Большое интервью с главным тренером «Анжи» Магомедом Адиевым

Главный тренер «Анжи» Магомед Адиев – один из самых интересных и жизнерадостных собеседников во всём нашем чемпионате. Это можно было понять ещё по многочисленным пресс-конференциям 41-летнего специалиста, во время которых он ни разу не пожаловался на судьбу-злодейку, оставившую его клуб без денег и стабильных условий существования, а, напротив, призывал избегать сочувствия и требовать с команды по максимуму.

А уж для полноценного длительного интервью Адиев – просто идеальный собеседник. В нём сочетаются как богатейший жизненный опыт, так и редкая для нашего футбола открытость. И говорить с Адиевым можно на любые темы.

«Возможно, весной будет играть молодёжь»

— Как ваш настрой? Есть позитивные новости?
— Тренер всегда должен быть позитивным. Он — отражение всего, что происходит в клубе и команде. Если тренеру недостаёт мотивации, это сразу сказывается на футболистах. Последняя игра с «Арсеналом» в очередной раз это подтвердила. Я немного просел в настрое и не мотивировал ребят так, как следует. В результате сыграли без огонька.

— То есть в вашем случае об известных трудностях вообще лучше не думать?
— Конечно. Тренер должен думать в первую очередь о футболе и быть сконцентрированным на нём. Просто в нашем клубе не всегда это удаётся. Очень много сложностей — с проживанием, перелётом, базой. Скапливается ком, и думаешь: «Опять, что ли?!». И вынужденно немного отдаляешься от футбола.

— Сейчас в чемпионате двухнедельный перерыв. Есть уверенность, что после него снова соберётесь вместе и продолжите играть?
— Собраться-то соберёмся, осталось всего три игры. А вот после трёх следующих матчей и зимней паузы уже есть опасения, что не соберёмся.

— Вы говорили: «Страшно думать о том, что будет после 9 декабря». А что может произойти?
— Первое, что приходит в голову – и я озвучил это президенту клуба, – мы за эти полгода не получили ни одной зарплаты. В такой ситуации ребята, на которых есть спрос, могут уйти бесплатно. Палата по разрешению споров освобождает футболиста от обязательств. Если они уходят бесплатно, мы должны кого-то брать – и тоже бесплатно. А у нас трансферное окно закрыто, и мы этого сделать не можем. В связи с этим можно остаться ни с чем.

— Придётся выпускать совсем зелёную молодёжь, как делала пару лет назад «Томь»?
— Такой вариант возможен.

— На кого из футболистов сейчас наибольший спрос?
— Он есть. На Понсе, например. Кажется, из Англии приезжали смотреть его в матче со «Спартаком». Есть интерес к ряду российских футболистов: Дюпину, Савичеву. К Кулику, хоть он и в возрасте, всё равно приглядываются. Кто-то подойдёт и для того, чтобы решать задачи в первой лиге.

— Правда, что к Савичеву присматривается ЦСКА?
— У меня нет такой информации.

— Разве это не путь спасения клуба — продать своих лучших футболистов? Если не уйдут бесплатно, конечно же.
— Расскажу одну интересную историю по данной теме. Наш основной пенальтист — Кулик, а второй — Понсе. В последней игре с «Енисеем» 11-метровый должен был бить Кулик, но он уступил удар Понсе. Я ему говорю: «Мне очень понравилось, ты истинный капитан с большим сердцем, правильно оценил ситуацию. Что тебя побудило отдать пенальти?». Он говорит: «Магомед Мусаевич, просто его нужно продать! А чтобы его продать — нужно раскрутить. Только тогда мы получим зарплату!» (Смеётся.)

— То есть вариант спасения с помощью трансферов имеет право на жизнь?
— Конечно. Деньгами с продажи Антона и Самарджича мы закрывали часть премиальных.

— За сколько игр?
— Получили за «Урал» и половину за «Зенит». Выходит, за полторы.

— Победа над «Зенитом» ценится меньше?
— Просто игра с «Уралом» раньше была. Наверное, из-за этого.

«Наши футболисты точно не будут сдавать матчи ради денег»

— Сколько удалось выручить за Антона и Самарджича?
— Стараюсь в эти вопросы не лезть, мне ближе футбол.

— Но меньше миллиона евро за каждого?
— Конечно.

— Глядя на ошибку Антона в игре с «Ахматом», может показаться, что невелика потеря. Как на деле?
— Это большая потеря. Мне было комфортно с ним работать, он профессионал. Уходя, Паул сказал, что не хочет нас покидать. Видел, что у нас хорошая команда, но попросил понять его: обстоятельства вынудили. Но Антон успел нам помочь: принёс три очка в стартовой игре с «Уралом». Да и в матче с «Уфой» тоже вышел и поднял уровень футбола. У него есть для этого нужные характеристики.

— В августе вы говорили, что последнюю зарплату получали ещё во время работы в «Ахмате». Что-нибудь изменилось?
— Нет, ничего. Получил только те премии, о которых уже сказал.

— Как в такой ситуации мотивировать футболистов?
— Проговаривать нужно многие вещи, но вернёмся к вопросу о настрое. Я сам должен быть готов. Если я не готов — у меня и слов никаких для ребят не будет. У нас постоянно идут беседы. Самый трудный период был перед ЦСКА. Каждый день собирались, общались индивидуально со всеми.

— Что же вы такого им говорили, что футболисты продолжали тренироваться и играть?
— Основной посыл в том, что мы — команда. Что бы ни происходило, мы футболисты. Приводил им свои примеры. Пытался донести, что, если предать футбол, он очень сильно за это накажет. Раньше говорил, что они играют за своё имя. В последнее время это работает хуже, и я начал говорить, что они играют за своё будущее. Если будут в порядке, этим самым или команде помогут, или сами зимой уедут в другой клуб.

— У скольких игроков «Анжи» ипотеки?
— У многих. Примерно полкоманды с ипотекой. Если у кого-то совсем вариантов нет, президент может кому-то дать определённую сумму. Латаемся как-то.

— У вас не занимают?
— Нет. Я сам в таком же положении (смеётся).

— Правда, что вы водите команду к себе домой на ужин для создания атмосферы?
— В «Анжи» — нет, потому что дома почти не бываю. Водил, когда работал в «Легионе». Вся команда приезжала на ужин, практиковали такие вещи. Сейчас же мы всё время на базе в Подольске. Я специально поселился на ней, чтобы быть рядом с футболистами 24 часа в сутки, и они это видели. Только в выходной могу выехать в Москву.

— Вы по натуре человек подозревающий или привыкли доверять?
— Больше доверяю. Часто в человеке вижу большее, чем бывает на самом деле.

— К чему вопрос. Сейчас это явление не так распространено, но у футболистов есть такой «источник доходов», как сдача матчей. Особенно когда они прижаты ситуацией. Смотрите через лупу на действия футболистов?
— Понимаю, о чём вы. Когда ошибки повторяются, такие мысли закрадываются. Пытаешься смотреть записи, анализировать. Понятно, что нельзя обвинить, если не поймал за руку, всё-таки такое обвинение очень серьёзно – и доводы должны быть такими же. Но я внимательно смотрю за такими моментами.

— Конкретные подозрения в «Анжи» возникали?
— Мы от этого далеки. Складывается действительно дружная атмосфера, и футболисты становятся коллективом. Думаю, даже если такой момент будет иметь место, это не дойдёт до меня — футболисты сами оттолкнут такого партнера.

— Во времена игровой карьеры со сдачей сталкивались?
— Как и все в 90-х. Вообще, из того этапа я мало что помню, но, конечно, происходили такие вещи. Проблема в 90-е и начале 2000-х существовала, и в раздевалке у меня неоднократно случались стычки из-за этого.

— Как вы об этом узнавали?
— Рано или поздно всё выходит наружу. В футбольном круге все друг друга знают. Даже если сначала никто не узнает, через месяц-два все будут в курсе, и за тобой потянется шлейф. Это как голубиная почта, поэтому надо дорожить своим именем.

«Раньше у публики были Хиддинк, Это’О и Роберто Карлос. А теперь – непонятный Адиев»

— Как в итоге уговорили футболистов забыть про бойкот и сыграть с ЦСКА?
— Мы каждый день беседовали, собрания проводили. Посыл был такой: вы – футболисты, должны находиться на поле. Благодаря тому, что проигнорируете матч, зарплата не упадёт. Говорил и про приезд Хабиба. Убеждал, что надо достойно принимать удары судьбы. И, опять же, говорил, что если мы сегодня предадим футбол, то завтра футбол непременно предаст нас.

— Кстати, о Хабибе. Со стороны кажется, что со своими возможностями он при желании чуть ли не в одиночку может закрыть все финансовые проблемы «Анжи». Или всё гораздо сложнее?
— Да зачем заглядывать в чужой карман? Кто может, кто не может – желание у самих людей в первую очередь должно быть.

— Хабиб вообще проявляет какой-то интерес к клубу?
— Да. Говорит, что раньше не мог достать билет на матч, а сейчас приходит почётным гостем.

— А ещё сейчас намного меньше болельщиков приходит на «Анжи». Это тоже очень странно, ведь клуб в беде, народ мог бы хотя бы как-то, но помочь выручкой от билетов.
— Знаете, «Анжи» в каждом селе, в каждом углу обсуждается. Но публика стала избалованной Хиддинком, Это’О и Роберто Карлосом. Даже в те годы у болельщиков находился серьёзный упрёк: «Мы хотим зрелища!». Им надо было, чтобы и тренер был с атакующим стилем, и сама игра — весёлая. А сейчас понятно: вместо Хиддинка пришёл какой-то непонятный Адиев, футболисты совсем другие. Вот и спрос на нас упал.

— Получается, разговоры о том, что «Анжи» действительно нужен народу и республике, не так уж и правдоподобны.
— Не знаю. Всё-таки болельщики хотят видеть результат – это немаловажный фактор. Но, повторю, куда бы ты ни зашёл в Дагестане, в любом городе и селе все обсуждают «Анжи».

— Вы упомянули богатые времена Сулеймана Керимова. Учитывая сегодняшнее положение дел, может, все те гигантские денежные вливания – не такое уж и благо?
— Конечно. Вы правы. Сейчас в Дагестане наступил сильный «отходняк» после того периода. Весь персонал помнит, как было тогда. Говорят мне: «А вот у нас было вот так». Я всегда подчёркиваю, что не надо вспоминать, как было. Надо ценить то, что есть сейчас. Если мы ещё в клубе будем о таких вещах говорить, что ж тогда другие будут думать?

— И всё-таки разве это правильно: сначала разбрасываться деньгами, строить клуб, вопреки сложившимся устоям, поднимать его с финансовой точки зрения до небес, а потом попросту бросать со всей силы на землю? И создавать такой невероятно грустный контраст…
— Мы же не можем понять мотивы действий Керимова – может, он чем-то был недоволен. Вкладывал в одно, а до сути всё не доходило. Плюс при таких вложениях он не получал результата, которого хотел. У человека поэтому и отлегло. Всякое может быть. Чтобы это понять, надо с Керимовым обсуждать.

«Позвонил Семак и сказал: «Вы победили заслуженно»

— Недавно вы говорили, что не можете закупить зимние куртки. Проблема решилась?
— Да. Даже костюмы тёплые приобрели!

— Самые дикие трудности, с которыми сталкивается «Анжи» из-за отсутствия денег?
— «Доширак» не едим – с питанием проблем нет (смеётся)! Все трудности сводятся к тому, что постоянно возникают проблемы с проживанием и билетами. Это очень отвлекает. Условно: запланировали перелёт на послезавтра, в итоге на рейс билеты купить не успели, надо покупать на другое время – значит придётся двигать и тренировку.

Самое тяжёлое, когда впереди ещё две игры, а тебе уже говорят: подавай список на выезд, допустим, в Ростов, потому что сейчас билеты дешевле. И как тут быть? Сидишь, думаешь. Надо же ещё 18 футболистов подобрать, чтобы из бюджета не выбиться. А кто-то может получить травму или дисквалификацию.

— Как вы отнеслись к тому, что «молодёжка» в начале сезона каталась на выезды на автобусе?
— Если у нас есть возможность, мы пытаемся улучшить условия для всех. Но вообще я к подобным вещам отношусь спокойно, потому что сам привык проходить через трудности. Когда начинал в «Анжи-2», катался на микроавтобусах. Потом работал в «Легионе», мы там в маленьком микроавтобусе по тысяче километров проезжали. Думал: «Вот у меня жизнь повторяется». Мы там в проходе спали.

Трудности закаляют футболиста – если он их преодолел, то выходит на новый уровень. А если ему всё преподносишь на блюдечке, то он ничего не ценит. К примеру, взять академию «Краснодара». Это лучшее, что я когда-либо видел! Ну и что? Ты берёшь футболиста из этой академии, он приезжает в условный «Биолог», видит новые «условия» и хватается за голову: «Я здесь не буду играть!». Ребята изначально становятся избалованными. Но ведь академия «Краснодара» — она такая одна. А «Биологов» много.

— Как вы обходитесь без дорогостоящей статистики для анализа матчей?
— Кстати, теперь у нас она есть. WyScout дал подписку на полгода – бесплатно. Сжалились над нами (смеётся).

— Как так получилось, что в Подольске оказалось жить дешевле, чем дома?
— Самое главное – перелёты. У нас было много матчей на выезде, поэтому целесообразнее находиться в Москве. Думаю, это правильное решение руководства. Учитывая, что ребята не получали деньги, они в Москве разъезжались по домам. В Дагестане же все проблемы постоянно муссировались бы в коллективе – стало бы тяжелее. А в Подольске они ещё и рыбачили, и шашлыки жарили.

— Болельщики пишут письма в столь трудный период?
— Больше всего меня тронуло письмо от болельщика Жени, который прислал послание со словами: «Магомед Мусаевич, спасибо за боеспособный коллектив!». И фотографию приложил. Я на базе у себя повесил – понимаю, что ребёнок пытался нас поддержать, несмотря на поражения.

— Планируете сейчас хотя бы что-то на зиму?
— (Смеётся.) Говорили недавно, что хорошо было бы поехать на сборы в Турцию. Посмотрим, как ситуация будет развиваться. Сейчас главное – отыграть три матча.

— РПЛ как-то поблагодарила, что вы всё ещё не снялись с чемпионата? Если бы это произошло до конца первого круга – грянул бы скандал. Пришлось бы аннулировать результаты.
— Прядкин на недавнем собрании клубов подошёл, сказал: «Спасибо, что приехали!». Понятно, что для РПЛ будет плохая реклама, если клуб снимется по ходу чемпионата. Прядкин постоянно на связи с нашим руководством, зондирует – всё мы или ещё можем продолжить.

— Как удалось обыграть «Зенит»? Соперник решил спижонить и сыграть вполноги?
— Возможно, какая-то недооценка и имела место, но это не моё дело. А вообще на следующий день мне позвонил Семак: «Магомед, никого не слушай, все внесли наше поражение в категорию «повезло-не повезло». Но вы действительно заслужили эту победу! Правда». Это было очень приятно.

— А вы с Семаком в ЦСКА пересеклись?
— Да. Он большой человек с большой буквы – что на поле, что вне его. Всегда очень внимательно относился ко всем партнёрам. Помню, приехал в Москву, зашёл в отель. Стоял с чемоданом и не понимал – куда, чего. Сергей меня увидел: «Магомед, привет! Ты что, не заселился?». Я удивился: откуда он вообще моё имя знает?! В итоге Сергей сам пошёл на стойку регистрации, взял ключи и отдал мне.

— Что происходило в раздевалке после победы над «Зенитом»?
— Любая победа даёт положительные эмоции. Ребята поняли, что они способны конкурировать, а в одной игре может произойти всё что угодно. Главное – твой настрой. Ты должен быть правильно организованным. Если кровь бурлит, чего нам как раз не хватило в Туле, можно отобрать очки у любой команды.

— Желающих спонсировать после «Зенита» не прибавилось? Всё-таки на всю страну заявили о себе.
— Не знаю. До меня ничего не дошло (смеётся).

Напутствие от Баранова

— Вернёмся к вашей игровой карьере. Почему у вас не получилось в ЦСКА в 1999-м?
— Я ментально был неготов. На тот момент в Москву приезжал всего-то два или три раза, а тут оказался в ЦСКА. Не был готов преодолевать трудности. Да и со стороны руководства не встретил должного внимания.

— Вы имеете в виду тренера Долматова? Или гендиректора Шамханова?
— Больше Шамханова. Мне не дали даже снять квартиру — поселили на базу. Говорили: «Тебе не надо, живи здесь, тренируйся». И когда ты остаёшься с одним охранником на базе в Архангельском, даже не можешь кому-то позвонить… Вспоминаю того охранника, своего друга. Вечерами на базе никого не было, и он, видя моё состояние, открывал мне комнату Долматова, чтобы я хотя бы позвонил домой. Мобильные телефоны тогда только-только начали появляться.

— Долматов каким запомнился?
— Он был одним из первых тренеров, которые внедряли игру в защите в зону. Было много интересных идей, я запомнил его фанатом своего дела. Он любил итальянский футбол, был весь в нём.

— Топ-тренер?
— На тот момент – да.

— Думаете, его подкосила семейная трагедия?
— Да, у него случился ряд неприятностей. Не мне судить, но, вероятно, Олег Васильевич стал терять концентрацию. Человек стал более нервозным, начал часто срываться по пустякам, и его это отдаляло от футбола.

— Вы с ним после ухода не общались?
— Нет. Я его давно уже не видел.

— Ещё вы провели 12 матчей за «Спартак-2» в 2000-м, тренировались вместе с основой. Почему не смогли закрепиться в клубе?
— Там, наоборот, были хорошие условия для жизни. Но после ЦСКА и «Сокола» я однозначно не мог конкурировать с сильнейшими футболистами страны в «Спартаке». Недотягивал до их уровня. Плюс нормально сыграл пару раз на сборах, начался чемпионат, и меня вскоре отправили в дубль. Заиграли амбиции, и я плюнул на всё — дубль так дубль, хочу обратно в «Анжи». Не ассоциировал себя с Москвой.

— С Романцевым хотя бы один разговор у вас был?
— Нет, это другая планета. Олег Иванович держался очень отдалённо. На сборах он, кажется, однажды меня похвалил. И то не напрямую, а через администратора Хаджи. Я забил гол, тот подошёл и сказал: «Романцев доволен. Такими темпами через полгода у него в сборной будешь играть!».

— С кем конкурировали тогда?
— Мы приходили вместе с Калиниченко. С ним и остались на одной позиции. В середине играли Булатов и Титов, но Романцев видел меня дублёром Тихонова слева. На подстраховку.

— Кто главный «инопланетянин» того состава «Спартака»? На которого смотрели и думали: как он это делает?!
— Всегда говорил, что это Егор Титов. Вне всяких сомнений. Когда видишь его по телевизору или играешь против него, понимаешь его уровень. Но когда ты с ним тренируешься… Это вообще что-то необъяснимое. Он пасы как бильярдный шар в ногу вкатывал! Помню, замыкался на этом, у меня возникла идея фикс, что я обязательно должен отдавать такие же передачи.

— Получалось?
— Спустя время что-то начало получаться, но до уровня Егора всё равно было далеко. А так, в «Спартаке» был действительно очень сильный подбор полузащитников. В тех знаменитых квадратах, когда ты попадал под Титова, Тихонова, Баранова, Булатова… Ты просто мяча не видел! Из восьми минут, которые длилось упражнение, мог разве что 30 секунд суммарно с ним поиграться.

— С Безродным дружили?
— Да. Хороший парень и большой талант.

— Он был на своей волне? Романцев рассказывал, как Артём на пару дней мог попросту пропасть.
— В «Спартаке» все были на своей волне. Талантливые люди. При мне Безродный так не исчезал. Мы — молодёжь, были сами по себе, он старше.

— Робсона помните?
— Тоже хороший. С ним тоже возникали забавные моменты, но они больше с застольем связаны (смеётся). Самый показательный — когда Вася Баранов перед выходными попросил оставить десять бутылок пива в ларьке возле дома в Сокольниках. Чтобы их специально для него охладили и он холодненькими забрал. Робсон жил рядом и как нападающий сыграл на опережение. Баранов приходит, а ему говорят: «Так Робсон сказал, что вы попросили ящик забрать».

— Ругался потом Василий?
— Вообще! Так гонял его потом (смеётся)!

— Баранов вас ведь и шашлыками кормил?
— Да, постоянно. У него на балконе стоял мангал. Я жил на четыре этажа выше, и он всё время кричал: «Молодой, ты когда спускаться будешь? Мясо готово, остынет». А я с мамой жил, так она всё время спрашивала: «Кто тебе постоянно снизу орёт?». Вася — очень душевный и позитивный парень, никогда не переживал. А если и переживал, всё равно сохранял позитивный настрой. Сутками можно было бы рассказывать истории про него.

— Например?
— Играли как-то в «Лужниках», и Романцев заменил Баранова на 30-й минуте. Вы понимаете, что значит для футболиста замена в первом тайме. Мы были соседями, приезжаем после матча на остановку и идём к дому. Такая тишина стоит, не знаю, что ему сказать. А подбодрить хочется. Подходим к подъезду, я начинаю издалека: «Ничего, всякое бывает». Он внимательно смотрит на меня и не может понять, что я хочу ему сказать. Я продолжаю: «Ну, заменили, в следующем матче 90 минут сыграешь». Он смотрит на меня опять как на дурака и говорит: «Знаешь, молодой, в жизни столько проблем — буду я ещё по поводу футбола заморачиваться».

— Вы были на поле в матче «Анжи» — ЦСКА 18 августа 2001 года, когда произошла трагедия с Сергеем Перхуном. Как видели этот момент со стороны?
— Спорный мяч был – и Будун побежал к нему, и Перхун. В итоге произошло столкновение. Но никто о чём-то трагическом не подумал, в футболе много стыков бывает. А в итоге столкновение оказалось роковым… Будун потом очень долго от этого отходил. Его везде ассоциировали чуть ли не с убийцей Перхуна.

— Как помогали ему это пережить?
— Он вообще очень сильный – сам с собой должен был разобраться. Знаю, что ездил к семье Перхуна. В этой ситуации Будун поступил более чем достойно.

— Что происходило после того матча? Хоть что-то помните?
— Будунова и Перхуна увезли в больницу на скорой, мы продолжили играть. После финального свистка никто даже и не предполагал, что всё может так закончиться. Спрашивали друг у друга, как там у них дела, отвечали, что всё нормально. Потом уже, под утро сказали, что Перхун в реанимации.

«Народ бегал в панике. Началась война»

— Вы играли в Махачкале и Ингушетии в начале 90-х. Есть что вспомнить?
—В Грозном был «Эрзу», который мог выйти в Премьер-Лигу, но снялся из-за известных событий. Я играл во второй команде, и на один сбор меня взяли, а со второго отцепили. Переживал как личную трагедию, в слезах всё это время провёл. На тот момент в Ингушетии собрали команду для второй лиги, и меня позвали в состав. Я тогда в выпускном классе доучивался. Понятно, что для меня это рост. Попал во второй дивизион, забил свой первый гол. Что за футбол там был — тяжело вспомнить.

— А условия?
— Тяжёлые, ведь команда только собралась. База с картонными стенами. Очень хорошо запомнился мне наш ветеран Суворов — он в свои времена играл в «Тереке». Ему лет 36-37 было – понятно, что карьеру уже заканчивал. А я – юный школьник. Вот он с утра приходил: «Молодой, вставай!». Я только глаза открою, а он мне: «Пошли тренироваться». Каждое утро меня забирал на тренировку. Мне потом рассказывали, как я спрашивал: «Кто этого Суворова в команду взял?». А там же стены картонные, всё слышно. Мой старший товарищ. Попытался сделать из меня футболиста.

А в «Анжи» я оказался по воле случая. В Чечне началась война, а в Дагестан были открыты границы. И мы туда поехали как беженцы. Отец меня отвёз к Александру Маркарову, попросил взять к себе в команду: «У нас там тяжело. Пускай он у тебя поживёт на базе – у него вроде есть какие-то футбольные задатки. А там посмотришь». А сам уехал к семье. Вот в Дагестане я и начал потихоньку играть: сначала в «Анжи-2», потом Малофеев пришёл, взял меня в первую команду.

— На Дагестане война в соседней республике вообще никак не отражалась?
— Нет, там всё было хорошо.

— А каково было жить в Чечне во время войны?
— Каково… Тяжело. Когда ты неделями не выходишь из подвала, позитива мало. Тебя всё время бомбят и бомбят. Понятно, что внутри всё обрывается. Бывало, что поднимался в дом и говорил: «Мне всё равно, пусть сюда бомба падает, но я лягу на эту кровать и буду спать».

— Есть эпизоды, которые вы по сей день вспоминаете с тяжёлым сердцем?
— Всё это уже стёрлось из памяти. Мои друзья рассказывают: «Никогда не забудем, как ты приехал в Дагестан и удивлялся: «О! Белая простыня! О! Горячая вода!». К таким вещам после войны трепетно относишься.

— Вашей жизни часто что-то угрожало?
— Конечно. Мы однажды в Грозном под обстрел попали – хорошо, что первая ракета на 20 метров ниже под обрывом пролетела. Когда начали разбегаться, вторая упала прямо туда, где мы стояли. Таких случаев немало было.

— Из близких кто-то погиб?
— Товарищи, двоюродные братья. Многих потерял. Война – вещь такая, жестокая.

— Сколько времени вы прожили внутри войны, пока отец вас не увёз?
— Недолго. Здесь повезло. Месяца три, по-моему. Но мы то тут, то там беженцами были, только потом в Дагестан уехали.

— Как же вы выбирались?
— Сложно было. Мы жили в селе, которое было окружено, там постоянные бомбардировки шли. Как отец пробрался – я не знаю. Он сначала с мамой поехал, а мы с дедушкой и бабушкой остались. Выехал – и неделю не мог обратно попасть. Представляете, какие у тебя мысли в этот момент в голове? Когда узнаешь, что машину какую-то разбомбили, всегда спрашиваешь: «А какую, как она выглядела?». Всё время просто в неведении находился.

Потом отец какими-то окольными путями всё-таки заехал – дал пять минут на сборы, взял меня, сестру и брата в охапку, и мы побежали к машине, которая стояла где-то за рекой. Тут же где-то рядом самолёт подбили, просто хаос. В таких условиях о футболе, конечно, не думаешь – жизнь бы сохранить. Но бывало, что мы всё-таки с ребятами нет-нет, да и выходили мяч попинать, когда короткое перемирие наступало (смеётся).

— Где вас застало начало войны?
— Я ехал из школы в троллейбусе. Вышел – а вокруг суета, паника, все бегут в разные стороны, кричат: «Война началась, российские войска вошли в Чечню». Было понятно, что всё серьёзно. Мы из Грозного почти сразу уехали.

— О чём думает человек, когда понимает, что началась война?
— Да какие мысли могут быть… Сначала опасаешься за свою жизнь, а потом, когда тебя круглые сутки бомбят, становится уже всё равно. Думаешь только, когда это всё закончится – психологически становится невозможно терпеть. Ну и со временем начинаешь разбираться в тактике военных действий: понимаешь, кто стрельнул, откуда, как надо лечь, куда бежать, а вот тут так летит, значит, надо в подвал идти.

— С едой возникали проблемы?
— В селе нет – всё-таки было своё хозяйство. А вот те, кто остался в городе, это испытал.

— Когда приехали в «Анжи», сразу начали тренироваться?
— Переключиться было сложно. Я ещё такой высохший был – любое силовое упражнение мне с трудом давалось. Тренера понимали: «Магомед, ничего страшного». Потом раз-раз, и втянулся.

— Какое отношение было лично у вас к российским войскам в тот момент?
— Я всегда подчёркивал: мы одна страна. Если будем акцентировать внимание на негативном опыте, ничего хорошего не получится. То же самое и в футболе – я стараюсь ничего не строить на негативе, иначе всё будет рваться. Всегда желаю удачи всем российским клубам в еврокубках. Есть же много хороших моментов.

Конечно, те обстоятельства оставили меня без крыши над головой, но во время войны нет правых или неправых – все виноваты. Нельзя, чтобы такие вещи происходили в стране. Слава богу, сейчас у нас другая власть, мы начали как-то бережнее друг к другу относиться. Всегда говорил и буду говорить, что я — патриот своей страны. Что бы ни происходило. У нас много трудностей и внешних факторов, перед которыми мы должны объединяться.

— Вас не отправляли в зону боевых действий?
— Меня нет. Все говорили: «Мага – это будущий футболист! Ему не до этого» (смеётся).

«Сказал ребятам: «Доиграйте до матча с «Арсеналом», а потом я напишу заявление»

— Вообще, четыре победы в чемпионате, учитывая текущее положение дел, это чудо? Или рассчитывали на большее?
— Всегда надо рассчитывать на большее! Сейчас не время подсчитывать и анализировать свои победы и заслуги. Всегда говорю ребятам, что мы ещё ничего не сделали, никаких достижений у нас нет. А есть предстоящая игра, в которой мы должны быть конкурентоспособными и добывать очки. Тот факт, что нам не платят, никого не волнует. На футбольном поле это всё превращается в пыль. Тут или ты, или тебя. Напротив есть оппонент. Никто не смотрит, кто кому недоплатил. По истечении 90 минут ты уйдёшь либо с опущенной головой, либо с поднятой. Идите и бейтесь.

— Республика ставила задачи перед «Анжи» на сезон?
— Нет, конечно. Власти же не участвуют в нашей жизнедеятельности.

— Хотя вроде бы хотели…
— Я такими нюансами не владею. Знаю, что наш генеральный директор часто бывает в правительстве. Вроде обсуждения идут, но до конкретики дело не дошло.

— Вы дали много ярких и искренних пресс-конференций в этом сезоне. А после поражения от «Ростова» неожиданно оказались немногословны: «Оценка себе и команде – два. Можно, я уйду?». Что это было?
— Я был очень злой (смеётся). Стараюсь не впадать в эмоции при любом результате. Понимал, что в тот раз именно это и случилось, и боялся сказать что-то лишнее. Про футболистов, про игру и так далее. Понятно, что на внутрикомандном разборе игроки часто получают от меня критику. Ещё могу обсудить футболистов с руководством. Но ни в коем случае – не с другими людьми. Поэтому я тогда и попросил меня отпустить.

— Вы эмоциональный человек?
— Раньше был эмоциональнее. Наверное, это следствие определённых моментов и событий в жизни, которые оказались несправедливы ко мне. Всё это меня настолько закалило, что я даже говорю иногда, что у меня сердца нет. Почти нет сентиментальности и так далее. Стараюсь трезво смотреть на всё.

— Когда вы дрались в последний раз?
— Давно. Да, случаются моменты, когда мужчине драки не избежать. Но мы живём в цивилизованном мире. Конфликты нужно заканчивать правильнее.

— В октябре вы отправили Белорукова в дубль и отняли у него капитанскую повязку. Сейчас, когда прошло время, можете объяснить: что случилось?
— Во-первых, я не люблю выплёскивать наружу вещи, которые обсуждались один на один. Я даже команде об этом рассказал общими фразами. Могу лишь сказать, что у меня имелось недовольство, появились претензии к нему. Я это и высказал ему в лицо. Дима попытался объяснить ситуацию. С некоторыми доводами он согласился. Принёс извинения. Мне было приятно, что он меня услышал. Мы пожали руки и пошли работать дальше.

— А есть в команде «бунтари», которых буквально приходится уговаривать играть в сегодняшних условиях? Кто самый сложный?
— Самый сложный – Гиголаев (смеётся). Но если серьёзно, нет, никого уговаривать не приходится. Все ребята разные. Они – зарекомендовавшие себя в РПЛ личности. Ко всем свой подход. Где-то стоит что-то пропустить, где-то, наоборот, ударить по столу кулаком. Сложности бывают, но нет парней, кто хочет не играть.

Когда была угроза бойкота игры с ЦСКА, я сказал команде: «Ребята, доиграйте до матча с «Арсеналом». Если вы сделаете это, больше я ничего не буду просить. После «Арсенала» напишу заявление и уйду. Потому что вы мне поможете, и я сделаю то же самое. Уйду в отставку, все стрелы полетят на меня: «Как так?! Адиев бросил команду в такой момент!» А вы под шумок можете переходить в другие клубы или просто не выходить на матчи».

Вот такой у нас был разговор. Но ребята сказали, что мне не надо покидать клуб. Сказали, что хотят до конца добить всё вместе.

— А если бы они не сказали вам остаться, ушли бы?
— Конечно. У тренера должна быть последовательность. Если один раз сфальшивишь, то коллектив уже не поймаешь. Как и в дружбе – один что-то сделал, второй тоже должен ответить взаимностью.

— Ваш помощник Александр Павленко планирует вернуться в футбол?
— Саша держит себя в форме, неплохо выглядит на тренировках. Но сейчас он готовит документы в ВШТ. Думаю, пойдёт учиться и завершит карьеру. Не хочу домысливать и утверждать, что всё именно так и случится, пусть Павленко сам расскажет об этом, но я так вижу. Очень доволен его отношением к делу, он молодец. Пытается состояться как тренер.

— А экс-сборник Иван Новосельцев приходит в себя?
— Ваня действительно много пропустил. Но последние матчи провёл на хорошем уровне. У него есть качества, которые могут быть востребованы в больших клубах. Травма только немного подбила его. Но мне нравится огромное желание Новосельцева выйти на свой уровень. Очень профессионально ко всему относится. Человек вроде бы пришёл из «Зенита», столкнулся с понятными трудностями, но не имеет никаких претензий по экипировке и так далее. Он мне всё время подчеркивает в беседе, что хочет лишь одного – играть.

«Каррера – эмоциональный парень!»

— С Романом Пилипчуком общаетесь?
— Да.

— Насколько часто?
— Сейчас он занят своей работой. Раз в три недели можем созвониться.

— Советуетесь с ним?
— Советоваться – бесполезное дело. У него своя команда, у меня своя. Чтобы давать советы, нужно быть внутри команды.

— Обсуждали с ним его уход из «Спартака»?
— Стараюсь в душу людям не лезть. Если человек хочет высказаться, всегда выслушаю. Но мы говорили о поверхностных моментах, не углублялись в процесс.

— Вы сыграли и против «Спартака» Карреры, и против «Спартака» Рианчо. Есть разница?
— Большой разницы не увидел. Они играли по той же схеме. Каррера в прошлом году и Каррера в этом году – разный. Когда у него в штабе был Пилипчук, у команды постоянно менялась расстановка, «Спартак» мог предстать в различных вариациях. А у Рианчо была постоянная схема – 4-3-3. Готовясь к ней, ты понимаешь, что команда точно будет играть по ней. Понятно, что может измениться состав, ротация там серьезная, и у футболистов могут быть разные задачи. Но общее понимание о сопернике у нас было.

— Вам понравился «Спартак» в двух очных матчах этого сезона?
— Нет. Мне и сейчас не нравится, как он выглядит. Но мне кажется, что это связано с внутренними волнениями в команде, эмоциональным настроем. У них нет единения.

— Чем вам запомнился Каррера при личном контакте?
— Эмоциональный парень. Активно ведёт себя на бровке. Хорошо даёт пресс-конференции.

— Что-то говорил после игры вам?
— Он – нет. Зато после последней игры в Кубке подходил Рианчо. Громко пожаловался: «Обстановка – катастрофа!!!» (смеётся).

— А вы ему что?
— Говорю: «Держись! У меня здесь, в «Анжи», всё гладко» (смеётся).

— Интересно, про что это он?
— Думаю, про всё. И людей на трибунах нет, и игра у «Спартака» во втором тайме не получалась. Мы ведь могли сравнять счёт. Всё это накладывало отпечаток. Плюс сам Рианчо, как и вся Россия, понимал, что скоро придёт новый главный тренер.

— Он пришёл. Ваш последний матч был как раз против «Арсенала» Кононова. На ваш взгляд, что это за тренер? Как он строит футбол?
— Человек нацелен на игру в атаке. Все его матчи об этом говорят. Хотя в «Ахмате» пытался играть и в три центральных защитника играть, но даже в этой схеме был нацелен на атаку. Когда ты готовишься к игре против «Арсенала», есть понимание, что моменты у тебя возникнут и гол ты сможешь забить. Но можешь и пропустить – такая это команда. Я и ребятам говорил в перерыве: «Спокойно. Если поднажмём, появится момент».

— К кому было сложнее готовиться — к «Спартаку» или «Арсеналу»?
— Принцип там один и тот же. Но Рианчо пытается играть более сбалансированно, чтобы не пропускать атаки. Когда играли с «Ахматом» против «Спартака» (еще при Каррере и Пилипчуке) в прошлом сезоне, мы с Ледяховым обращали внимание, что фланговые защитники у соперника поднимаются высоко. На этом их ловили. Сейчас Рианчо опустил их ниже, перекрывает зоны. У того же Кононова игра поднята вверх. У «Арсенала» много атакующих игроков. Ты понимаешь, что у них будут провалы и ты сможешь забить гол.

«Меня сразу бросили в пекло»

— Всё чаще и чаще среди болельщиков и экспертов встречаются разговоры: «У «Анжи» очень хороший тренер, его ждёт большое будущее». Как относитесь к такой похвале?
— Я не считаю, что сделал что-то на сегодняшний день. Абстрагирован от этих сторонних оценок. У меня есть соцсети, но я их не веду. И стараюсь не читать. Могут прислать друзья или брат некие вещи. Но стараюсь делать так, чтобы до меня эти мнения не доходили. Мне моя работа очень нравится. Благодарен руководству, что мне предоставлен этот шанс. С его стороны это был большой риск. А я – благодарный человек. Хочу отблагодарить людей, внутри меня сидит это желание. Когда закончится всё, тогда и буду подводить итоги.

— Зачем вам всё это? Условия ведь не самые благоприятные, мягко говоря. Можно не снискать ни денег, ни славы.
— Я хотел попробовать свои силы в Премьер-Лиге. Когда был в тренерском штабе «Ахмата», присматривался к ней. Понятно, что у меня были свои идеи. Появилось желание попробовать. Когда люди предоставили шанс, речь вообще не шла о зарплате и контракте! Даже больше вам скажу: когда назначали зарплату, я сказал спортивному директору, что рассчитывал на намного меньшие деньги. А он, наоборот, говорит: «Нам неудобно, что мы тренеру РПЛ такие маленькие деньги даём…». Конечно, финансы для всех важная вещь, в том числе и для меня. Но я реально хотел попробовать свои силы в самостоятельной работе на этом уровне.

— А в будущем готовы снова пойти помощником, если заставит судьба?
— Почему бы и нет? Но я до какого-то времени считал себя в этом плане несчастливым человеком. Потому что когда начинал, сразу был брошен в пекло, на пост главного тренера. Когда меня Гойхман в Нижнем Новгороде назначал главным, я говорил: «Я не главный тренер. Только закончил карьеру. Какой из меня главный тренер? Что я дам этим ребятам? Введите в штаб Тетрадзе. Мне нужно освоиться». Гойхман же отвечал: «Иди и учись на своих ошибках. Это нужно, чтобы стать главным». А я говорил, что ещё даже не знаю – хочу или нет.
И так у меня всегда. Тогда перед Гойхманом была ответственность. Раз он меня поставил, я не мог его подвести. Когда заходил в раздевалку и видел перед собой 25 мальчишек, которые на меня смотрят, думал, что мне нужно им дать что-то, чтобы карьера каждого пошла по нарастающей. Это чувство ответственности толкало вперёд. Опять же, ни с кем мне так и не удалось побыть в штабе помощником. Только в «Ахмате» у Галактионова и немного у Ледяхова. И то это больше заслуга гендиректора Айдамирова и президента Даудова. Они считали, что кто-то из местных обязательно должен быть в штабе.

— Бросок в пекло вам помог?
— Конечно. Такие вещи сразу отрезвляют. Вся ответственность на тебе – либо пан, либо пропал. Ты должен выйти из ситуации достойно. Придя в команду РПЛ, я понял, что судьба всегда вела дорогой, на которой я везде собирал новые команды с нуля. «Волга» только поднялась в Премьер-Лигу – требовалось собрать дубль. Пришёл в «Терек-2» – руководство решило, что надо выступать во второй лиге с новой командой. Теперь то же самое в «Анжи».

— Тот же Рианчо работал помощником 35 лет. А после трёх недель временно исполняющим обязанности главного тренера «Спартака» он больше не хочет возвращаться на прежнюю должность. Что меняется в психологии, когда человек однажды становится главным тренером?
— Я совершенно не знаю Рианчо, но у меня сложилось впечатление, что у него очень много информации, больших знаний. Видимо, не каждый главный тренер его готов выслушивать. Ему надо свои идеи прививать, которые, как видно, бьют ключом. Мне кажется, у него хорошо получится книги писать (смеётся).

— Но всё-таки почему тренер, побыв главным, часто не может больше возвращаться к роли помощника? Растёт эго? Появляется адреналиновая зависимость?
— Может быть, определённый адреналин вырабатывается, человеку нравится. Быть главным тренером очень интересно. Ты готовишься к сопернику, строишь планы по игре. Когда они реализуются – это тебя стимулирует. Высшая степень, когда футболисты сыграли по твоему плану и принесли результат. Блаженное ощущение.

Беседовали: Михаил Гончаров, Максим Ерёмин, Полина Куимова, Андрей Панков, Денис Целых.