Тема ареста экс-футболистов сборной России Александра Кокорина и Павла Мамаева на время ослабла в медиа-пространстве, но сегодня снова взорвала Интернет. 11 октября Тверской суд Москвы принял решение арестовать их, а также брата Кокорина – Кирилла и друга игроков – Александра Протасовицкого, на два месяца. Таким образом, срок содержания этой четвёрки под стражей заканчивался уже в субботу. Однако следствию этого времени не хватило для выяснения всех обстоятельств, и оно обратилось в суд с просьбой продлить арест ещё на два месяца – до 8 февраля.
Журналисты стали собираться у здания Тверского суда, который в данный момент временно переехал и соседствует с Мещанским, около девяти утра – за два часа до начала слушания. Как и в октябре, журналистов собралось много – это легко объясняется широким общественным резонансом дела. За час до начала процесса приставам пришлось разделять толпу на несколько частей, чтобы избежать давки на входе. Проблему усугубляло соседство с Мещанским судом – фактически оба суда находятся в одном здании, поэтому и вход у них один. Из-за этого часть пришедших вообще не понимала, что происходит, пытаясь прорваться в помещение по своим, совсем другим делам.
Перед заседанием небольшой комментарий об ожиданиях от процесса дала одна из адвокатов Александра Кокорина – Татьяна Стукалова. Ничего положительного от заседания она не ждала, поэтому создалось ощущение, что всё предрешено заранее. Любопытную деталь отметил адвокат Мамаева Игорь Бушманов, который заявил, что друзья-футболисты впервые встретятся после печальноизвестных событий. В зал приехала и жена полузащитника «Краснадара» — Алана. Перед началом заседания они даже успели перекинуться парой слов, хотя отвечать на вопросы журналистов, естественно, всем задержанным запрещали. Мамаев при этом протирал стекло, объясняя отцу это тем, что фотографам его будет не видно.
Из-за большого количества людей в зале стоял невероятный галдёж, и пресс-секретарю суда несколько раз приходилось кричать на прессу, предупреждая журналистов о невозможности съёмок в зале заседания без соответствующей аккредитации. Без споров не обошлось – одну из журналисток всё-таки вывели из зала суда, в то время как кто-то продолжал сражаться за свои места в зрительном зале.
Всех прервал судья, и процесс наконец-то начался.
С самого пошёл какой-то сюр. Например, когда Кокорина попросили назвать дату рождения своего ребёнка, он сначала запнулся, но всё-таки назвал число – 4 июня. Эта дата почему-то удивила судью, который даже переспросил футболиста, ничего ли он не путает, после чего сделал замечание родителям Кокориных за переговоры.
Следствие мотивировало просьбу о продлении ареста подозреваемых тем, что в данный момент нет результатов некоторых экспертиз, в том числе медицинских. При этом основывались они, по словам адвокатов задержанных, лишь на словах. Следователи не раз произнесли фразу о социальной опасности задержанных: якобы, те воспользуются связями и деньгами, чтобы выехать из России и мешать следствию, а главное – продолжить преступную деятельность. Были даже слова о связях Кокорина с властными структурами, которые будут помогать оказывать давление на потерпевших. Затем судья начал зачитывать три тома материалов дела (при этом, по его словам, это была только главная выжимка). С этим делом он управился за 30 минут.
Первым из футболистов высказался Мамаев, который до этого то вертел в руках какую-то тетрадку, то подтягивался на решётке потолка «аквариума», то пытался подглядеть что-то в телефоне у своего адвоката. Он попытался заверить судью, что не уедет из России, поэтому даже сдал свой загранпаспорт (это сделали все задержанные), и просил отпустить его к детям. Алана слушала супруга с непроницаемым лицом.
После Мамаева в наступление пошёл Бушманов, который обвинил следствие в лукавстве и заявил, что все оставшиеся процедуры – это лишь процессуально-технические мероприятия, допустив, что следствие может намеренно бездействовать. Это звучало достаточно убедительно, но, как выяснится позже, не для судьи. В итоге Бушманов закончил своё выступление, попросив суд поменять меру пресечения на залог, домашний арест или запрет определённых видов деятельности.
Затем слово дали Кокорину, который не скрывал своих претензий к суду и следствию – сначала он назвал задержание на два месяца «слишком суровой мерой наказания», заявил, что один из следователей оскорблял его в ходе допроса, и удивился обвинениям по делу с водителем Соловчуком. По словам нападающего, он даже пальцем не тронул потерпевшего. Адвокат Кокорина Ромашов также заговорил об оскорблениях, но судья не дал ему закончить, так как это не касалось рассматриваемого ходатайства. После Ромашова выступала Стукалова, но и ей судья достаточно часто делал замечания, якобы за отклонения от темы заседания.
Естественно, все адвокаты выступали единым фронтом, иногда повторяя слова друг друга. Говорили о достижениях футболистов в играх за сборную России, занятии благотворительностью, положительных характеристиках от клубов (судья, кстати, умудрился перепутать «Зенит» с «Локомотивом»). Адвокаты обвиняли следствие в том, что никаких доказательств в том, что игроки уедут из России и будут оказывать давление на потерпевших, у него нет. Чаще всего представители защиты говорили о том, что многие из потерпевших вообще не имеют претензий к задержанным, обращались к видеоматериалам, заявляли об оскорблениях в адрес футболистов со стороны Пака… В какой-то момент в здании суда решили устроить ремонт, и кто-то начал сверлить стену этажом выше. Казалось, что это никогда не закончится.
Самым бурным получилось выступление адвоката Кирилла Кокорина – Вячеслава Бирика. Он заявил о том, что каждую неделю обсуждает с подзащитным литературу, а также попросил сравнить физические данные Кирилла, других пострадавших и потерпевших. «Это молодой парень, которому уроки надо дома учить. Как он может оказать влияние на людей, которые сильно старше его? 19-летний парень, студент, как он может что-то навязать, рассказать, он не имеет такой возможности, даже если бы хотел. Мне неизвестно, в каких органах власти есть связи у Александра Кокорина, наверное, вы бы уже ему помогли, если бы они были. А Кирилл может только билет себе на метро купить, вот какие у него денежные средства. Своей тонкой рукой, ладонью этой руки Кирилл Кириллович ударил Пака. А у того нашли закрытую черепно-мозговую травму», — возмущался Бирик. При этом он постоянно называл Кокорина Кириллом Кирилловичем и спорил с судьёй. Смешно было не только журналистам, но и братьям на скамейке за стеклянной решёткой. Правда, Кирилл Кириллович смеялся не только в этот момент – он вообще улыбался всё время, пока шло судебное заседание.
Для принятия решения судье понадобилось около часа. Всё это время адвокаты потерпевших провели вместе: «нам же вообще не дают говорить», — говорила Стукалова коллегам. По её словам – это отличная возможность для жалоб в будущем. Пока длился перерыв, журналисты не смогли оставить без внимания супругу Мамаева – Алану. В ответ на просьбу о комментарии он бросила: «Я что, клоун?!». А вот отец Павла Мамаева спокойно общался с журналистами и рассказывал, сколько раз в день он может звонить сыну и как часто навещать его в «Бутырке».
Перед оглашением приговора суд обвинил журналистов в том, что они устроили «настоящий цирк» с видеокамерами в коридорах суда. Само постановление судья зачитывал чуть больше десяти минут. Павел Мамаев, Александр и Кирилл Кокорины и Александр Протасовицкий могут пробыть в СИЗО ещё два месяца (если следствие не закончится раньше). Мама Кокорина слушала слова судьи со слезами на глазах, а когда всё стало понятно, перестала их сдерживать. Протасовицкий кричал из аквариума, что всё нормально.
После Стукалова назвала вердикт ожидаемым, возмутившись, что при оглашении постановления судья зачитал его всем сразу, не выделяя каждого задержанного отдельно. Ромашов скажет, что это связано с тем, что судье было просто всё равно. «Есть ли шансы на то, что после обжалования решение изменят? Да вы что! Вы где-то видели, чтобы решение подобного рода было изменено? Это абсолютная формальность. Вы же сами сегодня слышали, никаких доказательств нет: слово против слова», — кипятился он.
Теперь самое главное – чтобы судье не было всё равно через два месяца, когда футболистам будут не просто продлевать арест, а судить по-настоящему.