СЕБЕ НА ГОЛОВУ ПЕРЕСТАВИТЬ!»
— Вот как! Это один из важнейших вопросов, которые у меня были, — и вы сами на опережение его подняли. Понимаю, что высказываюсь цинично, но для кино сюжет гибели великого хоккеиста в повторной автокатастрофе невероятно выигрышен. Тут уж действительно «ничего придумывать не надо».
— Да. Но на самом деле – нет. Сюжет, когда герой в конце погибает, причём нелепо, на закате карьеры – это сюжет падения. О том, как герой взлетел – а затем разбился. Идея показать финал выходом на пик показалась нам гораздо более человечной. В принципе мы все умираем. И если исходить из этого, в жизни нельзя найти вообще ни одной счастливой, воодушевляющей истории.
— Но когда легенду не берут на Кубок Канады-81, она гибнет в тот момент, когда сборная находится за океаном и команда в его память выигрывает турнир, — это же невероятный драматизм. Весь зал уходил бы зарёванный.
— Зарёванный и… подавленный. Да, кино должно будить чувства. И из зала после этого фильма люди выходят заплаканными. Но это другие слёзы. Это не слёзы безнадёжности и трагизма, а слёзы любви – к этому человеку, которого мы увидели на экране, к его команде, к их силе воли. И мы предложили добиваться как раз их, этих слёз, а не убить героя и зрителя вместе с ним. Это было решение, которое очень понравилось Верещагину.
Но мысли о том, чтобы закончить фильм Суперсерией, у нас не было. Потому что одно из самых мощных событий харламовской биографии, где он показал себя героем, титаном – восстановление после первой аварии. Перед этим многое можно списать на чистый талант, на удачу. Здесь же – настоящее героическое поведение, которое в фильме, мне кажется, показано вполне правдиво.
Поэтому мы думали закончить фильм победой в первом матче после возвращения Харламова в хоккей. Причём, по-моему, он вышел буквально на пять минут, чтобы попробовать – и стадион встал, устроив ему овацию. Но когда мы написали первую версию, Суперсерия оказалась настолько драматичной, что была явной кульминацией. Стало ясно, что после неё, этого эмоционального пика, нельзя показывать уже ничего.
— И как же быть?
— Возникла идея. Замечу, не у нас. У меня как историка по образованию мозги до этого не дошли бы. Режиссёр Лебедев
Олег Меньшиков и Анатолий Тарасов
предложил: давайте, говорит, перенесём катастрофу на четыре года назад и сделаем её перед Суперсерией.
— Вам тяжело далось это решение?
— Не то слово. Это как ноги себе на голову переставить! Для нас это было решением чудовищной сложности. Мы на две недели даже взяли тайм-аут – просто чтобы потом перечитать, понять, как это вообще возможно. Но после очень долгих обсуждений с Верещагиным и Лебедевым на это всё же пошли.
«ТРЕТЬЯК ЗАПРЕТИЛ УПОТРЕБЛЯТЬ В ФИЛЬМЕ СВОЮ ФАМИЛИЮ»
— С кем-то из хоккейных людей советовались?
— В таких решениях – нет.
— Ну вот, допустим, сын Харламова Александр, как я понимаю, активно участвовал в этом процессе. С ним не говорили?
— Он подключился уже на этапе после нашей работы. Там ведь была ещё большущая подготовка готового сценария к съёмкам – вопросы точности амуниции, поведения игроков. В сценарии же прописано далеко не всё. И вот там Александр как профессиональный хоккеист действительно оказал неоценимую помощь. Но сценарий писался раньше и уже был утверждён.
У нас же вообще не было консультантов. До определённого момента нас с Куликовым вообще до них не допускали, поскольку всерьёз не воспринимали. Повторяю, там работало много сценарных групп, и мы, мягко говоря, фаворитами не были. Зато прочитали всё, что было написано про Харламова. Просмотрели всю хронику, все документальные фильмы. И получили много ценной информации.
Сыграло роль ещё и то, что после первого фильма о Харламове у многих людей, которые могли бы консультировать, было очень настороженное, холодное отношение к проекту. Например, у Владислава Третьяка и Татьяны Тарасовой. Третьяк просто запретил употреблять свою фамилию в фильме.
— То-то я хотел понять, почему его там нет! А ещё — почему нет ни лучшего снайпера Суперсерии Якушева (его фамилия только один раз на табло возникает), ни Рагулина, ни Михайлова с Петровым…
— Если брать тройку Михайлов – Петров – Харламов, то в ней не было какого-то драматического, конфликтного начала. Они были просто в хороших отношениях, а когда нет конфликта – нет и кино. Поэтому, при всём уважении к ним, при наличии главного героя в лице Харламова невозможно было вытащить Михайлова с Петровым на первый план.
— А вообще, существуют ли в жанре байопика, то есть biography&picture некие неписаные законы – каков может быть процент допустимого художественного вымысла?
— Никакой строгой теории на этот счёт нет. Вопрос только в одном – насколько зрелищным вы хотите сделать фильм. Есть точнейшие байопики, где с биографической точки зрения не придраться ни к чему. Или фильм Учителя «Дневник его жены» про Бунина. Я обожаю такое камерное кино, но оно делается для узкой интеллигентной аудитории. Там особых натяжек нет — но в этом случае, конечно, страдает зрелищность.
Установил бы такую зависимость: чем большую аудиторию вы хотите привлечь, тем больше нужно увязывать события жизни героев той логикой, которой в реальной жизни не было и быть не могло. А мы понимали, что должны сделать фильм, который будет смотреть куча народа.
«ТАРАСОВА СКАЗАЛА: „НЕ ПОНРАВИТСЯ – УЙДУ ПРЯМО ПОСРЕДИ ПРЕМЬЕРЫ!“
— Возвращаясь к Третьяку – общались ли с ним после выхода фильма? Как он в итоге к нему отнёсся?
— Читал его отзыв – и было приятно узнать, что его отношение поменялось на диаметрально противоположное. И он, и Тарасова теперь говорят об этом фильме тепло.
— Это не после оценки ли Владимира Владимировича?
– Послушайте. Тарасова была на премьере. До всякого Владимира Владимировича. Я сидел в другой части зала, а Коля Лебедев рассказывал, что она ему сказала: „Вы не обижайтесь, но если мне не понравится, то я встану и уйду прямо посреди показа“. Это на официальной
Михаил Местецкий
премьере, надо понимать напряжение! Страшное чувство. Когда тебе такое говорят, и ты отдаёшь себе отчёт, что это Татьяна Тарасова, человек с непростым характером…
— Как у папы.
— Да. И она сделает так, как сказала. Коля сидел, вжав голову в плечи, и время от времени косился на её силуэт. Он рассказал, что после фильма она вышла и, боюсь соврать, по-моему, просто поклонилась ему. В любом случае я читал её фразы, где она очень хорошо отзывалась о „Легенде…“. И говорила, что это – её отец. Мол, понятно, что Олег Меньшиков внешне выглядит не так, но по духу – вылитый Анатолий Владимирович. И этот фильм попал ей точно в сердце.
— Я перекинулся парой фраз о нём с Александром Якушевым, и ему в целом понравилось. И о том же переносе аварии он сказал, что художник имеет право на такой вымысел.
— В отзыве кого-то из хоккеистов сборной я прочёл комментарий, который прекрасно понимаю: в той серии были игроки не хуже Харламова. Тот же Третьяк, поскольку к тому же вратарь, фигура обособленная, пожалуй, был даже позвёзднее. Тот же Якушев. И я пойму хоккеистов, которые предъявят нам претензии, что мы перетягиваем одеяло на Харламова. Но фильм – про него!
Мы читали книжку Харламова – с ним, скажу, работал какой-то сильный журналист. И по многим показателям видно, что Валерий был просто хорошим парнем. Мягким, деликатным. И когда мы „взрываем“ его характер в фильме – не было в жизни таких моментов. Просто по его психофизике. Но мы посчитали, что в кино он должен был чуть жёстче, чем на самом деле.
— Я бы сказал – капитанистее. По большому счёту, из Харламова в этом фильме получился не он сам, а некий собирательный образ.
— Абсолютно. Золотые слова. Собирательный образ спортсмена, который из легкомысленного мальчишки через какие-то диковатые поступки вырастает в серьёзного, матёрого и спортсмена, и человека.
»МОЯ БОЛЬ – ТО, КАК ВОПЛОЩЕНЫ КАНАДЦЫ"
— Тот же Якушев, с которым мы пересеклись на вечере закрытия сезона КХЛ, обмолвился, что через несколько дней планировался просмотр фильма в канадском посольстве. Очень интересно, как его там восприняли, учитывая, что канадцы показаны откровенно карикатурно.
— Не был, не знаю. Если говорить о воплощении нашего сценария в фильме, то там, мне кажется, масса абсолютно гениальных находок Лебедева. И чуть ли не единственная моя печаль – это канадцы. В сценарии мы не так их прописывали. Понимаю Колины мотивы. Он человек, который очень хорошо чувствует большое зрелищное кино, обожает Спилберга. И он решил сделать так, чтобы все увидели: в канадской форме на лёд выходит страшная сила. Она должна была нас напугать всем своим видом. Когда мы смотрим в компьютере, попивая дома чаёк, на этих канадцев в Суперсерии, они вовсе не выглядят так монструозно.
— Такую гориллу из того же Фила Эспозито сделали…
— Может быть, Коля попытался показать канадцев глазами наших ребят, которые первый раз их увидели. По всем воспоминаниям, это было что-то страшное. Они гигантские, все жуют жвачки, выходят без шлемов, и в этом тоже ощущается какая-то лихая бравада: расшибём головы, но разнесём вас в щепки. У Орра, если не ошибаюсь, 18 швов на голове было! И ужас у наших ребят поначалу был такой, что Коля как раз и попытался передать его вот таким чуть гиперболизированным образом.
— Этот ужас и воплотился в 0:2 на первых минутах.
— Да. В этом была драматургия этого матча с полным обвалом вначале. Тем не менее претензия справедлива: мне кажется, что фильм не проиграл бы, если б канадцы не были такими гориллами. Правда, потом это было чуть снивелировано диалогом Харламова и Эспозито после матча, когда оба выражают своё восхищение друг другом.
— Опять же — натяжка, учитывая, что Харламов не говорил по-английски.
— Он хорошо знал испанский, и у нас была идея, чтобы он с кем-то из игроков поговорил по-испански. Но потом мы решили, что такой нюанс, как знание или незнание Харламовым английского, известен лишь самому узкому кругу людей. А учитывая, что фильм на сегодня посмотрели 5 миллионов человек, это всё-таки допустимая натяжка.
— По поводу ужаса, воплотившегося в 0:2, вспоминаю точнейшее, как мне кажется, высказывание великого советского спортивного журналиста Льва Филатова: «В движениях мяча заключены движения человеческой души». Ваш фильм – именно об этом?
— Конечно. Применяя эту замечательную фразу конкретно к фильму, у нас была задача, особенно в канадском матче, чтобы ни один гол, ни один игровой эпизод не был просто о том, кто и как забил. Там везде решается какой-то человеческий конфликт
Отто Гётц и Фил Эспозито
или реализуется некая метафора. И в других хоккейных эпизодах – тоже. С Чебаркулем, с Тарасовым…
Когда мы смотрим реальный футбольный или хоккейный матч, работает та интрига, что результат неизвестен и невозможно предсказать, куда покатится мяч или полетит шайба. А в кино хоккей в чистом виде воздействовать на людей не может. Мы поняли это на опыте других спортивных фильмов. Счёт игры Канада – СССР и так все знают! Каждый матч и гол должны быть чем-то большим, чем просто матч и гол!
«ВЫЧЕРКНУВ ЧЕРНЫШЁВА, ВЗЯЛИ ГРЕХ НА ДУШУ»
— Воплощение Анатолия Тарасова Олегом Меньшиковым стало для меня величайшим откровением картины. Если брать внешнюю фактуру, более разных людей трудно себе представить. Но проходит несколько сцен – и ты веришь, что это вправду Тарасов. Как вообще получилось, что роль досталась Меньшикову?
— Открою небольшой секрет – думаю, теперь уже можно. Изначально ему предложили роль Балашова (партаппаратчика, объявившего войну Тарасову и выигравшего её, которого в итоге прекрасно сыграл Владимир Меньшов. — Прим. «Чемпионат.net»). Меньшиков, прочитав сценарий, сказал, что единственная роль, которая здесь как-либо может его заинтересовать, это роль Тарасова.
Думаю, он сказал это скорее в шутку. Просто чтобы вежливо отказаться от роли Балашова. Верещагин с Лебедевым очень долго обсуждали, как быть. Перебирали всех актёров. Понятно было, что Тарасова должен играть титан. И вдруг стало понятно, что ещё пару десятилетий назад у нас были такие титаны, которые по фактуре могли бы подойти. Но сейчас много великих советских актёров вышли за седьмой десяток. Того же Тарасова мог бы сыграть тот же Меньшов, будь он моложе. Или Шакуров.
В общем, выяснилось, что примерно 50-летнего, крупного и по масштабу, и по габаритам актёра, который подошёл бы на эту роль, просто нет! И, обсуждая это, продюсер с режиссёром пришли к решению, даже сама постановка вопроса о котором была сложнейшей. Но Лебедев потом говорил, что первая же читка с Меньшиковым сняла у всех любые сомнения. Это гениальный актёр – и он сразу же перевоплотился в Тарасова. Счастлив, что он его сыграл – хотя, конечно, когда мне сказали об этом, я просто обалдел. Ведь когда мы писали сценарий, то представляли в этой роли грузного человека… Тарасова. Видимо, эта роль привлекла Меньшикова потому, что он понял: есть куда развиваться, какую ещё грань таланта показать.
— Тарасов в сборной был помощником Аркадия Чернышёва, и к великим победам сборную СССР приводил именно их тандем – доброго и злого следователя, кнута и пряника. А Чернышёва в фильме вовсе нет…
— Это тоже большой грех, который у нас на душе. Конечно, Чернышёв играл огромную роль в сборной. Но не влезал он в этот сюжет, вообще никак не влезал! Получалась просто картонная фигура. Кулагина мы увязали: он тренировал Харламова в молодёжной команде ЦСКА, а потом стал вторым у Тарасова – и таким образом проходил через весь сюжет. А Чернышёва мы с болью в сердце из сюжета в итоге вынули.
— Были споры?
— Разумеется. Мы были этакой тренерской командой, которая думала, оставлять ли в команде игрока. Но в итоге пришли к общему мнению. Чернышёву надо было бы делать весомую роль, а сюжет был и так переполнен.
— Показалось, что не слишком выписан образ Всеволода Боброва как личности — яркой и человечной.
— Послушайте, ну и Брежнев не выписан, а просто сидит на трибуне… Мне кажется, мы показали Боброва с достаточным пиететом, и мне очень нравится актёр, который его играет. Да, он появляется в самом конце истории. Потом он повлиял на Харламова – но мы заканчиваем фильм 1972 годом, а кто скажет, что
Бобров сыграл важнейшую роль в судьбе Валерия до 72-го? Прекрасно знаю, что отдельная песня – отношения Боброва с Тарасовым. И какая! Но наша работа в том, чтобы отсекать ненужное.
— Художественная правда не может полностью совпадать с исторической, так?
— Или, по крайней мере, весь мир не влезет в ваше кино.
«ЭПИЗОД С БРЕЖНЕВЫМ ОСНОВАН НА ВОСПОМИНАНИЯХ ТАРАСОВОЙ»
— Коль скоро вы упомянули о Брежневе, то, думаю, прекрасно знаете, что в матче, когда Тарасов увёл команду с поля, со «Спартаком» играла не сборная, а ЦСКА.
— Естественно. Но контрольный матч «Спартак» — сборная тоже был, и не один. Харламов играл и в ЦСКА, и в сборной. Эту чересполосицу надо было упростить — этим эпизодом мы переходим от ЦСКА к сборной и больше не морочим зрителю голову, чтобы он не запутался. Дальше уже только сборная. Да, мы здесь тоже сделали небольшую подтасовку.
Но тут вот что ещё важно. Читал после выхода фильма целые статьи, что Брежнев, мол, на самом деле болел за ЦСКА, а не за «Спартак». Нашёл даже целый сайт в Интернете, посвящённый вопросу, за кого болел Леонид Ильич. Так вот, есть множество воспоминаний, и главным образом мы базировались на мемуарах Тарасовой. Она присутствовала на той игре и подробно описывала ту историю. В частности, то, что Брежнев болел именно за «Спартак», — в точности как в фильме. И она же описала как одну из самых страшных минут, когда на выходе со стадиона их ждала абсолютно разъярённая толпа, которая начала шатать автомобиль. Так что здесь я как раз апеллирую к историческим источникам.
— А фигура Балашова, партийного босса и врага Тарасова, насколько исторически правдива? Сам-то их конфликт для того времени абсолютно типичен.
— Это тоже собирательный образ. Хотя существовал человек, который являлся прототипом Балашова, но мы не стали употреблять его фамилию. Тогда часто бывало, что фигура куратора – то от партии, то от КГБ – была неоднозначной. Мы и фамилию его настоящую не стали называть потому, что этот человек в действительности сделал и много хорошего для команды – об этом и в различных воспоминаниях писалось. Он же многим игрокам помогал, как в нашем фильме, с квартирами.
Но тогда была такая система, что аппаратчики не могли позволить тренеру получать полный контроль над ситуацией в команде – их задачей было проникать в разного рода щёлочки, создавать конфликты. И он просто делал то, что требовала его работа. Что говорить про советские времена – я сейчас вижу много ребят, которые начинают курировать разные хорошие начинания и портят их изнутри. Абсолютно современная история…
Николай Куликов (сценарист), Николай Лебедев (режиссер) и Михаил Местецкий
Окончание следует.