Весёлый у нас сезон затевается, господа! Если уж такое весёлое межсезонье, с походами «стенка на стенку» да с такими «стояниями на регламенте», то что же ждать дальше? А дальше, не будем забывать, помимо внутренних соревнований, есть ещё и «наружные». Первым старт возьмёт Еврохоккейтур, ещё не похороненный доблестно Международной федерацией лишь потому, что ИИХФ не имеет никакого отношения к его проведению. А там не за горами и Олимпиада в Ванкувере. На родине хоккея, где очень многие его почитатели после двух подряд поражений канадской сборной от жажды мести «этим русским» уже грызут подоконники...
Скажем объективности ради, что Олимпиаду эту мы выигрывать должны. Ну, нет сейчас в мире такой силы, способной противостоять Овечкину, Малкину, Ковальчуку и Дацюку, Морозову, Зарипову, Зиновьеву… и далее по списку. Нет, наверное, в каждой из топовых сборных можно найти одного, а может быть, даже и двух мастеров, равных нашим. Но вот чтобы собрать такую же силу в одной команде — тут у наших конкурентов, извините, гайка слаба. Разве что у канадцев. Хозяевам грядущих игр, безусловно, будут помогать родные стены, но даже они, как показывает опыт Квебека, не всемогущи, если у оппонентов мастера сложились в команду. В команду, которая у нас, считайте, уже есть.
"… Учил ты меня, дурака, сёк и приговаривал: «Хочешь, Славка, до седин спокойно прожить – не ходи в главные». Запомнил я это, милый дедушка, как «Отче наш», никуда не лез, спокойно доиграл и вторым работал. Намеднясь меня даже в Зал моего имени приняли, так и называется: Зал Славы. Неплохо жил, да бес попутал – в Солт-Лейк-Сити главным назначили, а я не отвертелся…"
И теперь, чтобы произвести этакую предварительную, грубую настройку, наша сборная, а точнее, даже почти две сборные соберутся на предолимпийский сбор. Не тренировок для, а ради создания той атмосферы взаимопонимания, без которой великие победы невозможны.
Только ленивый не успел пройтись по списку наших олимпийцев, объявленному руководством сборной. Как обычно в таких случаях, была высказана масса претензий по поводу того, что на сбор пригласили «не тех». Отдельным списком шли кандидатуры «тех» — при этом болельщицкий список был не сильно меньше полного перечня всех российских хоккеистов НХЛ, КХЛ и Европы. Сколько людей, столько и мнений, так было, есть и будет всегда.
Но в одном мнении, думается, мы все сойдёмся — что на этот предолимпийский сбор наши ребята не просто едут, а рвутся. Честное слово, разговариваешь с одним, с другим – считают дни до его начала. Многие уже занимаются, чтобы предстать перед тренерским штабом во всей красе и форме. Чтоб ни тени сомнения у Вячеслава Быкова! И настроение, несмотря на лето, самое что ни на есть боевое: «И-э-э-эх! Давайте сюда этих родоначальников – дорвём, что после Квебека с Берном осталось!..»
А ведь каких-то шесть-восемь лет назад всего, друзья мои — и от этого факта даже чуть тепло становится в груди, — картина в нашем хоккее была совсем иной, если не сказать – противоположной. Чтобы далеко не ходить за примерами, приведу в его качестве собственное произведение аккурат восьмилетней давности. А именно — неопубликованный фельетон, у которого есть небольшая предыстория.
Ровно восемь лет назад в «Спорт-экспрессе», где тогда трудился автор этих строк (ну, не было ещё «Чемпионат.ру»!), был объявлен поиск новых литературных форм. И мне предложили попробовать себя в роли фельетониста. Первый блин не только не оказался комом, но и стал пророческим. Фельетон повествовал о том, как изгнанный из «Питтсбурга» первый в истории НХЛ тренер-европеец Иван Глинка с помощью Владимира Вуйтека пытается трудоустроиться в России. После выхода фельетона в свет его автора называли «буйным фантазёром» и показывали на него пальцем. Ровно до того времени, пока «Авангард» не пригласил пана Глинку на свой тренерский мостик. Правда, спустя какое-то время из Омска нет-нет, да и стали доноситься слухи, что никакого пророчества не было. А просто тогдашний генменеджер «ястребов» Анатолий Бардин, прочитав фельетон, хмыкнул под нос: «А почему бы и нет? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
После такого успеха редакция потребовала «продолжения банкета». В качестве темы и была предложена ситуация, сложившаяся вокруг нашей олимпийской хоккейной сборной. Где тогда царил, чего уж тут скрывать, полный бардак. При заныривании в этот бардак автор понял, что в одиночку с этим не справится, и призвал себе в соавторы Антона Павловича нашего Чехова. Вдвоём и скропали фельетон этот.
"… Мы уж евойным паспортом чиновникам в харю тыкали, настоящих тимургалиевых и турсунбековых привозили – все равно веры нам нет. Казах – и всё тут! Правда, милый дедушка, твой старший внук Владик – ты его помнишь, он в Чикаге вратарскую мастерскую держит, — пособить обещался. Даже говорил, что, ежели дело совсем швах будет, сам в калитку встанет. Только он дюже старый совсем, сослепу ничего не видит, костями скрипит..."
Вот только публиковать его тогда так и не решились. Несмотря на ушат холодной воды, вылитой нашей, извините за выражение, «дрим-тим» на домашнем чемпионате мира в Санкт-Петербурге, отношение к заокеанским звёздам было ещё весьма нежным и трепетным. Вот в редакции и подумали: дескать, и без того в сборной чёрт те что творится, а вдруг ещё кто-то обидится? (Тогда все на всех обижались, мода такая была, или примета времени...) В общем, положили материал под сукно, а вскоре он и вовсе утратил свою злободневность.
Впрочем, не появившись в газете, фельетон появился в Интернете (своя рука — владыка!), вызвав немало весёлых дискуссий. А сегодня мы и хотим предложить его нашим читателям в качестве напоминания той ситуации, которая была в нашем хоккее ещё совсем недавно. Не меняя ни слова, ни знака препинания. Возможно, молодым болельщикам многое в нём покажется непонятным. Зато поклонники со стажем легко вспомнят все сопутствующие моменты и события тех дней. И, на сравнении, что называется, поймут, как всё, в принципе, хорошо и правильно сейчас делается.
Итак…
Слава Фетисов, 39-летний тренер, отданный 12 лет назад в учение к Скотти Боуману, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хоккеисты «Нью-Джерси» разошлись после тренировки по домам, он достал из стола пузырёк с чернилами, «паркер» с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать.
«Милый дедушка, Виктор Васильевич! – писал он. – И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от Господа Бога. Нет у меня никого, только ты один остался…»
Слава Фетисов перевёл глаза на тёмное окно, в котором мелькало отражение лампочки, и живо вообразил себе деда Виктора Васильевича, служащего тренером в некогда непобедимой, а теперь непонятно какой и чьей команде. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижный старикашка, выигравший всё, что только можно, с вечно строгим лицом и суровыми глазами. Теперь, наверное, дед стоит у бортика, щурит глаза на недоубежавшую молодёжь и балагурит с помощниками.
Слава вздохнул, умакнул перо и продолжал писать:
"… Приезжай, милый дедушка. Христом Богом тебя молю, пособи, чем можешь. А то ведь опозоримся опять! Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то все плевать в меня будут, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. Я буду тебе табак тереть, за водкой бегать и Богу молиться. А ежели начнешь нас всех, как раньше, сечь, как сидоровых коз, то только «спасибо» говорить буду..."
«А вчерась мне была выволочка. Ларри Робинсон выволок меня за волосья и отчесал шпандырем за то, что наш „Нью-Джерси“ в меньшинстве пропустил три гола. Но это всё ерунда. Учил ты меня, дурака, сёк и приговаривал: „Хочешь, Славка, до седин спокойно прожить – не ходи в главные“. Запомнил я это, милый дедушка, как „Отче наш“, никуда не лез, спокойно доиграл и вторым работал. Намеднись меня даже в Зал моего имени приняли, так и называется: Зал Славы. Неплохо жил, да бес попутал – в Солт-Лейк-Сити главным назначили, а я не отвертелся…»
Слава покривил рот, потёр кулаком глаза и всхлипнул.
«А что теперь делать, милый дедушка, даже и не знаю. С кем на Олимпиаду поеду – даже не представляю, поелику от сборной все шарахаются, как черти от ладана. Совсем худо дело с воротчиками. Их тут, в Америке, всего два толковых. Но один до сих пор на весь мир обижен – с медалькой его когда-то давно обделили. Я уж ему все свои медальки собрал и принёс, даже два зело дорогих перстенька приложил – всё равно ломается, аки красна девица. А второго в хоккейной федерации почему-то казахом считают. Мы уж евойным паспортом чиновникам в харю тыкали, настоящих тимургалиевых и турсунбековых привозили – всё равно веры нам нет. Казах – и всё тут! Правда, милый дедушка, твой старший внук Владик – ты его помнишь, он в Чикаге вратарскую мастерскую держит, — пособить обещался. Даже говорил, что, ежели дело совсем швах будет, сам в калитку встанет. Только он дюже старый совсем, сослепу ничего не видит, костями скрипит. Так что толку от него в Солт-Лейк-Сити мало будет…»
Слава потянулся, отмассировал пальцы и продолжил писать.
«Собрался я было, милый дедушка, по твоим стопам пройтись: сделать первую тройку, которую ты ещё на смену нам готовил. Ан не тут-то было! Сашке Могильному Олимпиада по барабану, а Буре с Фёдоровым друг на друга волками голодными смотрят – бабу теннисную никак поделить не могут. Из добрых молодцев только Лёшка Яшин да чухонец Каспарайтис играть хотят. Ну, Лёшка он всегда готов, а Каспарайтис драчлив больно. Да ты знаешь, дедушка, он, чуть что, сразу в морду. И бока ему за это мнут нещадно. Боюсь, до Олимпиады здраво не дотянет. У других – то понос, то золотуха, то собака покусала. Вот и выходит, что хотят в сборную те, кто мне и даром не нужен. Прямо хоть к вам, в Россию, езжай и там курам на смех команду собирай…»
Слава судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, как дед гонял их до седьмого пота, зато как здорово было стоять, уставшим, на льду, смотреть в глаза выдранным чехам и шведам, и слушать, как на весь мир играют твой гимн.
«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Слава, — Христом Богом тебя молю, пособи, чем можешь. А то ведь опозоримся опять! Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то все плевать в меня будут, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. Я буду тебе табак тереть, за водкой бегать и Богу молиться. А ежели начнешь нас всех, как раньше, сечь, как сидоровых коз, то только „спасибо“ говорить буду. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… А ещё кланяюсь деду Тузику, доктору нашему Мышалову и всем-всем. Остаюсь твой внук Слава Фетисов, милый дедушка, приезжай».
Слава свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне в аэропорту за пять центов… Подумав немного, он умакнул перо и написал адрес: «Москва. ЛДС ЦСКА. Дедушке».
Потом почесался, подумал и прибавил: «Виктору Васильевичу». Довольный тем, что секьюрити не помешали ему писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, побежал к висящему у входа в арену почтовому ящику.
Вернувшись, Слава с кряхтеньем натянул коньки, взял, не глядя, чью-то клюшку и пошел на лёд. По крайней мере, об одном из восьми защитников сборной голова у него не болела…