Последние полтора дня я еду в бесплатном поезде из Сочи в Санкт-Петербург и наблюдаю чемпионат мира из тех частей России, где нет ни иностранных фанатов, ни стадионов, ни нормального Интернета. Разве мало у нас таких мест?
Не для меня хлопают исландцы, захватившие «Зарядье».
Не я танцую с перуанцами у мордовского кафедрального собора и по кайфу не становлюсь мексиканским москвичом. Зато я точно русский и постоянно испытываю какое-то наше, бабушкино беспокойство. Знаете, когда рассовал беспорядок по шкафам, припёр дверь бедром, два дня готовил стол, а потом спрашиваешь гостей: «Как вам у нас? Всё ли хорошо? Не жёсткий ли шашлык? Хороша ли чурчхелла?».
Хороша. Хоть и звучит для них странно: то ли как Churchill (Уинстон), то ли как Church Hell.
Вечером на перроне я случайно встречаю знакомого — мне даже сложно сказать, откуда он. Мартино — говорящий по-русски американский итальянец, который четыре года назад переехал из Монреаля в Лондон и пытается делать в Англии независимую журналистику. Его новый проект: «По России без денег и аккредитации» — это европейский антихайп или демонстрация, что в стране расизма, кровавого режима и хмурых людей можно счастливо прожить с любым цветом кожи, не потратив ни цента за месяц.
Уже неделю Мартино пьёт наше пиво, ходит на футбол по чужим билетам, а его сообщение об акции собирает на российском туристическом форуме под 3500 откликов.
— Если бы по условиям проекта я мог брать деньги у вашего народа, то уже стал бы богатым, — говорит он.
В Ростове, где ночью сойдёт Мартино, у него будет несколько вписок на выбор.
Фото: «Чемпионат»
Следующим утром в вагоне ресторане оказываюсь рядом со зрелой супружеской парой. Он — испанец, в майке Марио Гётце. У неё, немки, на спине Давид Вилья. 10 лет назад их курортный роман перерос в женитьбу, а чемпионат мира стал поводом, чтобы разбавить романтикой быт.
И кажется, им сейчас ничего не надо — только бы ехать подольше в этом пустом поезде, играть в нарды, смотреть в окно на непохожие пейзажи, держать друг друга за руку и перекладывать две 50-рублевые закладки на новые страницы общей книги.
— Мы просто стараемся быть счастливыми вместе, — говорят они. И видно, что Россия, которую в Германии и Испании так призывают бояться, изо всех сил окутывает их уютом.
Фото: «Чемпионат»
— Мне очень нравится рыба, – вдруг сам скажет темнокожий парень. Он открывает меню и показывает на селёдку.
— Разве это рыба? – виновато переспрашивает соседний стол русских. Была бы у них осетрина – отдали бы всю.
А сейчас приходится с удивлением смотреть, как интурист на инстинктах кладёт кусочек сельди на картошку и добавлял сверху лука.
Он родился на Гоа, живёт в Австралии, но, приехав в Россию, думает, что попал в идеальную страну:
«Здесь такая архитектура, такие необычные церкви, совсем не похожие на одинаковые католические храмы! А ещё я думал, что русские другие. Такие холодные и злые – как показывают по ТВ и в голливудских фильмах. Но, знаешь, они лучше и теплее австралийцев. Я вообще не понимаю, почему все спрашивают, нравится ли мне здесь. В чём вы сомневаетесь?»
И действительно, почему в поездах, на улицах, на стадионах, в соцсетях и статьях мы уже неделю акцентируем внимание на одном — смотрите, а им-то у нас хорошо.
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
Почему так? Может, мы и правда начали верить, что нетерпимы? Может, хотим проверить, а не ходим ли мы, выкидыши тирании, ровной шеренгой? Может, признаем, что злы, холодны и в чём-то виноваты перед миром? Или, может, интересуемся их мнением, потому что знаем – из закрытого шкафа вот-вот может что-то выпасть?
Мы, журналисты, аккредитованные люди, питерцы, москвичи и те, кто выстоял очереди и нашёл деньги на билеты, – уже неделю живём в иллюзорной стране, где всё можно и все есть.
Бесплатные и чистые поезда – да. Халявное метро – да. Безвиз – да. Собираться где хочешь – да. Пить и петь после полуночи – да. Развешивать футбольные флаги на церкви – да. Прыгать на щитах, бить бутылки и ломать лавки в щепки – да. Перекрывать улицы – да. Пить пиво на трибуне – да. Куролесить у стадиона и увидеть рядом омоновца, который не задерживает, а снимает тебя на телефон – да. Общаться с полицейским, за которого даже гугл-переводчик говорит вежливо, – да. Чувствовать себя защищённым, но свободным – да. Быть одним целым с миром – да.
У нас ведь райская страна, да? Когда ходишь в яркие фан-зоны, гуляешь в центре круглые сутки, смотришь футбол со стадиона – кажется, что это так.
Но аккредитация немного давит, когда проезжаешь мимо огромных городов типа Воронежа, который остаётся в стороне от чемпионата мира даже в форме остановки бесплатного поезда. Двери здесь не открываются, билеты не продаются, а на платформе наше счастье от их жизни отделяет полиция.
И тогда ты вспоминаешь, что чемпионат мира – он ведь для больших городов и до Урала. И думаешь, а что будет 16 июля, когда чары рассеются?
Позволят ли нам покупать пиво на стадионах?
Станет ли ОМОН снимать наш пьяный хор на мобилу?
Приведёт ли фанатский проход перед матчем на стадион, а не в отстойник?
Не умрет ли наш футбол, как «Тосно» или «Амкар»?
Рискнём ли мы с друзьями собираться ночью на Никольской улице и повесить там хоть что-то несогласованное?
Не примет ли кто-то в Госдуме закон, запрещающий любить кого-то другой национальности?
И смогут ли наши бабушки нового пенсионного возраста в 2026 поехать на ЧМ в Америку и отжечь в кокошниках, как это делают далеко не богатые мексиканцы или перуанцы? Спросят ли там у них: «Как вам у нас? Всё ли хорошо?» И будем ли мы так же внимательны друг другу, когда иностранцы уедут?
Чемпионат мира многое доказывает. Но то, что иностранцам здесь комфортно, мы знали всегда. А сейчас убеждаемся, что и сами мечтаем жить весело, современно и открыто. Но верит ли в нас государство?
С этими мыслями я подъезжаю к Петербургу и вижу египтян на платформе. Вечером мы и вместе будем обсуждать, что вне зависимости от результата завтрашнего матча провели классное время в России. Затем всё-таки захватим «Зарядье» вместе с исландцами, станцуем с перуанцами у кафедрального собора, наденем сомбреро и станем по кайфу мексиканскими москвичами. И до 16 июля нас не будет волновать, фальшь это или Россия светлого будущего.
Нам повезло, поэтому насладимся каждой минутой – ведь всего месяц остался.