Интервью с Дмитрием Хохловым – о ЦСКА, «Локомотиве», «Динамо», сборной

Дмитрий Хохлов заглянул в гости к «Чемпионату» на следующий день после лондонского матча ЦСКА, с которым его нынешнему клубу предстоит встретиться уже сегодня, 9 апреля. «Армейской» темы в общении с главным тренером «Динамо» нам в любом случае было не избежать — с неё и начали.

— Глупо уточнять, смотрели ли в четверг игру ЦСКА. Спросим иначе: поражение «армейцев» от «Арсенала» может сыграть «Динамо» в плюс перед дерби?
— Вообще никак. По собственному опыту знаю: это не взаимосвязанные вещи. ЦСКА долгое время выступает в еврокубках, у игроков выработался иммунитет к неудачам. Команда научилась справляться с поражениями.

— Можете представить себе ЦСКА чемпионом?
— Всё может быть. С «Локомотивом» мы однажды оторвались на 11 очков за 8 туров до конца. А в итоге стали третьими.

«Кушать ходили километра два-три в столовую»

— Аббревиатура ЦСКА – не пустой звук для вас. В этом клубе вы состоялись и заявили о себе как футболист. В душе что-то «армейское» осталось?
— Я безмерно благодарен этой команде за то, что дала мне дорогу в большой футбол. Естественно, частичка ЦСКА в душе осталась.

— Ваш давний товарищ Владислав Радимов в контексте ЦСКА часто вспоминает интернат. Вы тоже?
— И интернат хорошо помнится, и база в Архангельском, и ребята, с которыми начинали путь в футболе, и основная команда. Жаль, что не удалось в ней дольше поиграть: из-за известного конфликта и разделения ЦСКА я ушёл в «Торпедо», но воспоминания о том времени всё равно самые добрые.

— У вашего поколения условия на базе попроще были, чем у нынешнего?
— Не то что попроще — условий не было вообще. Жили по четыре человека в комнате: тумбочка, кровати и какое-то подобие шкафчика. Правда, там всё равно нечего хранить было. Вещей особо не было. Форма — одна, сами же её и стирали. Один туалет на этаж. По соседству — борцы, волейболисты, хоккеисты. Кушать ходили километра два-три в столовую. Бывало, приходишь, а на тебя питание не заказано. Скидывались — иногда деньги водились — покупали «Марсы», «Сникерсы». Иной раз ими и обедали.

— Кто входил в вашу четвёрку?
— Радимов, Орещук и Шуков. Потом Влада с Димой отселили на базу основной команды в Архангельское, и кто-то у нас добавился.

— Тараканы в интернате водились?
— В больших количествах и нереальных размеров. Бывало, проснёшься ночью, а на тебе три штуки сидят. Когда интернат сносили и собирались на его месте строить гостиницу, мы шутили: нужно метров на 30 вниз прорыть, чтобы избавиться от этой гадости.

— Помните первый матч за ЦСКА?
— Отлично помню — я же гол забил! 1995 год, Новороссийск. 3:1 выиграли. Был, правда, ещё выход на замену в 1994-м, но я его не считаю дебютом. Кажется, из-за длинных перелётов группу ребят из дубля привлекли, дырки в составе заткнули: выйдите, сыграйте и уходите.

«Вернул Костылеву деньги, неподписанный контракт и уехал домой»

— Вы, кажется, сбегали из ЦСКА.
— Один раз было. После окончания школы приехал в ЦСКА, получил контракт на руки и подъёмные — тысячи четыре рублей. И всё равно колебался — оставаться, не оставаться? Ветер в голове гулял. Семья, девушка в Краснодаре — конечно, мне хотелось играть в «Кубани». А предложения не было. Тем не менее после 10 дней тренировок в ЦСКА вернул Костылеву деньги, неподписанный контракт и уехал домой.

— Тренер удивился?
— Ещё бы. Знал же, что в «Кубани» меня никто не ждёт. Спрашивал: «Куда едешь?». Я простодушно ответил: «Не знаю».

— И как вас вернули?
— Сам вернулся. На прощание договорились: если передумаю — позвоню. Лето прошло великолепно: море, пляж, друзья, возлюбленная. А осенью, когда знакомые разбрелись — кто на работу, кто на учёбу, — посидел недельки две и набрал Костылеву.

— Больше побегов не совершали?
— Нет, уже хотелось доказать. Когда Радимова, Шукова начали подтягивать к основному составу, спортивная злость появилась.

— Широкова в ЦСКА воспитывали, заставляя красить заборы. Вы на дисциплинарные взыскания не нарывались?
— Понятно, что какие-то нарушения были, но не настолько серьёзные. Иногда опаздывал на тренировки. Рассчитать время от базы до манежа тяжело было.

— Как добирались?
— Минут 20 до остановки на своих двух, там ждёшь автобуса, который никогда по расписанию не ходил. Едешь до «Тушинской», оттуда до «Сокола» — и ещё пешочком до манежа. Аэровокзал был любимым местом — там обычно коротали время между тренировками. А куда ещё идти? Не поедешь же обратно на базу, если вечером ещё одно занятие. Раздевалки закрывались, и нам оставалось либо в манеже отдыхать, либо на аэровокзале. Там хотя бы посидеть, подремать можно было. Ну и перекусить. Сосиской в тесте или чебуреком.

— Родители переживали, как там сын один в мегаполисе?
— Ничего, нормально. Я же с 14 лет в разъездах был. Мама, понятно, переживала, когда этот вариант появился, а дедушка сказал однозначно: «Пусть чешет».

— Болельщиком был?
— Ещё каким! На домашние матчи «Кубани» всегда ходил — все эти «брехаловки» в парке у стадиона посещал. Он и умер по дороге с футбола домой, в трамвае…

— Правда, что вас совсем юным в Израиль чуть не продали?
— Часа четыре отделяли меня от Земли Обетованной. В клубе с приходом Тарханова происходила пересменка, и Владлен Светиков предложил такой вариант. Название клуба не скажу — не помню, но ситуация быстро развивалась. Меня спросили: «Хочешь?». Я в принципе не возражал — вернуться-то всегда можно было. Уже и билеты взяли. Тарханов с Петросянцем фактически с рейса сняли.

— Что заставило Тарханова пересмотреть отношение к вам?
— Одна двусторонка. После неё сказал: «Хохлов едет на сборы с основой, а там будем решать». Александр Фёдорович даже не в курсе был, что меня уже готовят к отправке в Израиль. Выходит, если бы он не организовал тогда смотр молодёжи, моя судьба сложилась бы иначе. Несмотря на молодость, морально я готов был к отъезду.

«Игроки «Балтики» ещё до матча ухмылялись: «Ребята, шансов нет»

— Ваш ЦСКА объективно мог добиться лучшего результата в середине 90-х?
— В 1996-м могли большего достичь. Игра с «Балтикой» в Калининграде подкосила. До неё претендовали на второе место, даже за первое способны были побороться. Но там неудачно сыграли, сильно расстроились, три оставшихся матча провалили и скатились в таблице.

— Неужели одно поражение в состоянии так повлиять на команду?
— Молодые ребята, мы близко к сердцу принимали такие вещи, а в Калининграде ЦСКА просто убили. Если бы эта команда сохранилась, на следующий год реально претендовала бы на высокие места. Аппетит пришёл.

— В футболе 1990-х много было грязи?
— Много, много… Мне в этом контексте Калининград-1996 чаще всего и вспоминается. Счёт 1:0 не отражает всего, что происходило на поле и за полем. А творился ужас. Игроки «Балтики» ещё до матча ухмылялись: «Ребята, шансов нет». Противно было.

— Но не это же повлияло на решение покинуть ЦСКА?
— Нет, конечно. У меня и в мыслях не было менять команду. В «Торпедо» пошёл только из-за Тарханова. Игроков постоянно дёргали: бесконечные встречи, звонки. Новые люди, которые приходили в клуб, правдами и неправдами уговаривали остаться, обещали отличные условия, радужные перспективы рисовали. Но фактор тренера в моём случае перевесил. Этот человек дал мне дорогу в большой футбол. Мне импонировала игра, которую Тарханов ставил, подкупало отношение к молодёжи, и я просто не видел причин не пойти за ним.

— От вашего мнения действительно что-то зависело?
— У каждого была своя ситуация, но в моём случае всё зависело только от меня. Между клубами существовала договорённость, что игроки вправе сами решить, как быть дальше. Большинство последовало за Тархановым. Остались только Минько и Семак.

— В 1997-м вы прямо-таки оттоптались на ЦСКА.
— 5:0, 3:0 — тоже помню хорошо (улыбается). Особенно первая игра нам удалась — на «Динамо». 5:0 — без шансов.

— Для Тарханова было принципиально выиграть?
— Для всех. В первые годы после перехода каждая встреча с бывшим клубом принципиальна. Если футболист утверждает обратное — не верьте, лукавит.

— В какой момент «армейское» прошлое отпустило?
— Симпатизировать ЦСКА я никогда не переставал. Почему нет? Хорошая команда, которая показывает приличный футбол и в которой я какой-то период жизни провёл.

— «Торпедо» и «Локомотиву» тоже по сей день симпатизируете?
— Честно скажу: за «Торпедо» не слежу. Всё же это была немножко другая история. Не хочу обидеть болельщиков этого клуба, но, переходя туда, я знал, что скоро уеду. Предложения уже всплывали, и мы договорились с Тархановым и руководством, что они не станут препятствовать трансферу за границу. Через полгода, летом 1997-го, подписал предварительный контракт с ПСВ, а по окончании сезона уехал.

«Если ещё один гол привезешь, не отдадим бумаги»

— Голландцы много предложили?
— В семь раз больше, чем получал в «Торпедо». Но главным фактором были не деньги. Реально хотелось попробовать себя на Западе.

— По словам Егора Титова, в «Спартаке» тогда платили от восьми до десяти тысяч долларов. У вас столько выходило?
— Нет. В «Торпедо» набегало тысячи четыре, в ЦСКА — около двух.

— Выходит, только спартаковцы жировали?
— Получается так, хотя всегда плакались (улыбается).

— Из вашего поколения многие реализовали себя за границей. Спасибо советской закваске?
— Сейчас никто особо и не стремится уезжать. Возьмём того же Смолова. Наверняка ему предложения поступают, но не те, на которые он рассчитывает. А менять «Краснодар» на середнячка условной Испании смысла нет — ни в спортивном, ни в финансовом отношении. А в то время заграница была целью у всех практически. Это и выход на другой уровень, и заработок. Интересно было в Европе поиграть, пожить.

— В Голландии пережили культурный шок?
— Удивила футбольная инфраструктура. Когда встретили и привезли на стадионе — был потрясён. От всего — начиная от поля и заканчивая всем, что окружает футбол.

— Жить в Эйндховене, должно быть, ужасно скучно.
— Это смотря для чего и в какое время едешь. Мы приехали, когда ребёнку четыре года было. Поселились за городом, в лесу — великолепно! Прекрасное питание, 10 минут езды до базы клуба. Футбол, семья — больше ничего не надо.

— Чисто голландские развлечения не пробовали?
— В Амстердаме как-то ради интереса прогулялись по злачным местам. 50 метров прошёл, меня запах убил. Говорю: дальше — сами.

— Почему оказались именно в ПСВ?
— У меня было два предложения помимо ПСВ. Первое — из Франции: то ли «Бордо», то ли «ПСЖ». Второе — какой-то невзрачный клуб из Испании.

— Так почему же Голландия?
— Посоветовался с Тархановым и своим первым тренером. Оба рекомендовали развивающийся ПСВ. Командой руководил Дик Адвокат. У него был отличный контакт с игроками. Плюс тренера любил весь Эйндховен. Когда Дик уходил из клуба, его очень тепло провожали. Адвокат даже растрогался.

— Покидая «Зенит», он и слезу пустил.
— Может, у него фишка такая (улыбается)? Нет, на самом деле отличный мужик.

— Какой эпизод с участием Адвоката запомнился?
— Мой дебют. Первые два дня в ПСВ я тренировался индивидуально, пока команда встречалась с киевским «Динамо» в Лиге чемпионов. Через три дня – матч в чемпионате. Адвокат сказал через переводчика: «Начинаешь на скамейке, присматривайся, если понадобится — выйдешь». Был принципиальный матч, важно было победить.

— Выиграли?
— За 15 минут до конца вели — 1:0. Подозвал Адвокат. Дотошно что-то объяснял. Сначала по-голландски, потом по-английски. А у меня оба языка примерно на одном уровне — никаком. В общем, вышел я на поле и… привёз гол. На следующий день на тренировке разбор полётов. 30 минут монолога Адвоката. Периодически звучала моя фамилия.

— О чём подумалось в этот момент?
— Что нужно собирать чемодан и ехать назад. После тренировки поймал польского игрока, который неплохо говорил по-русски. Он успокоил: «Не к тебе претензии, тренер признал свою ошибку, сказал, что не стоило выпускать тебя в таком матче, когда ещё не знаком с командой и не понимаешь установку». Меня приятно удивила такая позиция. Хотя болельщики запомнили.

— Предъявляли претензии?
— Через день после матча пошёл в полицию сдавать отпечатки пальцев для получения вида на жительство. А там весь участок — болельщики. Сразу дали понять, насколько их расстроил мой обрез. Один полицейский пригрозил даже: «Если ещё один гол привезёшь, не отдадим бумаги».

«Если будем водку пить, когда тренироваться?»

— Вы в Эйндховене с ван Нистелроем поиграли. Машина?
— Руд пришёл через полгода после меня. На сборах вообще не впечатлял, но залетало – всё! Стартовал сезон, и он пошёл штамповать голы. Великолепно играл в штрафной. Обводка, удар – всё при нём.

— Голландцы часто прикалывались в раздевалке?
— Это больше к испанцам. Прятали ботинки или подвешивали к вентилятору. Если в «Сосьедаде» кто-то приходил в необычных джинсах, их вывешивали на доску и писали: «Штаны моего дедушки».

— Над вами подшучивали?
— В Голландии спрашивали, почему приезжаю на базу в тренировочном костюме. Объяснял, что в России – это же 90-е – все так ходят. Это ещё я без заправленного свитера с оленями и кожаной куртки. А в Европе спортивная форма — для тренировок. Я три-четыре месяца перестраивался.

— Если в Голландии всё устраивало, почему уехали?
— А мне тренер, Эрик Геретс, прямо заявил: «В моей команде ты играть не будешь».

— С чего вдруг?
— Геретс не очень хорошо относился к игрокам из соцблока. А нас таких семь человек было: я, Никифоров, Темрюков, грузин Гахокидзе, литовец Скерла, поляк Томек, словак Демо. Мы по-русски общались. Голландцы шутили, что им нужно учить русский, а не нам — голландский. Геретс с первого дня нас молча возненавидел – всех поубирал из состава. Только Никифоров то выходил, то нет. Ближе к декабрю у меня случился откровенный разговор с Геретсом. Вот тогда он и сказал искать себе команду.

— С чего конфликт разгорелся?
— Он дал интервью, не очень красиво высказался. В то время все доставали по поводу водки и Горбачёва – других ассоциаций с Россией не было. Меня это дико бесило. Дико! Я-то видел, как они сами проводят время по пятницам… Когда Геретса в интервью спросили про русских, он назвал нас закрытыми, хмурыми, необщительными. «Может, мне надо водки выпить с ними, чтобы разговорить?» — сострил он.

— Вы ответили?
— Ответил, через прессу: если будем водку пить, когда тренироваться? И пошло-поехало. Хотя за последний разговор с Геретсом я ему благодарен. Общались не долго, но конкретно. Мне нравятся люди, которые говорят в лицо: «На выход». Хуже, когда начинают юлить: «Давай, потерпи...»

— Быстро нашли новую команду?
— За неделю. У меня не было агента, но оставались люди, которые привели в ПСВ. Я дал понять, что мне нужна новая команда. Кто найдёт, тот и займётся переходом.

— За процент от сделки?
— Да, это нормально. Только там не процент. Я говорил, какие мне нужны условия, а всё, что сверху — их. Многим россиянам в трансферных делах помогал Алексей Касаткин, который работал с испанским агентом Бергарой. В общем, всё быстро срослось.

«Валера спел песню на баскском языке и сразу стал идолом для местного населения»

— О «Реале Сосьедад» наводили справки у Карпина?
— Мы были знакомы, но не сказать, что близко. Информацию получал от Никифорова, который спрашивал у Карпина всё, что меня интересовало. Сомнений вообще не возникло. До этого я точно так же рассказывал Никифорову о Нидерландах, когда он из Испании в ПСВ собирался.

— В Сан-Себастьяне вашим одноклубником был Деметрадзе, который под конец карьеры загремел в грузинскую тюрьму.
— Меня эта новость шокировала. Жора — открытый, добрый человек, хотя и немного своеобразный. Я боялся, что его сломает эта неприятность. Мы созванивались, когда он сидел. Я был подавлен даже больше, чем он. А два года назад ездил к нему в гости, в Грузию. Устроил себе тур: четыре дня в Ереване, четыре – в Тбилиси. Увиделся и с Жориком, и с Гахокидзе.

— Карпин в «Реале Сосьедад» в авторитете был.
— После того как Валера на телевидении спел песню на баскском языке, сразу стал идолом для местного населения.

— Баскское дерби с «Атлетиком» — взрывоопасная штука?
— Мне сразу объяснили: в чемпионате есть два принципиальных соперника — мадридский «Реал» и «Атлетик» Бильбао.

— Вы дважды заканчивали сезон на 13-м месте, а потом сотворили сенсацию.
— До последнего тура боролись за чемпионство, но в итоге стали только вторыми. Проиграй «Реал» Мадрид в последнем туре, взяли бы золото, но – увы.

— Самое удивительное, что «Сосьедад» возглавлял человек, который ни до, ни после Сан-Себастьяна себя особо не проявил.
— Когда Денуэкс пришёл, мы вообще не побеждали на предсезонке – притом, что годом ранее на сборах рвали всех, но быстро посыпались в чемпионате. А тут вышло наоборот: спарринги играли ужасно – зато в сезоне попёрло. Денуэкс — первый тренер, который устраивал теоретические разборы – раньше я с таким за рубежом не сталкивался. По настоянию француза на базе установили камеры, чтобы производить съёмку с разных точек. Он нам потом демонстрировал видеонарезки, распечатки.

— К особенностям испанской парковки – бампер в бампер – быстро привыкли?
— В один из первых дней в Испании поехали с сотрудником клуба оформлять документы. Подъезжаем, а там такое место – нереально втиснуться. Наш водитель пробует припарковаться: ба-бах – врезались задом. Оборачиваюсь, а там дедушка читает газету, страницы опустил, кивнул и дальше читает. Потом двинули переднюю машину, ещё раз заднюю. Старичок уже и газету не опускал: привычное дело. Раз пять стукнулись, прежде чем втиснулись. Спрашиваю: не жалко машину? Испанцы только плечами пожимают: «Так бампер для этого и существует».

— Вы так же парковались?
— Я в подземном паркинге заезжал на минус третий этаж, практически пустой, и ставил свою машину сразу на два места, чтобы никто не притёрся и дверьми не задел.

«Уже по прилёту убедился, что «Спартак» — неподходящий вариант»

— Вы поиграли за четыре московских клуба. С пятым вариантов не было?
— Со «Спартаком»-то? Дважды мог перейти. Первый — при разделении ЦСКА. Была вероятность, что Тарханов перейдёт в «Спартак». Близкие к нему люди интересовались: «Ты как?». — «Если Фёдорович пойдёт — я с ним». Второй раз спартаковская тема возникла, когда из Испании возвращался. Три предложения было — от ЦСКА, «Спартака» и «Локомотива». Я выбрал последний.

— Почему?
— Я был прекрасно осведомлён о коллективе, мне нравилась игра команды, и я чётко понимал свою роль в ней. Уезжая из Испании, поговорил с Филатовым по телефону. Честно предупредил, что обещал встретиться и со «Спартаком», и с Газзаевым. Уже по прилёту убедился, что «Спартак» — неподходящий вариант. Я просто не понимал, что там происходит. Пообщался с одними людьми, а на выходе мне говорят: «Их не слушай, давай с нами». Я даже не понимал, с кем встречаюсь. Знал только Чернышова.

— Почему с ЦСКА не срослось?
— Тянуло в «Локомотив». Пускай даже в ЦСКА был Семак и настойчиво звал Газзаев. Я выбрал «Локомотив» и не пожалел.

— Сёмин — самый эмоциональный тренер в вашей практике?
— Пожалуй, да. От Палыча доставалось всем, но на него невозможно было обижаться – настолько искренние у него эмоции. Можешь какое-то время позлиться, но потом понимаешь, для чего это делалось.

— Булыкину Сёмин орал: «Варежки сними!» На вас покрикивал?
— Со мной тоже была история. Играем с «Зенитом». Ничья за 5-7 минут до конца. Дикая заруба! Сёмин подзывает: «Осталось чуть-чуть времени. Нужно выложиться! Отдайся, покажи себя! Рывок туда-сюда. Понял?». Я кивнул. Стою на линии поля, дико заряженный, готов выйти и биться.

Замена. Едва ступаю на газон, как слышу вопль за спиной: «Хохооооооол, я же сказал — рывок туда-сюда!». В этом весь Юрий Палыч.

— Сёмин часто путал футболистов: Парфёнова называл Поповым, Смертина — Смирновым.
— Меня не путал, но вообще такие казусы регулярно случались. Уморительная история с Жидрунасом Карчемарскасом случилась. Сёмин назвал его Чеснаускисом. Тот ответил: «Я не Чеснаускис, я — Карчемарскас». Сёмин извинился: «Прости, Жендерес». При том, что звали его Жидрунасом. Долго мы потом смеялись. Из уст Сёмина это вообще не обидно звучит. Просто нужно его знать.

— Самое яркое воспоминание из золотого сезона «Локомотива»?
— Наверное, матч в Ярославле. Помню, как праздновали в автобусе. Лима всю дорогу танцевал, пел раздетый. Потом отмечали уже в ресторане, в Москве.

— В чём была эксклюзивность того «Локомотива»?
— Качественный подбор игроков. Тренерский штаб. Такого коллектива, семейного, больше нигде не встречал. Не все, конечно, близко дружили, но общались между собой. Существовал негласный закон — собираться в ресторанчике после каждого матча. Даже после проигранного. С жёнами, с детьми. В ПСВ такие посиделки практиковались после домашних матчей. На стадионе есть Spielers Home, и после игры ты обязан туда пойти. Тебе даются 4-5 пригласительных, можешь раздать их друзьям. Семью пускали без пригласительных. Заходишь в ресторан прямо на стадионе — там можно перекусить, поужинать, пива или вина выпить. Это абсолютно нормально. Так что Палыч уже тогда по-европейски работал.

— В «Динамо» тоже пошли из-за Сёмина?
— Того «Локомотива» я уже не видел. Сёмин ушёл, Филатов уходил. Менялось руководство, в общении с новым начальством многие вещи были непонятны. Сложилось чёткое убеждение, что не хочу там оставаться. Плюс заканчивался контракт, а ощущения, что я нужен «Локомотиву», мне не дали. Сказали: «Подпишешь, но с понижением зарплаты». Филатов хотел переподписать контракт, но я понимал, что скоро он перестанет управлять клубом. А Палыч позвал в «Динамо», мне было с ним комфортно.

— Застали португальцев?
— Человек 5-6 ещё оставалось. Тогда в «Динамо» было разделение на блоки: новички, те, кто играл в «Динамо» раньше, и португалоговорящие. И Гьян с Менди отдельно от всех. На втором или третьем сборе постоянно конфликтовали, одна группировка на другую. Дошло до пика. Собрались всей командой, обсудить, что происходит. Португальцы тоже пришли. Говорили на русском, я переводил Дерлею и Данни на испанский, Серёга Овчинников — на португальский.

— В чём заключались претензии португалоговорящей братии?
— Почему капитан — этот, а не тот? Они хотели управлять командой и считали, что мы должны слушать португальцев, а не наоборот.

— Встреча к чему-то привела?
— Только к временному эффекту. Почти сразу начали сыпаться, только в конце сезона выплыли.

— Ваш треугольник с Семшовым и Данни — лучший в жизни?
— Ещё с Семаком и Радимовым было комфортно играть. С Хаби Алонсо. Открытый, весёлый парень и вместе с тем невероятный пахарь. На тренировках выкладывался на 150 процентов. А тот треугольник был к месту в своё время. Великолепно понимали друг друга.

— Гол «Интеру» — самый памятный в карьере?
— Он и ещё гол «Реалу» за «Сосьедад». Кажется, Касильяс у них тогда стоял.

«После Украины было желание выключить телефон и уехать куда подальше»

— Когда сборная России при вас была сильнее всего?
— Евро-1996 пронёсся мимо меня. Толком даже не запомнил.

— А как же матч с чехами?
— Голевая передача? Ну да, была. Я, молодой, попал в сборную в последний момент. Турнир промелькнул, и я даже не успел понять, что там происходит.

— А ЧМ-2002?
— Вот там обидно было. По статистике, если выиграл первый матч, с вероятностью 75% выйдешь из группы. Нам достаточно было сыграть вничью. Но самый обидный момент на моей памяти – гол от Украины в 1999-м. Команда у нас подобралась отличная: все ребята в расцвете сил, играют в хороших клубах, на кураже… И тут такой удар.

— Когда Карпин забил, было ощущение: «Дело в шляпе?».
— Мы играли лучше, заслуживали победу.

— При 1:1 могли вырвать победу?
— Хорошо помню, как бил слёта с левой — мяч свалился с ноги. Только после финального свистка осознали, что произошло.

— Что происходило в раздевалке?
— Обрывочные воспоминания. Полное опустошение. Слёзы Филимонова… Ко мне приехали друзья из Краснодара — после матча пошли поужинать. Они что-то говорят, а я ничего не слышу, не соображаю. В голове мелькают эпизоды матча, злополучный гол Шевченко…

— В такие моменты одно желание – залить горе алкоголем?
— Чего греха таить, хочется. А ещё большое желание выключить телефон и уехать куда подальше.

— Романцев каким запомнился?
— Мне нравились его тренировки. Импонировало, как доходчиво доносит свои мысли до игроков. Понимаешь, что от тебя требуют, что можно на поле делать, а чего нельзя.

— Что запрещалось?
— Например, выход из своей штрафной через обводку. Нельзя было выбивать мяч тупо вперёд и, что называется, окружать ворота. Только через пас.

«В детстве чуть не утонул»

— Вы Никифорова чуть ли не силком вытащили из Испании на тренерские курсы.
— Не тянул я его силком. После очередного обсуждения сказал: «Ну чего ты дурака валяешь? Поступай на курсы, давай работать вместе, а не обсуждать футбол на кухне».

— Главное качество Никифорова, которое вам по душе?
— Порядочность. В любом штабе важно иметь людей, которые не воткнут тебе нож в спину. Юра — не подлый человек.

— Как-то он отказывался от общения с прессой в сборной.
— Он и от сборной отказывался. Тоже дискутировали на эту тему, говорил ему, что отказываться от сборной нельзя. Он в этом плане не будет юлить, немножко прямолинеен. Такой человек.

— У Сергея Овчинникова после 40 лет обострилась боязнь полётов.
— Да боялся он и раньше! А ещё Новосадов. Игрок, который сидел перед ним, знал, что нужно отклониться при взлёте, потому что Новосадов хватался за спинку впереди стоящего кресла и тисками сдавливал её. Я понимаю таких людей. Наверное, страшно жить с постоянной фобией.

— Ваш самый большой страх?
— Детский случай, когда чуть не утонул. Полезли с друзьями за черешней на запретку. Там ТЭЦ, слив, круговорот. Сорвался туда, пару кругов покрутило. Счастье, что зацепился за какой-то кран, вытащили…

— Никогда не жалели, что рано повзрослели?
— А у кого из спортсменов было детство? Просто многие теряются на переходе из юношества во взрослую жизнь. Возможно, то, что они недогуляли в детстве, стараются восполнить в переходный период — когда, наоборот, нужно бросить все силы, чтобы переходный этап прошёл нормально. Многие футболисты просто пропадают.

— На правах старшего проводили в «Динамо» беседы с Кокориным?
— Шефство над ним не брал. Саша Кержаков близко общался и с Кокориным, и со Смоловым, советы давал. Рекомендовал не тратить время на тусовки, но ты же не можешь следить за этим 24 часа в сутки.

— Вы пробивались через интернат с тараканами, сосиски в тесте. А у современной молодёжи другой, комфортный образ жизни. Бесит?
— Почему? Они же тоже ходили на тренировки с семи лет. У них не было дворовой жизни. Да и в наше время были те же дискотеки. С одним фонарём, который на потолке крутился. Не было «Бентли» или «Мазерати», зато был «Москвич» папиного друга. Однажды сели в него, стали кататься по городу. Пробили два колеса, в бордюр влетели. Под дурачков закосили: «Так получилось». Лет по 15-16 тогда было.

— Лихие 90-е – это ещё и уличные разборки. Встревали?
— Постоянно. Весь Краснодар был поделен на районы. В своём ты мог ходить поздно, а в чужой вечером лучше было не соваться. Однажды попал под раздачу за день до игры на первенство края. Прихожу в раздевалку — глаз не видно, заплыло всё. Тренер изумился: «Чего пришёл?».

«Семак даже в зеркало сам себе не улыбается»

— Когда играли за «Динамо», говорили, что вообще не хотите становиться тренером. Изменилось мнение?
— Ближе к завершению карьеры начал сомневаться. А раньше — да, была уверенность, что не хочу работать тренером. Может, начинаешь анализировать глубже, какие-то вещи понимать. И тебе хочется воплотить свои идеи. Ну и хорошо говорить о завершении карьеры в 25: вот закончу, заработаю, буду отдыхать. А потом реально начинаешь понимать, что футбол — твоя жизнь. Отдохнёшь полгода — и можно просто выпасть из этой жизни. Мне не хочется её терять.

— Со старыми друзьями Радимовым и Семаком есть соперничество?
— Скорее есть чувство радости за друзей. Когда играешь против друга, как против Семака в марте — конечно, и соперничество присутствует.

— Когда с Семаком играли, шутили на эту тему?
— С Семаком особо не пошутишь, это с Радимовым можно. Сергей Богданович всегда был серьёзным. Мы между собой шутим, что он даже в зеркало сам себе не улыбается.

— Кажется, Семак уже давно решил, что станет тренером?
— Точно. В то время как мы собирались, шутили, в карты играли, он садился с книжкой. Не зря он в таком молодом возрасте стал капитаном ЦСКА. Его восприняли, хотя были люди постарше.

— Удивлены многочисленностью его потомства?
— Когда у Сергея ещё ни жены, ни семьи не было, он говорил, что у него будет много детей. Семак и сам из многодетного семейства. Это не случайность.

— У вас интересная тройка друзей. Семак – человек мегасерьёзный, вы — нечто среднее...
— Ага, я medium well, а Радимов – это взрыв.

— У человека с таким взрывным характером есть шансы добиться успехов на тренерском поприще?
— Самое интересное, что в тренерской работе он другой. Радимов чётко понимает футбол. Лучше, чем я и Семак, улавливает нюансы и настроения игроков. Возможно, он взрывной, но очень здорово разбирается в футболе, грамотно выстраивает отношения с футболистами. Я общался с его ребятами в непринуждённой обстановке. Чувствуется, что они действительно отлично ладят. Мне непонятно, почему он заявил, что не хочет больше быть тренером. Я ему об этом сказал.

— Это многих удивило.
— В этом и есть весь Радимов.

— Может, ещё передумает?
— Две недели назад виделись в Москве – пока не передумал. Может, изменит мнение. Посмотрим.

— Самая безумная история, связанная с Радимовым?
— Много их было, безумных. Большинство рассказывать нельзя. Он очень своеобразный. Пригласил как-то на день рождения, прилетели из Москвы. Полпервого ночи, Радим встаёт: «Что-то я устал, празднуйте тут, а я поехал спать». Ну, прикольно. Ещё была история про нарды. Играли как-то в Турции, сначала на интерес, потом на кувырки. Накувыркался Влад порядочно, всё это на видео сняли. Прилетаю домой, а старший сын и говорит: «Пап, ты вроде в нарды неплохо играешь, а тебя Радим возит». Удивился: «В смысле?». А он показывает запись в «Инстаграме» Радимова: дескать, хороший Хохлов партнёр в нардах – только обыграть меня никак не может. Так, говорю, а ну-ка быстро выкладывай в сеть видео с кувырками. Говорю же — Влад весёлый.

— На «Кубань» у вас осталась обида?
— Прошло всё. Обидно, что эта ситуация отбросила на несколько лет назад. Если бы можно было отмотать время назад, не пошёл бы туда. Это было ошибкой.

«Газзаев убил бы меня, наверное, но Панченко теперь будет плеймейкером»

— Возглавив «Динамо», вы говорили, что хотели построить слаженный футбол, но осенью отошли к простому. Почему?
— Нужно было достичь сиюминутного результата. К тому же понимал, что в этот футбол мы играть не сможем. Всё зависит от сильных и слабых сторон исполнителей. Я же не могу на условного Панченко играть большую часть матча верхом — это не его конёк. Мы один матч сыграли неплохо, а потом всё пошло на спад, и пришлось упростить игру. Результат довлел.

— С «Арсеналом» уже были проблески слаженного футбола.
— Мы на предсезонных сборах к нему и шли, к этому футболу. Неплохо получалось, но первая игра немножко сковала, с «Уфой». Мы её неважно провели, потом с «Краснодаром» уже играли по-другому, потому что соперник серьёзный. Надо отдать должное, очень тяжело играть с ними на равных. С «Арсеналом» уже намного лучше было.

— Панченко теперь всё время будет отходить в глубину и начинать атаки оттуда?
— Валерий Георгиевич Газзаев убил бы меня, наверное, но Панченко теперь будет плеймейкером. Мы ему чуть больше позволяем, чем другим. Не свободный художник, конечно, но может перемещаться, искать зоны, которые для него открывают партнёры. Это мы Кириллу не запрещаем.

— Не одёргиваете Панченко из-за того, что он со всех позиций бьёт по воротам?
— Был разговор на эту тему. Здорово, когда игрок атаки нацелен на ворота. Но иногда он может сыграть больше на команду. Думаю, мы услышали друг друга.

— Вам поступало указание сверху не ставить Погребняка?
— Нет.

— Только спортивные принципы?
— Никаких указаний не было. Придя в команду, я сразу сказал, что для меня не важно, кто играл, а кто не играл. У всех был шанс.

— Павел не тянул?
— В моём понимании он проиграл конкуренцию Бечираю и Луценко. Другой тренер, может, рассудил бы иначе. Это моё решение. Луценко же сыграл две игры за дубль, когда я пришёл. У нас тоже с ним был разговор. Меня не устраивало его физическое состояние. Я ему сказал, набирать форму в играх за молодёжный состав. Тренировок было недостаточно.

— Глядим мы на вас – само спокойствие и невозмутимость. Вы вообще наорать на игрока способны?
— Легко. На тренировках много кричу. Футбол – это эмоции. Срывы тоже бывают. Мне многое в нынешних правилах непонятно. И к судье нельзя подбегать, высказывать что-то. Трогать никого нельзя, жестикулировать. Так давайте роботами станем, что ли?

— Вернблум бы согласился.
— Ну, тут тоже перебора быть не должно.

— Однажды — еще в ЦСКА — вас удалили с поля, и вы дали очень забавное интервью.
— О да, Радим до сих пор шутит на эту тему. Меня тогда спросили: что случилось? Я ответил: «Бежал. Хватали. Отмахнулся. Выгнали». Коротко и ясно. Радим говорит: мол, самое понятное интервью в интервью в истории футбола (улыбается).

Вопросы читателей

— В молодёжной команде «Динамо» довольно много перспективных ребят, с которыми вы долго работали. Есть ли шансы кого-то из них увидеть уже в следующем году в главной команде? (Роман Ермолаев).
— Всех их знаем, общаемся. Подключаем к тренировкам. Будут соответствовать — будут играть.

— Катрич так сильно проигрывает конкуренцию, что не может попасть даже в заявку? (Антон Овчинников).
— Да.

— Почему не получилось в роли главного тренера, когда приняли команду после Сергея Силкина? (Антон Овчинников).
— Я никогда не принимал команду после Сергея Силкина. Мне сказали поруководить две игры, пока Петреску не уладит бумажные вопросы. Состав на вторую игру выставлял уже Петреску, руководил с трибуны он, тренировками тоже.

— Достойны ли Кирилл Панченко и Владимир Рыков поехать в составе сборной России на чемпионат мира по футболу? (Антон Овчинников).
— Это у Станислава Саламовича надо спросить. По мне, так это лидеры «Динамо».

— Дмитрий, почему не приглашаете в свой штаб Владислава Радимова? (Станислав).
— Радимов – это «Зенит». Его команда.

— Недавно Игорь Шалимов был отправлен в отставку. Комментируя её, он сказал, что для него было бы не по чести просить руководителей изменить формулировку. Если будут увольнять вас, попросите другую? (Малахов Егор, Sommelier47).
— Сначала руководство отправляет в отставку тренера, а потом идёт согласование финансовых условий. Отправлен в отставку – значит, выплачена компенсация. По соглашению сторон – никто претензий не имеет. А формулировка всегда одна и та же.

— Для вас важен микроклимат в команде? (Роман).
— Очень. Считаю, что сейчас он у нас хороший. Но всё идёт от результата. Если команда проигрывает, любой климат рухнет.

— Статистика и качество игры Николая Обольского на данный момент не радует. Как из него сделать нового Смолова или Кокорина, не потеряв как игрока «Динамо»? (Роман).
— Вводим его в основной состав потихоньку. Как пойдёт дальше, зависит и от него, и от нас.

— В душе вы «армеец» или динамовец? (Смирнов-Водкин).
— Сейчас я динамовец, но частичка ЦСКА, «Локомотива» во мне всегда есть.

— Зимой из «Динамо» ушёл Сапета, один из патриотов клуба, сейчас на очереди Зотов. Вы их не видели в команде? (Андрей Хохленков)
— Да. Поймите, иногда тренеру приходится принимать решения, которые не совсем понятны людям, которые смотрят на них со стороны. Общение у меня уже было с болельщиками – на улице, в аэропорту, в кафе. Иногда вопросами просто ставят в тупик. И молодых требуют, и патриотов, и результат. Спрашивают, почему условного Иванова не ставите? Отвечаю, потому что слабее Петрова.

— Понятно, что Шунин настоящий динамовец, капитан, но игра на выходе Антона не идеальна. Какие перспективы у Лещука? На сборах смотрелся неплохо. (Дмитрий).
— Лещук действительно неплохо смотрится, создаёт Антону конкуренцию серьёзную. Но вратарь — это та позиция, которая меняется в крайних случаях. Будем искать время, чтобы и Игоря задействовать. Без практики нельзя, молодёжный состав он перерос.

— Как вы относитесь к предложению болельщиков досрочно переподписать контракт с Антоном Тереховым на больший срок? (Сергей Дорофеев)
— Могу болельщиков порадовать. С Антоном мы разговаривали об этом ещё на сборах в Турции. Общение есть, понимание тоже. Даст бог, всё хорошо будет, я двумя руками «за».

— Как высокоинтеллектуальному игроку с хорошим пасом и техникой вам не кажется, что в «Динамо» не хватает диспетчера? Почему в зимнее окно «Динамо» не был приобретён игрок такого плана? (Ruslanmh).
— Мы искали игрока, который может и забивать, и отдавать. Но они стоят миллионы. Сейчас у нас Панченко довольно успешно может выполнять обе функции.

— Настаиваете ли на том, чтобы легионеры учили русский язык? (Виталий Тарасов).
— Не настаиваю, но футбольные термины они обязательно должны знать. Ну и неплохо какие-то фразы учить — из уважения к стране, в которой находишься, работаешь. Самба особо русский не знает, с Шуничем проблем нет, Теттех только пришёл. Хольмен всё понимает, но сказать пока не может.

— Нет ли у вас опасений, что Хольмен закиснет на лавке? (Андрей Ядыгин).
— Всегда есть опасение. Но играет 11 человек. На мой взгляд, сейчас пара Шунич — Рыков сильнее. На тренировках же смотрим, анализируем. Себу мне прямо жалко: парень на тренировках пашет, профессионален до умопомрачения, не ворчит. Но сейчас вот такая ситуация.

— Дмитрий Валерьевич, чем вы можете объяснить, что так мало молодых (до 21 года) российских футболистов дорастают до основных составов своих клубов? Особенно это касается защитников. (Артём Ходиков).
— Не согласен, что мало. Живоглядов дорос, Морозов – из тех, с кем я в «молодёжке» «Динамо» работал. Если будем больше доверять, то всё будет. В ЦСКА же растут молодые, пусть их и вынуждает ситуация. Но мы к этому придём, или ситуация заставит прийти.

— Какова должна быть турнирная цель команды в следующем сезоне, сезоне возвращения в Родной Дом? (Сергей Дорофеев).
— Сначала надо выполнить цели на этот сезон. Уже потом подумаем о следующем.

Беседовали: Олег Лысенко, Григорий Телингатер, Андрей Панков, Сергей Титов, Денис Целых.