Самый крупный бунт болельщиков на футболе в СССР: «Зенит» — «Торпедо», 1957-й год

До июня 2002 года, когда болельщики организовали беспорядки на Манежной площади в Москве после поражения сборной России от Японии на чемпионате мира, это был крупнейший футбольный бунт в истории нашей страны. Чуть более 63 лет назад, 14 мая 1957 года любители футбола устроили столкновения с милицией на матче чемпионата СССР «Зенит» – «Торпедо». Рассказываем об этом «Ленинградском деле».

Всё началось с того, что болельщик выгнал голкипера и встал в ворота. Народ был взвинчен из-за алкоголя, игры «Зенита» и государственных облигаций

В сезоне-1957 «Зенит» неудачно стартовал в чемпионате СССР. В первых восьми матчах ленинградцы одержали лишь одну победу и перед матчем с «Торпедо» занимали десятое место из двенадцати команд. Москвичи, за которых выступал легендарный Эдуард Стрельцов, напротив, находились в группе лидеров.

Превосходство в классе торпедовцы доказали и на поле стадионе имени Кирова. На глазах 60 000 зрителей гости забили пять мячей в ворота крайне неудачно сыгравшего голкипера «Зенита» Владимира Фарыкина, а хозяева смогли ответить только голом Валентина Царицына. Ленинградские болельщики были крайне возмущены игрой команды Аркадия Алова, а многим из них агрессию подогревал крепкий алкоголь, свободно продававшийся в те годы на футболе.

Бунт начался с того, что за несколько минут до конца матча 30-летний подвыпивший шофёр завода «Знамя Труда» Василий Каюков выбежал на поле, снял пиджак, под смех трибун выгнал Фарыкина из ворот «Зенита» и занял его место. Милиция не сразу заметила подмену – игра продолжилась. Но вскоре стражи порядка схватили Каюкова и повели его в пикет. Что случилось дальше, можно судить по рассказам очевидцев – участников той встречи и привлечённых к ответственности болельщиков.

«Милиционеры, конечно, прозевали Каюкова, – рассказывал экс главный тренер «Зенита» Юрий Морозов, который тогда играл за ленинградцев на позиции полузащитника. – Потом опомнились, скрутили ему руки и потащили на выход. Зрители и так были возбуждены, а тут совсем обезумели. Я такого никогда не видел, тем более в Ленинграде. Бутылки на поле водопадом посыпались. Мы все игроки, тренеры, судьи едва успели в тоннеле скрыться. Едва вошли в раздевалку никто, по-моему, даже грязных гетр не успел снять, вбегает кто-то из администрации: «Ребята, там такое началось! Быстро отсюда в соседний корпус на второй этаж!» Мы бегом туда. К окнам прильнули, глазам не поверили: огромная толпа штурмует ворота, отделяющие внутренний дворик стадиона от площади. Ломились в дворик с двух сторон. Но со стороны тоннеля ворота металлические были, наглухо закрытые. А вот как они с площади не ворвались, до сих пор не пойму. Толпа озверела, и если бы добрались они до нас или торпедовцев (те в другом корпусе забаррикадировались, тоже на втором этаже), наверное, не пощадили бы никого. Честно говоря, очень страшно было.

Автобусы и наш, и торпедовский во дворе стояли. Что с ними сотворили! С открытой галереи над корпусами сбрасывали декоративные металлические вазы, каждая кило по 150-200. Хорошо, никого не раздавили. У многих были ломы, грабли, лопаты – разграбили склад хозяйственного инвентаря. Раненых было много. Помню, одного капитана первого ранга здорово покалечили. Пытались его вывезти на скорой помощи, так толпа втолкнула машину обратно во двор… Ни у кого из нас, футболистов, случившееся в голове не укладывалось: Ленинград всегда считался городом культурным. Наверное, совпали наша плохая игра и общая озлобленность народа: как раз отменили выигрыши по облигациям госзайма, на которые люди всю войну подписывались».

История с облигациями – несомненно, ещё одна причина, по которой народ был в то время взвинченный, озлобленный. В Ленинграде незадолго до матча активизировалась подписка на государственный заём, который проводился в добровольно-принудительном порядке. Людям приходилось отдавать в кредит государству половину зарплаты. Вдобавок примерно в те же сроки вышло постановление, отсрочившее на 20 лет погашение облигаций и тиражи выигрышей по всем предыдущим займам. К этому нужно добавить негативное отношение большинства граждан к милиции, применявшей нередко жестокие методы.

«Каюкова скрутили двое милиционеров, – вспоминал в интервью для «Невского времени» болельщик Виталий Клау, осуждённый по этому делу. – Когда вели по беговой дорожке, он начал вырываться, с одного фуражку сбил. Ему стали руки заламывать, за волосы схватили. Он заорал матом и «Помогите!» С трибун стали кричать милиционерам, чтобы не мучили человека, те в ответ нагрубили, тогда народ на поле и рванул. Милиции было мало, и толпа быстро загнала их в тоннель. Не было никаких организаторов, всё стихийно произошло. Просто много было пьяных тогда, спиртное продавали прямо на стадионе. Милицию же очень не любили, она часто людей лупцевала почём зря. А тут ещё как раз на заводах подписывали на очередной госзаем, хочешь не хочешь, а на ползарплаты подпишись...».

Сотрудники милиции явно перестарались с агрессией по отношению к Каюкову. Ему разбили лицо, ударив о бетонный поребрик. Когда же зрители стали возмущённо спрашивать «Что вы делаете?», им также пригрозили задержанием. После финального свистка группа из 20-30 болельщиков спустилась с трибун на поле с целью отбить задержанного у милиции. По всей видимости, большинство из них не были знакомы друг с другом. Завязалась первая короткая драка. Неудавшегося вратаря освободить не смогли – милиция задержала нескольких участников конфликта.

После этого стражи порядка поднялись на трибуну и принялись атаковать всех подряд, виновных и невиновных, и вот в этот момент толпа обезумила. В ответ с трибун полетели бутылки. Прибежали болельщики из других секторов, а милиционеры, находившиеся в численном меньшинстве, вынуждены были ретироваться.

Хулиганы призывали бить милицию и требовали выдать вратаря и тренера «Зенита». Повреждения получили 107 человек

В массовых беспорядках участвовали меньше тысячи человек. Остальные либо покинули стадион, либо просто наблюдали за происходящим со смехом и изумлением. Толпа принялась штурмовать металлические ворота южного двора стадиона, используя выломанную на секторе скамью (по утверждению других источников, – шведскую лестницу). Разбушевавшиеся болельщики разбили автобусы команд, требовали выдать им виновников поражения Фарыкина и Алова, а некоторых милиционеров сбросили в воды Финского залива. В ход против власти пошли камни, совки, обрезы водопроводных труб, облицовочная плитка и все те вещи, о которых говорил Морозов. Бунтарям помогло вооружиться не только разграбление хозяйственного склада стадиона, но и то, что на арене велись работы по замене асфальта. По свидетельству обвинения самые агрессивные хулиганы подстрекали толпу выкриками «Бей милицию!», «Бей футболистов!», «Бей гадов!» и «Делай вторую Венгрию!». Имелось в виду вооружённое восстание в Венгрии против просоветского режима, подавленное в октябре-ноябре 1956 года советскими войсками.

«После финального свистка мы направились к южному тоннелю, – рассказывал зенитовец Царицын. – Вдруг шум: по полю бегут милиционеры, а следом за ними – толпа болельщиков, человек сто. Мы в раздевалку, со Стрельцовым оказались вместе, сели к стене с окнами – чтобы в нас не попали камнями».

«Было страшно – признавался нападающий «Зенита» Станислав Завидонов. – Я видел, как из тоннеля провели во двор милицейского офицера с разбитой головой, он был весь в крови. Рядом с закрытыми воротами находилась легкоатлетическая кладовая, так что во двор летело всё – например, ядра» (сайт ФК «Зенит»).

Нападающий «Торпедо» Валентин Иванов, который в этом матче оформил дубль, тоже вспоминал в интервью о случившемся в Ленинграде: «Когда в самом конце встречи на поле высыпали болельщики, мы бегом бросились в раздевалку. Едва мы очутились внутри, как в окна со всех сторон полетели разные предметы. Пришлось всей команде ничком укладываться на пол между оконными проёмами. Лежали довольно долго, пока обстановка немного не остыла. Со стадиона уехали лишь часа через полтора после матча. Не помню, сопровождал ли нас какой-то эскорт, но до вокзала добрались без происшествий».

Встреча началась в 19:30, а страсти бушевали почти до полуночи. На подмогу милиционерам приехали курсанты военных и медицинских училищ, однако и их сил не хватало, чтобы обуздать толпу. Тем не менее главный из находившихся на арене сотрудников правоохранительных органов полковник Пчёлкин не спешил вызывать подкрепление, полагая, что агрессия болельщиков сама собой сойдёт на нет. Приехали только пожарные, которые начали обливать бунтарей водой, но те быстро продырявили шланг. В какой-то момент ворота южного двора падают под ударами тарана. Агрессивная толпа направляется к спрятавшимся футболистам, однако предупредительный выстрел в воздух останавливает хулиганов. Кто-то залегает и попадает в руки сотрудникам, а остальные убегают. Когда же наконец прибыло более мощное подкрепление (в том числе новые пожарные машины) и всё успокоилось, футболисты «Зенита» и «Торпедо» покинули стадион.

На суде сообщалось, что в результате действий хулиганов 107 милиционерам, военнослужащим и другим гражданам были причинены тяжкие и лёгкие телесные повреждения, а материальный ущерб, нанесённый стадиону имени Кирова, составил 13 236 рублей. Солидную сумму по тем временам. К счастью, обошлось без жертв.

Естественно, в советской прессе на следующий день после матча «Зенит» – «Торпедо» не было упоминаний о бунте в Ленинграде. Лишь газета «Комсомольская Правда» завершил свой отчёт об игре одним предложением на эту тему: «Следует отметить плохую организацию соревнований на стадионе и недисциплинированность зрителей». Позже, в начале июня газета «Ленинградская Правда» опубликовала заметку под названием «В прокуратуре города Ленинграда».

«14 мая сего года на стадионе имени С. М. Кирова после футбольного матча между командами «Зенит» (Л) – «Торпедо» (М) группа хулиганов, находившихся в нетрезвом виде, сначала на трибунах, а позже на поле стадиона устроила скандал, – сообщалось в заметке. – Присутствовавшим на стадионе работникам милиции и ряду граждан, пытавшимся восстановить порядок, хулиганы оказали сопротивление, причинив некоторым из них телесные повреждения. В связи с этим арестованы и привлекаются к ответственности: нигде не работающие Краснов, Матюшкин, Клау, шофёр завода «Знамя Труда» Каюков, работник завода «Севкабель» Дорофеев, работник артели имени Третьей пятилетки Ниелов и другие, всего 16 человек. Дело для рассмотрения передано Прокуратурой в Ленинградский городской суд».

Участников массовых беспорядков хотели судить по политической статье. Хрущёвская оттепель помешала вынести более суровые наказания

Удивительно, но к ответственности привлекли только 16 человек из 140 задержанных. Да и в эту небольшую группу арестованных некоторые, судя по всему, попали совершенно случайно. Требовалось найти виновных – милиция находила. Указанный в материале «Ленинградской Правды» работник артели имени Третьей пятилетки Ниелов был инвалидом, потерявшим ногу во время Великой Отечественной войны. Как и нигде не работавший Алексей Матюшкин, у которого отказала правая рука. Они отрицали своё участие в хулиганских действиях, но получили свои сроки соответственно как «подстрекатель» и «антисоветчик».

«Я пришёл на стадион с приятелями, – рассказывал Ниелов. – Был на протезе, у меня с 42-го ноги нет до колена. Когда началась драка, мы встали и спокойно пошли со стадиона. Я натёр ногу протезом и присел отдохнуть у памятника Кирову. Вдруг подъезжает машина, выскакивают два милиционера, хватают меня и тащат. Один кричит старшему: «Да он же на протезе!» А тот отвечает: «Всё равно, они тут все зачинщики». Швырнули в машину с такой силой, что я сознание потерял. Перед допросом следователь Носков комсомольцам-бригадмильцам Банкову и Брискеру продиктовал их показания, будто бы они видели, как я дрался дубиной с курсантами. Я как услышал, у меня волосы дыбом встали! Допросили всего один раз, после чего перевели в «Кресты». Я сразу понял, что нас всех посадят, даже если не будет никаких доказательств. Охранники, сволочи, всё шутили, что скоро нас будут «пукать», то есть расстреливать. На суде обвинительное заключение изменили: поняли, наверное, что глупо инвалида обвинять в хулиганстве. Дали четыре года за подстрекательство». («Санкт-Петербургский Курьер»).

А вот ещё немного деталей из интервью Клау и другого подсудимого Михаила Чупрова.

Клау: «Всё само собой утихло, люди стали расходиться, я тоже пошёл к трамвайному кольцу. И тут появились грузовики с конвойным полком МВД. Стали всех подряд хватать. Меня отвезли в ДПЗ (Дом предварительного заключения) возле Дворцовой площади, там во дворе всех избили. На допросах тоже избивали».

Чупров: «Что милиция делала? С ними были пожарные. Пожарные из брандспойтов поливали… и когда эти люди мокрые шли к трамвайной остановке – тогда же не было другого транспорта – их там милиция вылавливала. По принципу – если мокрый, то участвовал в драке» («Культурный слой»).

Этим 16-ти «шили» политические дела, грозили 58-й статьёй (контрреволюционный мятеж) и самым суровым наказанием вплоть до расстрела. Возможно, в более ранний период тем бы всё и закончилось. Но в 1957-м участникам беспорядков повезло избежать обвинений в антисоветчине. В самый разгар хрущёвской оттепели партия проводила политику либерализации. К тому же сам Хрущев в эти дни приехал в Ленинград и заявил на пресс-конференции для зарубежных журналистов, что в СССР больше нет политических заключённых.
Трое из подсудимых не признали своей вины ни в ходе предварительного расследования, ни на суде. Ещё два человека признали себя частично виновными.

Сохранилось обращение одного из заключённых по футбольному «Ленинградскому делу» Николая Круглова в генеральную прокуратуру СССР. Он винил в случившемся милицию. Письмо начиналось такими словами: «Кровопролитие, происшедшее в Ленинграде, было подготовлено и организовано милицией города. Подготовка событий состоит в том, что за последние годы у милиции стало правилом избивать людей ни за что. Организация же кровопролития состоит в том, что несколько сот милиционеров, вооруженных палками, по команде своего начальника напали на ни в чем не повинных людей и зверски избили их…».

В результате задержанных судили по статье «хулиганство». Улик против них недоставало, всё основывалось на свидетельских показания пострадавших милиционеров и сотрудников Бригадмила (общественной организации, оказывавшей помощь в охране порядка). Заседания суда проходили с 10 по 14 июня за закрытыми дверями под усиленной милицейской охраной. Наибольший срок получил Юрий Гаранин, который якобы и призывал «делать вторую Венгрию», – восемь лет лишения свободы. Клау и ещё двоим дали по семь лет, Матюшкину – пять, Ниелову – четыре, а остальным, включая «вратаря» Каюкова, меньше. «Совершенные действия подсудимыми представляют особую опасность для нашего Советского государства и общественного порядка», – утверждалось в судебном протоколе.

Известно, что в декабре 1959-го после визита специальных комиссий все заключённые по этому делу были амнистированы с правом проживания в Ленинграде. Но при этом не оправданы. Впрочем, согласно одному из источников трое (те, кто не признал своей вины) отсидели полный срок – от трёх до семи лет, так как амнистии не подлежали.

Вскоре после матча в Ленинграде появились новые секретные инструкции по проведению массовых мероприятий. В «Зените» организовали собрание, на которое приехали работники горкома партии и органов. Говорят, футболистам объясняли, что их плохой игрой могут воспользоваться противники советской власти, а в качестве примера рассказали о присутствии большого количества иностранцев с фотоаппаратами на встрече с «Торпедо». Впрочем, спустя пять дней «Зенит» всё равно потерпел крупное поражение от «Спартака» – 1:4. Эта игра на спешно приведённом в порядок стадионе имени Кирова собрала рекордную для того сезона аудиторию – 80 000 болельщиков. Люди не испугались вернуться на стадион.