Интервью с бывшим пресс-атташе «Анжи» Расуловым – о Керимове, Это’О, Роберто Карлосе, Махачкале

«Анжи» — уникальный проект для нашего футбола. С 2010 по 2014 годы клуб купался в богатстве Сулеймана Керимова, привозил Роберто Карлоса и Это’О, мечтал о Лиге чемпионов. Сейчас команда играет в ФНЛ-2. Всё это время в «Анжи» — на протяжении 10,5 лет — работал Сергей Расулов. Он ушёл из клуба пару месяцев назад. Мы встретились с Сергеем, чтобы поговорить о том «золотом» периоде и узнать истории о команде. Проговорили 3,5 часа — и вот что из этого получилось.

— Как ты попал в «Анжи»?
— Я пришёл фотографом в 2011 году, когда туда зашёл Сулейман Керимов. До этого позиции фотографа в команде не было. Причём не сразу официально устроился. Я тогда только закончил университет, работал в банке. Но пришло предложение из «Анжи», так сказать, на просмотр. Отработал два зимних сбора без контракта, руководители клуба отпросили меня у руководителей банка. К третьему сбору меня оформили.

— Почему работника банка позвали в футбольный клуб фотографом?
— У меня папа фотограф. Он снимал «Анжи» очень много лет. Отец постоянно меня брал с собой на матчи, мне выдавали манишку: папа работал, я стоял рядом. Потом в 9-10 лет он начал меня натаскивать к фотографии. Потом я подрос, стал делать какие-то успехи. Кстати, даже на «Чемпионате» публиковались мои фото с матчей и тренировок «Анжи». В общем, в команде меня уже знали.

— Почему сейчас ты ушёл?
— Устал. Последние пару лет я, скорее, был советником генерального директора. Пресс-службы почти не осталось, работы во второй лиге тоже не особо много. Была скромная зарплата, но платили только половину. Можно сказать, что последние годы я занимался волонтёрством. Помогал клубу, который меня вырастил. Отдавал должок. Жалко было бросать это дело, я же болельщик «Анжи».

Расулов был у Керимова дома. Рассказ о том, как вёл себя миллиардер в неформальной обстановке

— Ты с Керимовым лично общался?
— Да. Он довольно часто заходил в раздевалку после игр, пожимал всем руки. Все говорили: «Шеф идёт». В этот момент все замирали, а он заходил, спрашивал, как дела, похлопывал по плечу. Как-то мне даже звонили из его приемной, чтобы поздравить с днём рождения. Но самый памятный момент, связанный с ним, случился, когда я был у него дома.

— Ого.
— Это было в 2012 году. Сулейман очень редко даёт интервью, а в тот раз он согласился пообщаться с Financial Times. Но поставил условие, что фотограф будет свой, потому что будет общаться дома в неформальной обстановке. На этом интервью ещё находился Роберто Карлос. Это был такой заход: Роби у Сулеймана в гостях, приезжает журналист и делает душевное интервью.

— Где был дом?
— Одна из дач Сталина в черте Москвы. Я нервничал. Взял с собой все возможные камеры и объективы. В общении с ним всё было классно, он же меня уже знал.

— Карлос понимал, зачем он приехал?
— Роби знал, что будет журналист, но для него приехать в гости к Сулейману было обычным делом. Сначала они погуляли вдвоём по территории, я их пофоткал. А потом Сулейман общался в гостиной с журналистом. После чего провёл экскурсию по дому, показал отдельные комнаты. У него была даже игровая комната: там были спортивные снаряды, пространство для сквоша. Из этой съёмки в итоге опубликовали всего пять фотографий. Остальные хранятся у меня под условием, что они никогда и нигде не будут публиковаться.

— Как тебе Сулейман в такой обстановке?
— Он был очень скромен. Пользовался первым iPad, хотя на тот момент уже вышла новая версия круче, а телефон у него вообще был кнопочный. Керимов забрался на диван в позе по-турецки и был абсолютно расслаблен, вёл себя как простой человек у себя дома.

Каким было любимое русское слово Роберто Карлоса и как прошёл его день рождения в «Метрополе» за деньги Керимова

— Когда пошли первые слухи о Керимове в «Анжи», ты поверил?
— Про это говорили целый год около клуба. Знали, что есть интерес. Ключевую роль играл президент Республики Магомедсалам Магомедов. У него хорошие отношения с Сулейманом, он болельщик футбола и «Анжи», поэтому все верили и надеялись, что это действительно произойдёт. Но долгое время были только разговоры, поэтому казалось, что ничего не будет. Потом это случилось буквально за несколько дней. По щелчку всё произошло. Все были в шоке, бюджет на игроков менялся каждый день.

— Что имеешь в виду?
— Гаджиев с селекцией каждый день отсматривали кандидатов. Но сначала не было понимания, какого масштаба игроков можно привозить. Смотрели футболистов просто пачками. И вот в один вечер составили список, а на следующий день им говорят, что можно смотреть игроков ещё сильнее, что денег хватит. И этот поток работы никогда не прекращался. Там и молодой Де Брёйне был в шорт-листе, и ещё несколько крутых ребят. В целом всех топов, кого хотели привезти, привезли, всех дожимали. Исключение, пожалуй, только Гаттузо. Он не доехал.

— Карлоса тоже смотрели?
— Нет, это было очень быстро. Никто не успел ничего понять. Это было личное желание Керимова. Карлос был его любимым игроком в молодости. Сулейман сказал Герману Ткаченко: «Поговори, я его хочу видеть в «Анжи». А дальше Герман включился в работу, договорился, убедил. Все ощущали себя в сказке. Люди в клубе своим глазам не верили. Жили себе спокойно, а тут Роби приезжает.

— Каким было твоё первое взаимодействие с Карлосом?
— В первые дни я снимал каждый его шаг. Мы и публиковали потом каждый шаг, освещали максимально. Но ощущения обычные, трепета я не испытывал. Важно сказать, что Роби — крутейший человек. Никакой звёздности, моментально располагал к себе. Из всех звёзд, кто играл в «Анжи», он был самый простой. Постоянно шутит, всегда приобнимет, что-то спросит. Быстро нахватался разных словечек.

— Каких?
— Помимо мата – привет, пока, как дела. Самое любимое слово у него было – учкудук. Ему очень понравилась песня «Учкудук три колодца». Её Ахмедов по приколу включал в раздевалке, Карлос был от неё в восторге. При этом он вообще не понимал, что это значит, но ходил и всех называл учкудуками. Ещё он побаивался летать, и каждый раз, когда самолет заходил на посадку в Дагестане, громко говорил по-русски: «Слава богу, Махачкала!»

— Гаджиев нервничал? Со звёздами особо никогда не работал, а тут Карлос.
— Вообще нет. Муслимыч в этом плане машина. Он со всеми находил общий язык. Гаджиев – мощнейший психолог. С Роберто он общался проще, показывал ему, что его ценит, готов с ним откровенно общаться. С тем же Это’О чуть-чуть по-другому: признавал его величину, показывал, что готов с ним советоваться. Это’О называл его Профессор.

— Карлос реально загулял в стриптиз-баре в Перми перед игрой с «Амкаром»?
— Была история, да. Меня с ним не было, но ребята потом рассказывали. Он мог себе позволить выпить, покурить, потусить с девушками. Все знали и понимали. Ему позволялось. Но тогда он на поле реально вышел не в лучшей форме, хотя на игре это особо не сказалось. Но вообще в этом виноват не Роби, а отель в Перми (смеётся). Все команды тогда останавливались там. И на минус первом этаже гостиницы стриптиз-клуб и находился. Уверен, если поспрашивать по командам, то не только Карлос не смог удержаться.

— Ты был на великом дне рождения Карлоса, который устроил Керимов?
— Да. Мы играли в Томске, прилетели в Москву и сразу поехали в «Метрополь». В отеле уже всё было организовано. Для нас пели FloRida, Alexandra Stan. FloRida сначала пел на сцене, потом пошёл в народ, со всеми в обнимку читал рэпчину.

— Керимов же подарил Карлосу Bugatti.
— Да. Причём сначала он подарил ему игрушечную модельку. А потом добавил: «Настоящая ждёт тебя на парковке». Роби пулей выбежал туда, чтобы её увидеть. Карлос отогнал её в Мадрид. Уж не знаю, насколько он часто на ней ездит. Думаю, это не та машина, на которой надо ездить (смеётся). Допускаю, что Карлос временами просто в неё садится подумать о смысле жизни и вспомнить весёлые времена.

— Вечеринка огненно прошла?
— Было очень весело. Больше всех отличился Ян Голенда. Ян был очень мощным – просто гора мышц. На вечеринке все выпили, а в отеле стояли всякие гипсовые статуи в полный рост. Уже под конец тусовки Голенда в полушутку-полуспор сказал администратору команды: «Я сейчас возьму эту статую, подниму и унесу с собой в номер». Так вот он её реально поднял, пронёс несколько метров, и тут статуя треснула под собственным весом, ха-ха. Ян испугался, попытался её поправить и поставить на место, после чего убежал. Настоящий гений. Но главное, что спор выиграл (улыбается).

— Ещё подобное веселье было?
— Мы как-то гоняли всей командой на финал Лиги чемпионов 2011 года на «Уэмбли», где «Барса» обыграла «МЮ». Это было на следующий день после великого матча с «Локомотивом», после которого Красножана обвинили в якобы договорняке.

— Поездку Сулейман организовал?
— Да. Туда взяли сотрудников, лидеров фан-движа, журналистов из Махачкалы – человек 55 поехало. Я всю ночь обрабатывал фотографии с игры с «Локо». В итоге я проспал, команда утром уехала без меня. У нас был оператор Вася, который не летел, потому что у него закончился загранпаспорт. Он проводил команду, шёл обратно и видит, что у меня дверь в номер на базе приоткрыта. Заходит – видит, что я сплю. Начинает меня будить: «Ты чего? Ты же должен был лететь!». У меня паника, начинаю быстро собираться. Моё счастье, что он меня разбудил. Так он ещё и на машине был. Я покидал документы и вещи в рюкзак, мы сели в тачку и дали по газам. Устроили настоящую погоню за автобусом.

— Успешно?
— Да. У автобуса была фора минут 20. В итоге мы их догнали на трассе, автобус остановился, я в него вошёл. И меня охватил ужас. Мне никто ничего не сказал, но мне 21 год, ради меня остановили автобус, меня все ждут. Я прошёл в самый конец в гробовой тишине, все на меня смотрят, Муслимыч просто сверлит взглядом. Уже в аэропорту меня просто разнёс начальник команды. Я после этого никогда в жизни не опаздывал. Моё счастье, что попал в Лондон. «Уэмбли» — это отдельное воспоминание. Было очень круто. Билет дома лежит до сих пор – каждый стоил 1500 фунтов. Дорогущая история для Сулеймана. Мы потусили ещё в Лондоне, шопинг устроили.

Как Карлос вёл переговоры о переходе Диарра в «Анжи» и организовывал ложу на «Бернабеу»

— У тебя в «Инстаграме» есть фото Карлоса, под которым написано, что он ведёт переговоры по переходу Диарра в «Анжи». Он правда принимал участие?
— Да. Это фото сделано в Амстердаме. Мы приехали туда отдохнуть на следующий день после победы над АЗ в Лиге Европы. И вот мы вышли на прогулку, Роби в этот момент достал телефон, набрал в «Реал» и провёл переговоры. Принимал в них непосредственное участие.

— А кто был инициатором перехода Диарры?
— Допускаю, что сам Карлос. Возможно, ему дали понять, что это реально. Он донёс до руководства, ну и сам принял участие в трансфере. Он говорил и с «Реалом», и с самим Лассом. Карлос постоянно был на связи с Пересом. Было несколько случаев, когда они коммуницировали. Как-то мы были на зимних сборах в Испании, дали выходной. И мы пригнали в Мадрид на «класико», где нас уже ждал Карлос. Роби позвонил Пересу, и нам выделили вип-ложу на «Бернабеу». Сам понимаешь – уровень (смеётся). Диарра в итоге приехал через пару недель после звонка Роби. Ласс — это тот случай, когда игрок на тебя моментально мощнейшее впечатление производит.

— В чём проявлялось?
— Он приехал в команду во время паузы на сборные. Ласс вышел на первую тренировку, и тут начался космос. Такого я никогда не видел ни до, ни после. Он просто начал всех возить. Диарра приехал из «Реала», находился в топовой форме. Никто не понимал, что за машина к нам приехала. Ласс, конечно, самый сильный игрок в истории РПЛ по тому, в какой форме он приехал в Россию. Сильнее футболиста не было в истории лиги. Ни Халк, ни Витсель в самой топовой форме с ним не сравнятся.

— Каким он был по характеру?
— Тяжёлым. Немножко капризный, мог дать понять, что ему что-то не нравится в условиях на базе, не со всеми был готов общаться на равных. Тогда уже сформировалось несколько групп: франкоязычные, португалоязычные, англоязычные, русскоязычные. Диарра со своими общался, была своя тусовка. Но играл он фантастически. Все помнят его гол в ворота ЦСКА в финале Кубка, когда в девятку сумасшедший удар положил. А мне ещё запомнился эпизод, когда играли с «Динамо» в «Химках». Диарра начал атаку, раскидал четверых, протащил, отдал на Сэма, и Это’О забил. Диарра – топ.

Запугивания от кадыровцев в Грозном, боязнь за жизнь в Питере, нейтрализация террориста неподалёку от автобуса команды

— Как Карлос переживал историю, когда в него кинули банан?
— Очень болезненно. Это же было дважды: первый раз в Питере ему банан просто протянули. Мы ещё тогда поняли, что это из ряда вон, но Роби спокойно отнёсся. Хотя мы всё равно сделали заявление в СМИ, отработали эту тему. А вот второй раз с броском в Самаре был очень тяжёлым. Он ушёл с поля со слезами на глазах, потом плакал в раздевалке. Его успокаивали, а потом после игры смогли вывести на поле. Дагестанские ребята взяли его в оборот: Лахиялов, Гаджибеков, Тагирбеков. Они посадили его на плечи, вынесли к гостевому сектору болельщиков, фаны скандировали его имя. Роби заулыбался, чуть отошёл, подуспокоился. Но глаза всё равно были на мокром месте. С ним и Муслимыч потом разговаривал.

— «Анжи» вообще тогда был под хейтом.
— Да. Но в Самаре люди проявили неуважение сами к себе. Прошло 10 лет, а мы с тобой сейчас вспоминаем город как место, где кинули банан в Роберто Карлоса. Для меня это был шок. Но нас жёстко принимали во всех городах: мат, оскорбления. Мы спокойно относились к этому, потому что дагестанцы привыкли, что их не любят в России. Мне казалось, легионеров это не будет касаться, но я ошибался. Буссуфа монетами забрасывали в Химках фанаты ЦСКА. Я тогда был под их сектором, меня тоже активно закидывали, потому что у меня манишка фотографа была надета на форму «Анжи». В какой-то момент я собрал горсть и отнёс безопаснику стадиона, сказал: «Смотрите, что творят. Почему бездействуете?». Мне ответили: «Сам виноват. Не стой здесь».

— За жизнь ни разу не боялся?
— Во время полуфинала Кубка с «Зенитом». Вираж, не дожидаясь концовки игры, начал закидывать нас файерами, взрывать петарды, жечь дымы, разворачивать имперские флаги, петь «Небо славян». А я находился прямо под ними, реально было страшно. Питер – самый агрессивный город в этом плане. Но у нас вообще была установка, что если мы на выезде или в Москве на базе, то в форме на улицу не выходим из соображений безопасности. Мы сами понимали, что если ты в метро зайдёшь в куртке «Анжи», то тебя там и оставят. С этой темой, кстати, есть прикольная история.

— Рассказывай.
— Мы пригнали в Ульяновск на матч Кубка России звёздным составом, потому что об этом попросил губернатор области. Весь город собрался. Перед игрой мы вышли прогуляться с монтажёром, были в форме «Анжи». Казалось, что в Ульяновске-то ничего не случится. А там была шпана – человек пять. Начали ухать нам и кричать «Россия для русских!». Мы потом очень долго смеялись, потому что меня зовут Сергей, а монтажёра Дима. Вечная тема, что в Дагестане я вроде русский, а в остальной России – дагестанец.

— Телохранители у звёзд были?
— Только у Это’О и Карлоса. У Сэма было два охранника по контракту. А к Роби было просто логично приставить человека, чтобы ограждать его от лишнего внимания. Но все три охранника были охранниками и команды. Они всё время находились с нами. У Роберто охранника звали Абдурахман – махачкалинский парень, шкаф в два метра ростом. Сильнее человека я никогда в жизни не видел. А у Это’О были московские ребята.

— Были неприятные истории, связанные с безопасностью?
— Да, в Грозном. Тогда ещё не было района Грозный-Сити, хороших отелей тоже не было. Мы приехали в гостиницу, которая, скорее, напоминала большой дом. И перед нами решили разыграть показательное выступление. Обычно, когда мы приезжали в любой город, в гостиницах уже были разложены ключи по фамилиям. Всё делалось чётко. В Грозном же нам говорят: «Нужно подождать в фойе. Заселяться пока нельзя». Мы сначала не могли понять, в чём дело. А потом через несколько минут в отель заявились кадыровские бойцы в форме, с собаками. Они сказали, что сейчас будут проверять наши номера на наличие бомбы. Решили нас напугать. Обошли номера, проверили, и только потом мы заселились. Это явно был элемент давления на команду.

— Весело.
— Да, а ещё был случай со спецоперацией. В Махачкале. Мы ехали в аэропорт, одновременно на дороге началась «спецуха»: устраняли террориста. Была перестрелка, в итоге его ликвидировали. Стрельбу в автобусе все слышали, жутко испугались, попадали на пол, кто-то начал залезать под сиденье. Автобус просто остановили на 10 минут, сказали, что дальше пока не едем. После ликвидации террориста мы поехали дальше. Звёздам потом объясняли ситуацию. Местные-то привыкшие, особо не испугались. Когда мы слышим выстрелы, мы смотрим, где там и что (смеётся). Типичная дагестанская суета для тех лет.

Это’О собрал деньги для Расулова из-за операции, а ещё дарил квартиру и часы

— Самые большие премиальные когда были?
— В «Анжи» всегда было разделение на офисных работников и тех, кто работает непосредственно с командой. Я был оформлен как офисный, хотя жил с командой, летал и работал с ней. Зарплаты у тех, кто в команде, были самыми большими, у офисных меньше. Офиса было два: московский и махачкалинский. В московском – хорошие зарплаты по меркам Москвы. В махачкалинском не очень большие – их можно назвать приличными только для Махачкалы. По меркам Москвы зарплаты в махачкалинском офисе были смешными, они не соответствовали тому уровню, на котором себя позиционировал «Анжи». У меня была самая низкая зарплата в команде.

— Какая?
— Я получал 20 тысяч рублей, потом — 25, потом — 30. Максимальная моя зарплата в тот «золотой» период – 35 тысяч рублей. Все думали, что мы купаемся в деньгах, а у меня временами не хватало средств, чтобы приехать на «Анжи Арену». Я не мог себе позволить каждый день гонять на такси, а другого нормального транспорта до стадиона тогда ещё не было. К середине месяца у меня заканчивались деньги. За мной обычно заезжал коллега – оператор. Вот он как раз находился в штате команды, где были классные зарплаты, премиальные. У игроков стандартные премиальные были 10 тысяч евро за победу, максимум доходило до 40 тысяч евро. Тренерам и персоналу отчислялись проценты. Оператор быстро сменил три машины за счёт них. У офисных же премиальных не было.

— Нечестно.
— Возможно, но у меня не было обиды. Был небольшой период, когда офисным тоже решили давать премиальные: 10 тысяч рублей за каждую победу того «золотого» «Анжи». Это продолжалось несколько месяцев, но после Нового года забыли. Руководство считало, что местных не надо баловать большими деньгами, иначе они перестанут нормально работать.

— Тебя так и не перевели из штата офиса в штат команды?
— Нет. Я всё время так и проработал офисным. Самое забавное, что позже я начал получать премиальные. Но произошло это, когда клуб оказался в ФНЛ. Моя самая большая зарплата тоже была в ФНЛ (смеётся). Я получал 65 тысяч рублей. Больше всего заработал именно в этот сезон, когда мы вернулись в РПЛ из ФНЛ. В конце сезона ещё около 200 тысяч рублей выплатили премию. В «золотом» «Анжи» у меня такого не было. Но про деньги «золотого» «Анжи» у меня есть другая история.

— Выкладывай.
— Когда мы играли в групповом этапе Лиге Европы, у меня обнаружились проблемы с сердцем. Пришлось делать операцию в Астрахани. Пропустил из-за неё игру с «Удинезе» в Италии. Но суть в том, что об операции узнал Это’О. После этого Сэм собрал со всех деньги, я получил презент от всех футболистов. Когда вернулся домой, ко мне приехал оператор и вручил два конверта: от персонала и от команды. На конверте от команды стояли подписи всех игроков, пожелания здоровья. Там была очень приличная сумма в валюте. Мне было жутко неудобно, потому что мне не требовались дорогие лекарства. Мне просто нужно было время восстановиться. Я об этом сразу сказал, ещё когда узнал, что собирают деньги. Не хотел, чтобы думали, что у меня дорогая операция. Мне её сделали бесплатно по квоте. Но в итоге вышло вот так. Было очень приятно.

— Это’О после этого ещё собирал деньги?
— Да. После моего случая он понял, что не все получают премиальные из персонала, завёл отдельную кассу, собирал деньги с команды после каждой победы. Сэм этим занимался, собирал существенные суммы, сам всем раздавал. Он собирал для горничных на базе, поваров, официантов. До последнего своего дня в «Анжи» он это делал. А ещё он подарил администратору квартиру.

— Ого.
— Да, нашему легендарному администратору – Мартини. Он был специалистом по обуви – отвечал за бутсы. В России ни в одном клубе такого не было, это чисто европейская практика, чтобы отдельный человек отвечал только за бутсы. Мартини – сирота. Он работал ещё на старой базе «Анжи», стриг газон, ухаживал за полем – такой сын полка. Своего жилья у него не было. Самуэль об этом узнал, купил квартиру в Махачкале и подарил ему. Мартини был очень рад, хотя к тому моменту он уже привык к подаркам. Ему игроки часто дарили сумки Louis Viutton, телефоны. Он близко дружил с Карлосом, до сих пор общаются, созваниваются периодически по FaceTime. Причём Мартини не говорит ни на английском, ни на испанском, но как-то они друг друга понимают. Они прямо дружбаны (смеётся).

— Это’О ещё кому-то что-то дарил?
— Он как-то подарил часы всем дагестанским игрокам из команды. Это было пари – команда должна сыграть матч «на ноль», тогда они получают от Сэма часы. Но это была разовая акция. Видимо, потому что сыграли на ноль. Своим охранникам Сэм как-то оплатил отпуск с семьями в Штатах. Это был такой знак внимания, благодарность за работу.

— Правда, что у Это’О в контракте было прописано обязательное наличие колы?
— В контракте — нет, но это было его пожелание, которое выполнялось. Массажисты обычно выносят в клетках воду, и существовала отдельная клетка с колой только для Это’О. Иногда он и во время тренировки её пил. Это был маленький каприз.

Каким был конфликт Красножана с Это’О и в чём сила Хиддинка

— Ты видел конфликт с Красножаном изнутри. Как это было?
— В самом начале Красножана нормально приняли. Но после первых тренировок появились вопросы. Это сильно отличалось от того, что предлагали тренеры до того. У Красножана сразу пошла физуха. Было много работы со штангами, а это ещё накладывалось на жару в Эмиратах. Проблема вообще не в том, что он давал эту работу, а что не объяснял смысл. Сэм к нему пару раз подходил и спрашивал: «Тренер, зачем мы это делаем? Я ни разу в жизни ни в одном клубе такое не делал». Красножан отвечал: «Я так решил, так надо». Это, пожалуй, и было главной его ошибкой – он не захотел объяснять что-либо игрокам, не смог выстроить коммуникацию. Для меня, кстати, это тоже самые тяжёлые сборы.

— Почему?
— Я в общей сложности поработал с 14-15 главными тренерами, но такого никогда не было. Много требований, что можно снимать, а что нельзя. Как-то раз мы снимали просто бег в горку, а нам прилетело, что мы выдаём секреты тренерского штаба, что такие тренировки только мы проводим. Хотя я лично минимум троих видел, кто такие же упражнения давал. Ещё был случай, когда сфоткал обычное расписание команды на день, выложил в социальные сети. Красножан меня за это чуть не выгнал.

— Сильно.
— Да. В итоге на втором сборе пошли поползновения в команде. В какой-то момент группа игроков отказалась тренироваться с Красножаном. Мы базировались в Кампоаморе, там два поля. Тогда команда разделилась на две части: команда с главным тренером работала на одном поле, а группа легионеров из Сэма, Карлоса и остальных занималась отдельно по своей программе.

— Они правда летали к Керимову с позицией «либо он, либо мы»?
— Насколько я знаю, летал только Сэм. Я уже постфактум об этом узнал. Было понятно, что долго так продолжаться не будет. Закончился второй сбор, к третьему мы уже знали, что придёт новый тренер. Про Гуса я узнал одним из первых. Мы приехали на третий сбор, вышли на тренировку, которую проводили помощники. За мной прислали машину, забрали с занятия. В отеле уже находился Герман Ткаченко, и вскоре подъехал Гус. Решили устроить команде сюрприз. После тренировки команда вернулась в отель, и Гус их встретил в лобби с большой улыбкой. Потом состоялось собрание. Все сразу воодушевились. Это реально магия Гуса: он моментально обаял всех, напряжение как рукой сняло.

— Это лучший тренер, с которым ты работал?
— В плане атмосферы и подхода – да. Это мегатоп, все его восприняли, как волшебника.

— Некоторые считают, что с точки зрения тактики Гус не так крут.
— У него были лайтовые тренировки. Гус – психолог. Занятия в основном состояли из квадратов, потом футбольчик на маленькие ворота, потом на большие, побили вратарям и разошлись. Упражнения проводили помощники, а Хиддинк – подсказ, шутки. Но он полностью управлял коллективом. Глубоким тактическим анализом он не занимался. В какой-то момент всё стало проседать, поэтому выписали Мёленстена и нового тренера по физподготовке. Понимали, что нужно усилить штаб. Гус нужен был для другого. Мёленстен для меня вообще отдельная графа.

— Почему?
— Я фанат «Манчестер Юнайтед». Мы с ним быстро сдружились. Сразу сказал ему, что я фанат «МЮ». Он же ушёл из клуба почти сразу после ухода Ферги. И представь: я смотрю прощальный почётный коридор, который устроили для сэра Алекса, в котором стоит в том числе Рене, а через несколько месяцев он приходит в «Анжи». Мёленстен был очень открыт ко мне, рассказал, почему решил уйти из «МЮ» и как Мойес наколол весь штаб.

— Каким образом?
— Когда Мойес пришёл, он всех собрал, сказал, что все остаются и работают с ним, что он не собирается ничего рушить. Спустя 10 дней люди начали исчезать. Одного убрали, второго, третьего – всех по желанию Мойеса. Мёленстен тогда ещё сказал, что Дэвид пришёл на огромный корабль после маленькой лодки в виде «Эвертона» и не осознал, что в большом клубе нельзя всё менять под одного человека. Рене же ушёл сам, не стал дожидаться, пока его уволят.

Габулов однажды чуть не подрался с Расуловым. Причина – фотография на «Чемпионате»

— Как ты вспоминаешь историю с вертолётом, на котором игроки прилетели на тренировку?
— Это были братья Габуловы и Жирков. Они задолбались ездить в Кратово по четыре часа. Жир предложил полететь на вертолёте, Габуловы согласились. Это стоило около 50 тысяч рублей. Никто не знал об этом замысле. База – охраняемый объект. Когда вертолёт появился над Кратово, там у всех паника началась. А я жил тогда на базе, получилось так, что они приземлились прямо перед окнами моего номера. Я вышел и офигел. Быстро схватил фотик, снял вертушку. Когда ребята вышли из вертолёта, они сразу по взглядам поняли, что натворили дел. На них смотрели абсолютно все. А сотрудники базы ещё и пилота заставили переставить вертолёт: «Делай что хочешь, хоть на дорогу поставь, но отсюда убери». В итоге ему пришлось подниматься, отлететь на 50 метров, и за забором приземлиться заново. Но Гус ребятам хорошую взбучку устроил за такое, хоть и со свойственным ему юмором.

— Это самая яркая история про Жиркова?
— Да. Он просто не оценил риски, ха-ха. Но надо признать, что до Кратово мы реально очень долго добирались. Пробки были бешеные. По три-четыре часа. Мы в этих пробках спали, ели, пили, работали. Многие игроки после тренировок брали минивэн, в котором убирали пару кресел, кидали матрасы и там спали. Потому что сон – важная часть восстановления, а пробки не давали быстро добраться до дома. Поэтому с вертолётом они просто психанули.

— Кто придумал Юрия Магомедом звать?
— Дагестанские парни. Просто самое популярное имя: как в Москве всех Ванями звать. Юра вообще не обижался, отзывался.

— Его же очень жёстко прессовали фанаты.
— Да. Он в раздевалке же плакал во время перерыва того матча сборной с Македонией. Юра изначально не хотел переходить в «Анжи», даже когда его уже уговорили всеми правдами и неправдами, военными формами и так далее. Он сомневался. Но руководители сделали хитро. Его привезли в Махачкалу на игру, вывели в центр поля, представили. Никто не знал, что к этому моменту контракт ещё не был подписан. Но его там так тепло приняли, что он сразу согласился. За счёт всеобщей любви в Махачкале он справился. Там болельщики его готовы были носить на руках. Это помогало ему пережить остальной хейт.

— Слышал, что у тебя был конфликт с Габуловым.
— Да, однажды чуть не побил меня. Из-за фотографии на «Чемпионате», кстати.

— Как так?
— Была как-то тренировка в Кратово зимой. Футболисты расчищали поле от снега лопатами в паузе между упражнениями. Габул чистил вратарскую, я его сфоткал, выложил. Фото разлетелось, попало на «Чемпионат». И у вас в комментариях народ накатил на Володю, начали писать, что единственное, на что годится Габулов – разгребать снег лопатой. Габул жёстко обиделся на меня из-за этого, но я об этом не знал. И вот на следующий день мы вылетаем на выезд, он заходит в самолёт злой и идёт прямо ко мне. Было видно, что он хотел меня ушатать прямо сразу, начал мне жёстко пихать. В этот момент между нами встал Мурад Латипов (пресс-атташе команды на тот момент. — Прим. «Чемпионата») и спас меня. В итоге Габулов чуть не подрался с Мурадом, а не со мной. Но потом разошлись мирно.

— Гениально.
— Но самое забавное, что сейчас мы с Габуловым дружим. Мы вместе в прошлом году поступили на программу ФИФА, вместе учились, начали мутить совместный проект по учёбе. Поэтому сейчас мы друзья и коллеги, создаём стартап. Очень верим, что этот проект принесет пользу вообще всем профессиональным спортсменам независимо от вида спорта. Мы договорились, что обязательно воплотим его в жизнь, сейчас ищем инвесторов.

Кто привёз Кокорина в «Анжи» и как Денисов отказался извиняться перед командой

— Кокорина ты успел понять как человека?
— Мы с Кокорой провели довольно много времени вместе в его период в «Анжи», потому что он тренировался индивидуально. Я постоянно ходил отдельно снимать его, чтобы показывать, как он восстанавливается. Физио с него тогда семь потов сгонял. В личном общении Саша был простым парнем. Понтов тогда не было. Кокоре нравилась хулиганская и дагестанская тематика, постоянно спрашивал всякие словечки, постоянно повторял «салам, салам». Знал все дагестанские приколы. Он на поле успел выйти два раза во время тренировок, а потом всё закончилось.

— Его трансфер в «Анжи» — чья инициатива?
— Это’О. Его креатура. Мы играли с «Динамо», где Кокора вышел и нормально так повозил. Сэм говорил, что это самый талантливый русский футболист. Точно знаю, что Это’О с Сулейманом по Саше говорил, убеждал, что Кокору надо брать, что это топ и он должен быть у нас. У Сэма было особое отношение к Сане и Смолу. Второго он очень сильно поддерживал, когда у того долго не получалось забить, а Кокору он буквально выписал в «Анжи».

— С Кокорой понятно, а Денисова успел понять? Люди обычно делятся на две категории: те, кто говорит, что он за правду порвёт, и те, кто говорит, что у него просто плохой характер.
— Я, скорее, ко второй группе отношусь. Я его не понял. Не увидел вот этой оголтелой борьбы за справедливость, а увидел человека, который имеет сложный характер. Тот конфликт, случившийся в команде, полностью его вина.

— Как это было изнутри?
— В Самаре его заменили, мы сыграли вничью. После матча в раздевалке Игорь сказал: «У вас тут только русских меняют?». И что-то ещё резкое добавил. Это всё перевели. Сначала Мёленстен ему высказал, Денисов в ответ огрызнулся. Этим он показал своё неуважение ко всем. Потому что до этой ситуации подобного не было ни разу за всю историю «золотого» «Анжи». Таких конфликтов не было никогда.

— Что произошло дальше?
— Сэм сказал, что Денисов должен извиниться. Игорь отказался, после этого Буссуфа начал шуметь на арабском, английском, говорить, что Гарик не прав. На следующий день на тренировке Это’О снова поднял эту тему. Напомнил, что Денисов должен извиниться перед тренером и командой. Игорь ответил: «Перед тренером извинюсь, перед командой — нет». Здесь он уже сжёг все мосты, поставив себя выше коллектива. Но он не считал, что не прав. Потом об этом узнал Сулейман, после чего всё быстро случилось. Перед ним вопрос выбора не стоял, он такое не терпел. Человек только пришёл, начал качать права. Керимов встал на сторону коллектива.

— Какой день в «Анжи» тебе больше всего запомнился?
— Мы были в Швейцарии на игре с «Янг Бойз». Моя жена была беременна нашей первой дочкой. У нас был плохой диагноз, ребёнок мог родиться инвалидом. Жена поехала в Москву на обследование. Так как меня не было рядом, она поехала одна. И вот мы выходим на предыгровую тренировку, мне звонит жена и говорит, что с ребёнком всё хорошо. Я был самым счастливым! Танцевал прямо на поле, плакал от счастья. Ничего лучше в жизни не происходило. Моя жена – мой главный герой. Все эти годы она меня ждала. Обычно от этого страдают супруги футболистов, но они переезжают вместе с ними с места на место, а у меня просто не было возможности перевезти её в Москву. Был только короткий отрезок, когда клуб на четыре месяца снял квартиру в столице. В общем, жена – источник максимального счастья в моей жизни. Спасибо ей!

— Тяжело быть женой работника футбольного клуба.
— Да. Когда я собирался жениться, работал в банке, планировал стажировку в США. Когда позвали в «Анжи», я обо всём забыл, планы поменялись, всё подстроилось под клуб. После этого мы планировали свадьбу под календарь РПЛ. Сыграли её в итоге в паузу на сборные. Мне дали побыть неделю дома. После этого я семью видел очень редко, прилетал на домашние игры, давали день отдохнуть. В этот день я как раз видел своих в Дагестане.

— Мучительно.
— Да. Я и рождение дочек пропустил. Первая родилась, когда мы были на сборах в Испании. Перед вылетом в Москву узнал, что моя любимая вот-вот будет рожать. Я очень переживал, что самолёт взлетит, а я не узнаю. В итоге пилот по громкой связи объявил в полёте, что у меня родилась дочка. Меня поздравила вся команда, было круто. Вторая родилась, когда я находился на сборах. Отвёз жену в роддом и улетел, оттуда их с дочкой уже папа забирал.

Как разваливался «золотой» состав «Анжи». В один момент в команде остались шесть человек

— Ты помнишь, как разваливался «золотой» «Анжи»?
— Да, очень хорошо. Игроки тогда сами собой не управляли. Мы были на сборах в «Лужниках». Люди каждый день исчезали один за одним. Дошло до того, что в команде остались шесть человек. Причём было забавно – я и другая махачкалинская часть персонала узнали обо всём последними. Мы летели из Махачкалы в Москву после выходного дня. Новость о переформатировании разлетелась за час как раз пока мы были в воздухе. Заходим на посадку, появляется мобильная сеть, и у нас просто куча пропущенных, сообщений с вопросами «Что случилось?». А мы сами не в курсе, начинаем читать новости. Про нас в тот момент вообще забыли.

— Это как?
— В здании «Лужников» была гостиница, где жил персонал. Мы приехали, а оказалось, что на нас номера никто не снял. У всех голова болела о другом. Нас заселили в итоге в какой-то восьмиместный барак. Сидели, общались между собой. Казалось, что это реально конец. На следующий день начали съезжаться игроки, но на тренировку не переодевались. С ними переговорили, сказали, что будут искать всем новые клубы и что им ни о чём беспокоиться не нужно. Тогда ещё и тренера не было, потому что несколько туров главным был Мёленстен, а на эти выходные он улетел за вещами. И не вернулся, поскольку его поставили перед фактом о переформатировании. Тренировки проводили помощники, а потом вернулся в команду Муслимыч. Но это было и забавное время тоже.

— Почему?
— Нас тогда окружили представители жёлтой прессы по типу «Life». Они буквально сидели в кустах, пытались что-то выяснить. Было весело, потому что мы довольно быстро просекли, что наши разговоры оперативно появляются на страницах «Life» в формате «источник в клубе сообщил». После этого мы нарочно стали говорить около кустов всякую чушь, которая потом появлялась в интернете (смеётся)

— Всё было настолько быстро, что из звёзд никто не попрощался?
— Только Сэм. Он оставался до последнего дня с командой, потом приехал попрощаться. У нас был выезд в Питер, куда он поехал, хотя все знали, что он уходит в «Челси». На тот матч он поехал с фотоаппаратом – маленькая Leica. Фотик висел у него на шее, Это’О всех фоткал, сам со всеми делал фотки. До игры попрощался со всеми, а потом мы расстались. Но Сэм до сих пор временами интересуется делами «Анжи» через переводчика. Он же и в «Анжи», живи» принял участие.

Хабиб почти привёл арабских инвесторов в «Анжи». Главный стадион Дагестана ржавеет

— Кто-то отказался принимать участие в «Анжи», живи»?
— Юра Дудь. Он аргументировал отказ, я его понял. Из игроков согласились все. С Гусом была, кстати, забавная история. Мы с ним общались смсками. Он сразу дал добро, но написал после этого: «Я не умею записывать видеоселфи, я никогда этого не делал. Напиши мне инструкцию!». Я ему написал пошагово: как записать, как сохранить, как переслать, чтобы не сжалось качество. Гус, кстати, всегда, когда мне отвечает, подписывает сообщения Old boss Anzhi.

— Хабиб же тоже делал?
— Да. Он несколько раз тогда публично высказывался в поддержку клуба.

— Тебе не кажется, что с его финансами и связями он мог бы спасти «Анжи»?
— Я точно знаю, что он был очень близок к этому. Хабиб практически нашёл решение вопроса пару лет назад. Он почти привёл в клуб арабских инвесторов. Из-за определённых причин в последний момент всё сорвалось. Эти причины от него не зависели. После этого он бросил это дело, потому что бессмысленно. Сейчас, кстати, он стал поддерживать махачкалинский «Легион».

— Неприятно.
— Мне, с одной стороны, это не очень понятно, а с другой – я понимаю, что основания были. После той истории его пути с «Анжи» разошлись. Потом он выбрал «Легион», потому что с ним общается Шамиль Лахиялов. Хабиб им слегка помогает медийно. Но, естественно, не так, как хотел помочь «Анжи». В целом у меня к нему хорошее отношение. Я же проводил его чествование в Махачкале, когда он выиграл пояс. Я был организатором, координировал все службы, постоянно находился с Хабибом, объяснял ему программу и так далее. Я много с ним общался в тот вечер. Нурмагомедов – классный чувак, у него отличное чувство юмора, он хорошо общается, максимально простой. Понимает, что образование — это важно, что надо не только драками заниматься.

В то же время я категорически не согласен с его позицией, которая была по отмене концертов – по той истории с Кридом. Со своими постами в «Инстаграме» он тоже периодически промахивается. Думаю, Хабиб до сих пор не понимает, насколько большое у него влияние на аудиторию, какая у него цитируемость. Внутри он остался всё тем же простым махачкалинским парнем, а по факту является крупнейшим лидером мнений для огромного числа людей. Ему совершенно точно нужен человек рядом, профессионал, который помогал бы с соцсетями, фильтровал бы какие-то вещи, подсказывал, что писать стоит, а что — нет. Обидно, ведь те ресурсы – в первую очередь, медийные, которые у него есть, и своё влияние – он мог направить в более позитивное русло. Но это его видение жизни, тут большую роль играет вопрос религии, а осуждать такое – табу.

— Что сейчас происходит с «Анжи»?
— Команда идёт в группе лидеров, отстаёт на несколько очков от ростовского СКА в ФНЛ-2. У действующих игроков плюс-минус стабильные зарплаты. Большие долги перед всем персоналом, перед бывшими футболистами и налоговой. Но в спортивном плане команда себя неплохо чувствует. Сейчас в «Анжи» играют только местные ребята, потому что наложен запрет на регистрацию игроков. Клуб имеет право заявлять только воспитанников и местных футболистов. Команда никому легко не проигрывает, вообще редко теряет очки. Это клуб, который последние пару лет стараниями гендиректора Абсалутдина Агарагимова продолжает существовать. Если бы не он и не те люди, которые остались из сотрудников, клуба бы не было. Им реально не всё равно, они тащат «Анжи» на себе ценой собственного благополучия, ведь невозможно жить только за счёт «Анжи». Зарплаты очень маленькие. Каждый из тех людей, кто остался в клубе с былых времен и работает, несмотря ни на что, – настоящий герой «Анжи».

— Ты веришь, что «Анжи» вернётся в РПЛ без долгов?
— Это реально, но не меньше, чем через пять лет. Глава республики – болельщик футбола. Во многом его усилиями возродили «Динамо» Махачкала. На этот клуб из бюджета выделили 90 миллионов рублей, потому что глава республики болеет за «Динамо». У них всё неплохо. Власти сейчас не хотят поддерживать «Анжи».

— Почему?
— Из-за президента – Османа Кадиева. Он сам об этом открыто говорит. Он конфликтовал с властью, открыто критиковал прежнего главу региона. Бóльшая часть фанатов, кстати, тоже отчасти поэтому не ходит на трибуны в последние годы. Они не хотят поддерживать клуб при нынешнем владельце. В итоге в руководстве республики решили влить деньги в «Динамо». Если бы «Анжи» дали 90 миллионов рублей, этого бы хватило, чтобы закрыть почти все долги. У махачкалинского «Динамо» сейчас нет болельщиков. Я специально зашёл на последнюю игру, посчитал их.

— Сколько?
— 80 человек. Плюс есть ещё «Легион». У них с поддержкой получше, но всё равно это не сравнимо с количеством болельщиков «Анжи». В регионе три клуба, но ни один из них не решает задачи. А главный стадион Дагестана – «Анжи Арена» – просто стоит. Никто не играет на нём. Как «Анжи» вылетел из РПЛ, он ржавеет. Там ухаживают за газончиком, но не более. Уже всё выгорело – кресла выцветшие от солнца. Куски от газона главного поля вырезают для тренировочных полей филиала академии московского «Динамо», которая находится на территории. Это единственное, что там функционирует. По итогу: нынешний «Анжи» и ситуация вокруг клуба – хорошая иллюстрация всей действительности в стране. Была сказка, но сейчас всё скатилось к суровой и не очень весёлой реальности.