Для начала я должен коротко объясниться. Это моё камео на «Чемпионате» — медиа, которому я был верен 10 лет. Вы наверняка заметили, что последние полтора года здесь не выходит текстов за моим авторством — и если мы решим говорить откровенно, то и последние несколько месяцев работы на «Чемпе» я уже натурально вымучивал из себя материалы. Отчасти из-за того, что давно написал всё, что хотел, и не видел смысла повторяться по третьему разу, но главная причина была в другом. В 2018 году я определил для себя, что хочу и могу работать в футболе, спустя год Виктор Михайлович Гончаренко дал мне уникальную возможность ворваться в индустрию через панорамное окно верхнего этажа высотки, а примерно в тот момент, когда болельщики «Аталанты» и «Валенсии» развозили в автобусах, поездах и самолётах биологические бомбы внутри своих тел, мне пришло письмо из Португалии. Я был зачислен на тренерский курс профессора Витора Фраде — здесь я объяснял, почему мне было важно получить именно это образование.
На следующий день всё было решено. Я ушёл с «Чемпионата», чтобы вернуться ради этого текста. За последние несколько месяцев я получил больше 10 предложений об интервью от российских и белорусских журналистов — и вежливо отклонил все. Во-первых, потому что хотел сначала поработать, чтобы было что рассказать, но главным образом потому, что не выношу парад торговли лицом, который обычно выглядит ещё более скверно на фоне любых вопросов — такова специфика жанра интервью. Именно поэтому я решил, что будет честнее сесть перед вами в кресло и напрямую, без посредников, рассказать всё, что считаю правильным рассказать. И так как по жизни я очень лояльный человек, другого варианта, кроме текста на «Чемпионате», я не видел. Простите, хорошие друзья из других медиа, но на долгое время вперёд это будет моё первое и последнее высказывание об этом опыте.
Формальный повод всё тот же, что и к приглашениям на интервью. Да, 30-летний журналист из России (так, чтобы собрать достаточно кликов, меня обозначили в прессе — и это тут же стало мемом среди моих знакомых) руководил командой высшей лиги Беларуси.
1. Разве можно смотреть на 0:10 как-то иначе?
Первым делом я скажу, что формально предпоследняя, а фактически — последняя команда белорусского чемпионата, «Сморгонь», в двух матчах под моим руководством проиграла оба раза по 0:5. При этом ранее команда отбирала очки у лидеров — «Шахтёра» (меня ещё не было в штабе) и «Руха» (я уже был в штабе одним из ассистентов). Для человека со стороны моментальные выводы будут однозначными: я не справился, команда оказалась деморализована сменой тренера и приходом к работе человека со стороны (и из другой страны!), никакого авторитета перед игроками я, даже во дворе пинавший мяч максимально неловко, не имел, и футболисты это чувствовали. Для людей, оценивающих счёт на табло, вся оставшаяся часть текста будет выглядеть потоком оправданий и попыткой выставить чёрное за белое, и я пойму таких людей — им, наверное, стоит просто щёлкнуть на крестик и закрыть текст, чтобы не терять время.
Для всех остальных у меня будет несколько интересных наблюдений. Моё твёрдое убеждение, что результат конкретного матча, даже однозначный, говорит об игре меньше, чем процесс, неизбежно связанный с продолжительностью, за время в Беларуси лишь укрепилось. Вместе с ним укрепилось и понимание, что желание добиться результата здесь и сейчас губительно в сравнении с работой на среднесрочную и долгосрочную перспективу — особенно в постсоветском контексте, где клубы должны (я подчеркну: должны!) ставить перед собой задачу зарабатывать на развитии игроков. Это не значит, что результат конкретного матча или результаты в краткосрочной перспективе не интересуют меня — нет человека, который больнее переживал бы каждое из этих 0:5. Но когда баланс между развитием и процессом на одной чаше весов и желанием добиться краткосрочного результата («решить задачу») сильно смещается в сторону второй чаши весов, получается так, что от команды, которая может ставить перед собой целью развивать молодых и не только игроков, требуют, называя вещи своими именами, одного: достойно проигрывать.
Я последовательно выступаю против этого. Именно поэтому я смотрел на эти два по 0:5 как на стартовую позицию, никак иначе.
В раздевалке после поражения от «Динамо» я сказал, что на пути к футболу, к которому мы хотим прийти, нам нужно сохранять терпение и смелость в работе.
Я видел, что эта работа начала находить отклик у футболистов — позже, уже после того, как получу первую в карьере отставку, я узнаю, что даже недооценивал степень этого отклика.
Фото: Из личного архива Антона Михашенка
2. Что конкретно я вижу иначе
Чтобы всё это не выглядело водопадом из пафосных слов, нужно тезисно обозначить, в чём выражается моё несогласие с традиционным подходом к организации футбольного процесса — и как я старался делать это иначе в короткий временной отрезок в Сморгони.
Первый момент. Как уже понятно, я абсолютно убеждён, что глобально процессы должны строиться от самого важного, что есть у наших клубов, — а это сами футболисты. Это особенно важно там, где нет ни денег, ни инфраструктуры, ни хороших условий, ни чёткого планирования — то есть в разной степени почти везде на постсоветском пространстве. Мы — тренеры, руководители, менеджеры и даже болельщики — не можем относиться к футболистам потребительски. Одна ошибка — на скамейку запасных. Сегодня я сам прошу приобрести мне этого игрока — послезавтра я прошу его продать и купить мне нового на эту позицию. Я отправляю игрока на скамейку запасных — и не разговариваю с ним, не объясняю своё решение, а иногда и избегаю его вопросов. Мы проиграли — значит, я уничтожаю команду эфемерными обвинениями в отсутствии желания и горящих глаз, а в особенно пасмурный день сбиваюсь на прямые оскорбления. Не дай бог тебе совершить ошибку, которую тренер или руководитель определил результативной — все хорошие действия на поле моментально будут забыты.
Это обычная практика.
Что мы действительно должны понимать: ни один футболист не сможет развиваться в ежедневном ощущении присутствия на войне. А это значит, что наши игроки будут в индивидуальном смысле медленнее прогрессировать, искать безопасные решения на поле, подсовывать мяч партнёру, чтобы ошибся кто угодно, кроме меня самого. Это значит, что как команда мы вообще не будем добиваться прогресса, так как будем сосредоточены на выживании, а не на футболе. Один из самых заводных игроков «Сморгони» после поражения в контрольном матче, когда я уже был в штабе, сказал мне, что вообще не чувствует на поле никаких эмоций. Без эмоционального фона любая тренировка не имеет смысла, а любая работа строится как минимум сильно медленнее, чем с наличием такого фона.
Здесь мы не можем позволить себе быть недальновидными. Дело в том, что все футболисты в лиге всегда общаются между собой, узнают впечатления от тренировочного процесса. Если мы меняем подход и отказываемся от бесконечного военного положения, это значит, что молодые игроки начинают советовать своим друзьям из других команд перейти к нам — и вы не поверите, но иногда они будут даже отказываться от более выгодных (финансовых!) условий, лишь бы оказаться там, где футболисты чувствуют среду развития. Это значит, что если у нас много арендованных, то, возвращая в клуб-владелец игрока сильнее, чем он был, клуб-владелец куда проще отдаст нам других игроков — так как будет понимать, что и для них это выгодно. Это значит, что если у нас достаточно возрастных футболистов, то в скором времени они всё равно станут тренерами, агентами, менеджерами и прочими руководителями — и понимая, что даже в последние годы карьеры в них видели потенциал для развития, а не просто выжимали последние соки, они в новой карьере будут гораздо лояльнее к клубу, где это происходило.
Простая фраза «Не пытайся улучшить или развить игроков — просто позаботься о них» должна стать в этом контексте манифестом.
У клубов из России, Беларуси, Украины или других стран Восточной Европы нет возможности брать любых игроков, каких им захочется — следовательно, мы просто обязаны отталкиваться от развития игроков.
Отсюда проистекает второй момент. Развитие игроков возможно только в определённой футбольной среде. Нет правильного способа игры в футбол, поэтому нельзя сказать, что игроков развивает только атакующий стиль (или оборонительный, или владение мячом — и так далее), но любой выбранный тренером футбольный подход должен усваиваться игроками на двух уровнях — сознательном и бессознательном. Конвенциональный подход к футбольным тренировкам предполагает только работу с сознательным. Я — тренер и я даю игрокам директивные установки о том, как действовать на поле в той или иной ситуации; ты — футболист, а значит, должен неукоснительно следовать моим установкам. Методология, которой я по-прежнему учусь, больше полагается на бессознательное: мы должны вычленить те игровые принципы, которые хотим соблюдать на поле, но игроки сами должны постигать их за счёт контекста упражнений в тренировках, который моделирует нужные нам принципы. В вопросе обретения навыков важно, чтобы базовые вещи, которыми являются принципы, оставались на бессознательном уровне, тогда на поле у футболиста будет больше оперативного времени на сознательное принятие решения в конкретной ситуации.
Если говорить об этом совсем коротко, то вот как один из моих футболистов рецензировал процесс: «На второй неделе я начал прямо физически чувствовать, как у меня работает мозг в голове».
3. Сложно ли стать тренером, когда ты не был профессиональным игроком? Ну…
Что ж, отвечая на этот вопрос, я предлагаю убрать условие относительно карьеры. Был ты футболистом или нет, тебе всё равно придётся столкнуться с одной глобальной проблемой — доверием игроков. У тебя могут быть лучшие в мире идеи, но, если ты не нашёл контакта с командой, реализовать их будет сложно. Понятно, что в любой команде мира у Зинедина Зидана будет больше шансов заполучить доверие игроков, чем у рандомного тренера с планшетом, но дальше, уровнем игроков ниже звёздного, проблема уже будет примерно одинакова для всех.
И здесь надо признать, что сегодняшний день — лучшее время для того, чтобы попасть в футбол без профессионального прошлого, потому что так или иначе, даже в консервативных странах постсоветского пространства, сегодня любые мягкие навыки оказываются в почёте. Окей, у тебя есть идеи, но а) ты должен донести их понятным футболистам языком; б) ты должен быть готов к диалогу с ними и заинтересован в этом контакте; в) ты должен показывать, что тебе важны все в команде. Коротко говоря, футболисты не должны чувствовать себя расходным материалом — а они очень чувствительны к этому.
Так как это был мой первый опыт с профессиональной командой, я, конечно, не избежал ошибок в донесении до парней своей игровой идеи — оглядываясь назад, понятно, что часть первой недели мы провели гораздо менее продуктивно, чем могли бы. Но, быстро придя к решению сложностей, я заметил, что и отношение футболистов начало меняться. Они начали схватывать принципы и поняли, что тренировки подчинены определённой логике. Уже после моей отставки мой самый опытный футболист в команде, 37-летний защитник Кирилл Павлючек, поигравший и в РПЛ, говорил мне: «Васильич, вы просто не видели, с каким настроением мы приходили на тренировки и уходили с них. Я не помню в своей карьере, чтобы мы с партнёрами обсуждали упражнения и наши конкретные в них действия — да ещё и вот так, как было».
Однако есть и достаточно неприятные уроки. В «Сморгони» было сразу трое африканских ребят, которые говорили только на французском. Естественно, никакого переводчика на французский в клубе нет, а это значит, что объяснение и развитие игровой идеи выглядело проблематично — если даже с русскоязычными футболистами не было быстрого единого понимания действия, то вы можете сами представить, что творилось с этими франкоязычными парнями. После первой же тренировки я решил, что будет правильно подняться в их общую комнату на базе и через защитника Криса, который за несколько лет в Беларуси научился разговаривать на чистейшем русском и расставлять знаки препинания в сообщениях лучше всех в команде (респект, Крис!), рассказать об игровой идее конкретнее и честно объяснить одну важную вещь. Я провёл легендарную теорию на пятикопеечных белорусских монетах прямо на столе в их комнате, а затем 20 минут терпеливо объяснял: у нас есть объективные барьеры, которые могут не позволить вам схватывать принципы так же быстро, как это доступно русскоязычным игрокам, а это значит, что вам нужно быть максимально внимательными в каждом упражнении.
Мне казалось, что эта честность плюс моё пожелание задавать вопросы через Криса как можно чаще позволят установить контакт с этими парнями даже без общего языка. Что на самом деле услышали футболисты: тренер в нас не заинтересован.
Такие ситуации неприятны, но не стоят того, чтобы отказываться от генеральной линии — искать любые возможности к созданию эмоциональной связи всех в команде.
Фото: Из личного архива Антона Михашенка
4. Что же тогда пошло не так и почему я был выставлен на мороз через две недели
Когда ты смотришь футбол со стороны — как болельщик, журналист или даже эксперт-аналитик — ты всегда скептически относишься к любым высказываниям тренеров или игроков, которые выглядят как отмазки. Когда оказываешься в футболе с другой стороны, я вам просто клянусь, нет большего соблазна, чем начать жаловаться на обстоятельства — от глобальных до мелочей. Не потому что ты как-то меняешься как личность, а потому что этих обстоятельств действительно бывает просто огромное количество.
Но я по-прежнему не вижу смысла на что-то жаловаться, поэтому объясню исключительно футбольные причины. Суммируя всё написанное выше, глобально их две: а) сильное изменение тренировочного процесса не в паузе в сезоне или перед сезоном, а прямо в недельном цикле; б) сильное изменение игрового менталитета — с попыток отбиться в окопах у своих ворот и зацепить какую-нибудь контратаку до попытки играть во владение пространством-временем даже против более сильных с точки зрения индивидуального мастерства соперников.
Меня достаточно часто после Сморгони спрашивали о том, не стоило ли более плавно менять тренировочный процесс. Это было невозможно. Во-первых, потому что я сам не верю в то, что предлагалось до этого — а значит, мне было бы крайне сложно объяснять игрокам синтез старого и новых миров; в таких ситуациях нужно не бояться быть радикальным. Во-вторых, я смотрел с позиции среднесрочной перспективы: если мы постараемся сохранить то, что было, а зимой, в межсезонье, начнём перестройку, то потеряем те самые несколько месяцев на сарафанное радио среди игроков — вне зависимости от того, в какой лиге продолжим играть. С этой точки зрения меняться нужно было сразу — особенно учитывая, что половину команды составляли арендованные.
По поводу изменений в игровом менталитете я достаточно подробно рассказал здесь. Эта тема стала актуальной после поражения России от Хорватии и выступлений Валерия Карпина, и с этой точки зрения я рад, что дискуссия началась. Если обозначить мою позицию коротко, то я убеждён, что и на командном, и на индивидуальном уровне развитие происходит только при хорошем эмоциональном фоне. В футболе он обеспечивается стремлением хорошо играть с мячом. В нашем футболе пока такого приоритета нет.
Примерно всем было понятно, что моментальных результатов от таких изменений не может быть, — они могут появиться через последовательную работу. Но уже после первой игры и событий, на мой взгляд, не связанных с футболом, но напрямую связанных с организацией футбольного процесса в странах бывшего СССР, я понимал, что много времени у меня не будет и меня удержит только хороший результат в матче с флагманом белорусского футбола, минским «Динамо».
Единственным положительным результатом этой игры стал тот факт, что даже соперники признавали: никто так против «Динамо» играть не пытается. В остальном получилось 0:5. Никаких оправданий этому быть всё равно не может.
5. Рефлексия, вечер после отставки, итоги
Со стадиона после поражения от «Динамо» я уходил последним — разошлись даже сами работники арены. Я пошёл в центральный круг, сел и начал смотреть поочерёдно то в левые, то в правые от себя ворота. В раздевалке до этого я около семи минут спокойно объяснял игрокам о важности терпения и смелости в развитии игровой идеи, но сам всё отлично понимал: моя казнь — это дело времени. После выходного и двух часов в офисе всё было решено. На вечернюю восстановительную тренировку я пришёл в джинсах, и Макс Пашкевич, юный местный нападающий, который от меня всё это время не отходил, заметив это, буквально был близок к слезам — это выглядело трогательно.
Сидя в центральном круге, я размышлял о том, адекватны ли мои усилия выхлопу. Три года назад всё это казалось иначе: я думал, что футбольных идей, стремления к знаниям и воли будет достаточно, чтобы поступательно строить карьеру в футболе. На деле оказалось, что никакого поступательного движения нет. На деле ты в какой-то момент просто перестаёшь разбирать коробки в новом городе, потому что понимаешь, что скоро можешь поехать дальше. На деле отношение к тебе со стороны близких или тех, кто был близкими, находятся между уровнем травмирующей обиды и уровнем ненависти — потому что со стороны кажется, что ты готов помогать кому угодно, только не близким. На деле ты видишь, как в индустрии на хорошо оплачиваемых должностях находятся не слишком компетентные люди, тогда как ты кормишь свою семью завтраками и по полтора часа срываешься в трубку людям, которые пытаются помочь тебе в карьере и повторяют уже тебе о необходимости терпения.
Наконец, на деле ты понимаешь, что стараешься думать о работе с позиции среднесрочно-долгосрочной перспективы (зная, что команда стоит одной ногой в Первой лиге, я всё равно изначально настаивал на контракте минимум на полтора года), а в индустрии есть извращённое понимание, что жизнь может поддержать только краткосрочный результат. Всё это резонирует с твоими проблемами с другими долгосрочными ритуалами в жизни — семьёй, дружбой, преданностью, обещаниями; и ты просто не можешь не задаваться вопросом, стоит ли всё того. Скажу сразу: это точно не уникальные эмоции — у многих тренеров и других футбольных людей они возникают. Не всегда они могут настолько чётко их описать, но возникают такие эмоции у многих.
Сидя в центральном круге, я крутил в руке кольцо и думал, что, возможно, стоит возвращаться к журналистике — тому, что у меня точно получается и при этом не приносит столько проблем и душевного неравновесия. Но когда я попрощался с командой, случился вечер, который придал мне сил.
Буквально все русскоязычные футболисты «Сморгони» в этот вечер, не сговариваясь друг с другом, группками по два-четыре человека, зашли ко мне в номер на базе. Или отзвонились мне. Или написали. Разговоры продолжались до третьего часа ночи, и вот несколько ключевых фраз-тезисов, которые прозвучали от футболистов:
«Все понимают, что за две недели нереально исправить всё, вся команда кайфует от процесса».
Фото: Из личного архива Антона Михашенка
«Я начал понимать, зачем нужно это условие в упражнении, потому что это приводит к повторению ситуации».
«Васильич, заметьте: когда мы помирали с «Рухом» и сыграли вничью, мы были меньше собой удовлетворены, чем когда мы возвращались с выезда в Гродно. Мы чувствовали, что вышли играть в футбол, и да, пока в футбол проиграли, но мы не мучились на поле» (это высказывание стоит принимать ещё и в контексте — очки в сезоне были редкими, зарплаты в клубе – низкие, а за ничью с «Рухом» полагались премиальные. Но даже деньги не дали столько удовлетворения, чем попытка играть в футбол).
«Честно, я думал: у меня контракт заканчивается, но если вы остаётесь в Первой лиге, то и я останусь. Но мы думали, что вы не захотите идти в Первую лигу» (игроки не знали, что мой контракт изначально подписан на полтора года).
«Васильич, вы, главное, не бросайте! Неприятно, что мы так подвели, но вы обязательно продолжайте так же!»
«Впервые в карьере хоть смог себя профессиональным футболистом ощутить, и я думаю, что все так могут сказать. Спасибо за две недели футбола, Васильич».
В этот странный вечер мы смотрели, как Париж играет с «Сити» в Лиге чемпионов, и я слышал, как игроки сами начали подмечать в этом матче работу базовых принципов, о которых мы говорили с ними две недели. Сами понимаете, какую гордость я испытывал, когда слышал: «О, ну вот простая вещь, которая и у нас возникать начала». Ещё позже, через пару недель, капитан «Сморгони» Женя Савостьянов сказал, что его отец, тоже тренер, хочет поговорить со мной о том, как я выстраиваю работу.
Читая всё это, легко, наверное, подумать, что я набиваю себе цену или выступаю слишком пафосно для двух крупных поражений. На самом деле это, скорее, размышление вслух, потому что я до сих пор не до конца осознал, что «30-летний журналист» из другой страны сумел очень быстро найти общий язык с футболистами провинциальной команды, и мои методологические принципы и игровые идеи начали находить в них отклик. Но это действительно случилось, а потому мне не о чем жалеть.
Я буду продолжать искать своё место в футболе.