Бывший защитник киевского «Динамо» и московского «Спартака» Владислав Ващук неожиданно проявил себя в новом амплуа – талантливого публициста. Сейчас вы в этом убедитесь. С согласия игрока публикуем выдержки из его «дневника» на «Фейсбуке». Живые, проникнутыми искренними эмоциями воспоминания Ващука позволят читателю иначе взглянуть на личность легендарного тренера Валерия Лобановского, которому сегодня исполнилось бы 78 лет.
«Придёт Лобановский, он вам даст!»
Когда Йожеф Йожефович Сабо, в 1996-м уходя в очередной раз с должности главного тренера, кричал нам: «Вот подождите, придёт Лобановский, он вам даст!» — мы не особо вникали в его слова. Мы просто уже ждали, когда придёт Лобановский и всё это закончится. И мы начнём играть в футбол.
Я не открою особой тайны, если скажу, что как тренера Сабо в команде не любили. И он отвечал нам тем же. «Полуподъёмы», «бутсы вам на гвоздь повесить нужно», «козлы, а не команда» – чего только не слышали в свой адрес… Каждый раз, уходя, Сабо кричал, что ноги его больше тут не будет, с нами работать невозможно, но через какое-то время появлялся снова. После очередного ухода Сабо и его очередной клятвы, что больше он с нами никогда работать ни за что не согласится, все начали заключать пари, как скоро мы его увидим снова…
«Директор бани» (до прихода в «Динамо » у Сабо был спортзал с сауной) — как только за глаза не называли Йожефа Йожефовича… Понять тактические установки тренера перед игрой было проблематично. «Сегодня ты играешь здесь…», — говорил Йожеф Йожефович и двигал фишку в неопределённое место. «Где?» — «Ну ззесссь, что неясно..?!» — раздражался главный тренер.
Команда взяла чемпионство в 1996-м и Кубок больше вопреки тренерству, чем благодаря – это не только моя точка зрения, это мнение большинства футболистов, игравших тогда под его началом.
Сабо лучше всего умел появляться в нужное время в нужном месте. И этим всё сказано.
Как начальник команды, возможно, Йожеф Йожефович был и неплох – следил, чтобы все сдавали форму вовремя, ночевали в гостинице, беспокоился об экипировке, о мячах и о воротах – в общем, выполнял все те функции, которые не должен выполнять главный тренер.
Поэтому появления Лобановского ждал, как и все – с надеждой и опаской: все понимали, что грядут большие перемены, но терять особо было нечего. Никто не осознавал, что перемены будут настолько глобальными. Что именно этот человек изменит нашу жизнь раз и навсегда…
«Иногда так и засыпал с ручкой и тетрадкой…»
«Мы будем делать команду-звезду… И вы соответственно тоже станете звёздами. Если захотите… Всё в ваших руках…». Лобановскому верили с первого слова, с первого взгляда. За ним хотелось идти.
Хорошо помню первую встречу. Нас собрали в зале, сказали, что будет представление нового тренера. Мы, конечно, уже были наслышаны от старших игроков про жёсткий, суровый характер Лобановского, но каждый хотел сложить своё мнение, да и просто было интересно увидеть человека, который теперь будет распоряжаться нашей судьбой.
Валерий Васильевич зашёл в зал не спеша, выдержал паузу. Первое впечатление — сильный, авторитетный. Привык, что ему подчиняются. В нём нет нервозности или суеты. И взгляд. Цепкий, тяжёлый, очень внимательный.
«Никакого основного состава у меня нет и не будет – играть будут те, кто заслуживает», — Лобановский говорил те слова, которые мечтает услышать от нового тренера, наверное, каждый футболист. Да что там – любой нормальный человек хочет услышать, что будут оценивать твои талант и упорство, а не то, что ты там чей-то кум, сват или брат… Даже твоя трансферная стоимость никому не интересна: работай — и только тогда будет тебе счастье. Лучшей мотивации трудно было придумать.
Первое правило, которое ввёл тренер, – обязательное рукопожатие перед тренировкой. Все игроки должны были в обязательном порядке поздороваться за руку с Валерием Васильевичем и всеми тренерами и посмотреть в глаза. Не все могли сделать это без проблем. Васильич (именно так звали Лобановского в команде) видел всё сразу. Если вечер был «тёплым», если что-то случилось и ты расстроен — понимал сразу.
Кстати, Лобановский всегда делал ударение на том, что он работает не один, а в команде тренеров. После Сабо остались Михайличенко и Демьяненко. Базилевич тоже появлялся на базе, но с командой общался мало. Михайлов занимался вратарями.
Примерно месяца за три до Лобановского в команде появился Анатолий Пузач. Я так понимаю, в его задачи входил предварительный сбор информации и оценка обстановки в команде. Харизматичный, с чувством юмора – футболисты быстро полюбили Кириллыча. В паре Лобановский — Пузач он всегда играл роль доброго полицейского, давал нам возможность чуть-чуть уменьшить нагрузки, лишний раз отдохнуть.
Так что к тому времени, как Валерий Васильевич появился в команде, он уже представлял, с кем придётся работать. Было тяжело, но очень интересно.
Об этом мало кто знает — я целый год записывал за Лобановским каждую тренировку и каждое теоретическое занятие. Писал, чтобы ничего не забыть. Вечером, борясь со сном, теребил сонного Саню Шовковского, если что-то забывал (мы жили на базе вместе). Он возмущался, вспоминал, что мне надо, и засыпал, а я писал дальше… Иногда так и засыпал с ручкой и тетрадкой. Недавно нашёл эти записи. Ничего волшебного, конечно, в них нет. Всё, что мы делали, уже делал кто-то до нас. Ведь, если откровенно, учить играть в футбол в 20 лет – поздно. Обучение технике игры длится лет до 16. Всё, что ты умеешь, – это результат работы детских тренеров. Ну и, конечно, природные данные.
Андрей Шевченко, Владислав Ващук и Александр Шовковский
Фото: из личного архива Владислава Ващука
«Каладзе потерял сознание…»
Феномен работы Лобановского был в том, что он взял набор уже готовых футболистов, фактически барахла — и буквально выковырял из нас то, на что мы были способны. Он заставил нас играть так, как мы не играли никогда до этого.
Для начала всех протестировали. Звучит просто. А на деле – я три месяца по ночам видел сны, что мы бежим. Мы прошли все мыслимые и немыслимые виды тестов. В основном, конечно, тесты на выносливость. Каждая тренировка была новым испытанием. Самым страшным и тяжёлым для меня оказался тест — пять по 300. Нужно бежать 300 метров с определённой скоростью, не выше и не ниже. Потом четыре минуты отдыхаешь, в это время у тебя меряют давление, потом опять бежишь. И так пять раз. На пятый раз кажется, что ты отрываешь от земли не ноги, а полуторатонные мешки – рваный ритм не даёт возможности восстановиться, а задача бежать с определённой скоростью становится практически нереальной. Тренеры кричат: «Тяни бедро!" — а ты уже не понимаешь, где то бедро и куда его тянуть, кислород заканчивается и дышать нечем.
После этого теста жутко болела голова. Дрожало всё – руки, ноги, колени… На набережной Ялты в кафе попросил пакет со льдом. Пришёл, сел за стол к пацанам, положил на голову… Они говорят: ты что делаешь?! Говорю, вы не понимаете, как попускает! Пакет пошёл по кругу…
Тестов было множество. Как у космонавтов перед полётом. Причём на тесты все реагировали по-своему. Было такое, что во время тренировок кого-то тошнило, кто-то поблевал и дальше пошёл тренироваться, кто-то терял сознание. В общем, всё бывало… Было такое, что падали без сил. Было, что ломались, психовали и уходили. Тех, кому было легко, не было.
Козлы, а не команда» – чего мы только не слышали в свой адрес…
Один молодой футболист, грузин, как-то явился утром на медосмотр с раздувшимся большим пальцем на ноге. Все понять не могли, как и где он так смог травмироваться. Даже тренеры голову ломали. А правда оказалась такой – он ночью дверью сам себе сломал палец. Сознательно. Не выдержал нагрузки.
В команде постоянно были на просмотре новые игроки. Вопрос, в общем-то, ставился так: кто выживет – тот выживет.
Из тех, кто был в команде до прихода Лобановского, как ни странно, выжили все. Из них же постепенно стал формироваться основной состав.
Новички были, но никаких поблажек для них не было. Помню, когда Каха Каладзе только появился в команде, уже после сборной Грузии и тбилисского « Динамо», – потерял сознание на тесте «пять по 300». Раза после четвёртого. Отнесли его в раздевалку, он пришёл в себя… Психанул, сказал, что имел он в виду такой футбол… Через пару месяцев вкалывал наравне со всеми.
Во время тестов и тренировок нас снимали на камеру. Крупным планом – лица. Скорее всего, хотели понять, кто как выносит нагрузки, кто как терпит.
Нарушать спортивный режим в таких условиях было нереально. Никто тебя не контролировал, но все чётко понимали: любое нарушение автоматически приводит к тому, что завтра ты сдохнешь на тренировке.
Фабио Каннаваро, Владислав Ващук и Каха Каладзе
Фото: из личного архива Владислава Ващука
«Я запрещаю вам читать газеты и смотреть новости»
Одновременно с Лобановским в команде появилась научная группа во главе с Зеленцовым. И мы снова сдавали кучу тестов – но на этот раз на компьютере. На логику, на быстроту реакции, на внимательность, на память и т.д. Задания были разные – то кнопку нужно было нажимать максимальное количество раз, то шарик ловить, то ещё что-то… В основном у всех результаты были неплохие, но был у нас в команде один футболист, неизменно доводивший свои результаты до совершенства. Сам, никто его не заставлял, а он проходил эти тесты снова и снова, пока не добивался лучшего результата. Знаете, кто? Андрей Шевченко. Уходил оттуда всегда последним.
Валерий Васильевич очень много рассказывал и объяснял нам во время теоретических занятий. Каждое действие было разжёвано с точки зрения целесообразности. Он ввёл понятие оценки игрока по количеству ТТД (тактико-технических действий). Польза игрока оценивалась с точки зрения количества сделанных передач, борьбы, подач и т.д. Например, про Ширера Лобановский как-то сказал, что тот никогда не играл бы у него в команде. У него за игру бывало иногда не больше 20 ТТД. Мол, если гол забивает, то польза есть, а если нет – то абсолютно бесполезный игрок.
Интересная история была как-то с тернопольской «Нивой». Играли на выезде, погода была плохая, грязь, слякоть, поле ужасное… Игра не задалась – в течение двух таймов оббили все штанги, задавили соперника, не выходили с их половины поля, но проиграли со счётом 0:1. Стыдно было глянуть тренеру в глаза, такие были расстроенные. Думали, ругать будет. А Лобановский зашёл в раздевалку и сказал: «Ну что… Будете так и дальше играть – будете чемпионами. Молодцы! ».
Мы обалдели. Первый раз на моей памяти тренер похвалил команду после проигрыша, причём после проигрыша сопернику ниже уровнем. Лобановский всегда говорил, что уровень соперника неважен. Важен – твой собственный уровень. К сильным соперникам нас готовили сразу, с первых же занятий, с первых тренировок…
Вас не должно касаться то, что я говорю прессе, хвалю я там кого-то или ругаю. Я говорю то, что они хотят слышать, а с вами мы всё обсудим потом и сделаем свои выводы.
«Запомните, когда вы будете играть с самыми сильными командами мира, никогда не подстраивайтесь под их тактику игры. Вы должны играть СВОЙ футбол. Только в таком случае есть шанс на успех». «Если мы выиграли – можете порадоваться успеху. 15 минут. А потом должны думать о следующей игре. Если проиграли – можете расстроиться. Тоже на 15 минут. И думать о следующей игре». «Вас не должно касаться то, что я говорю прессе, хвалю я там кого-то или ругаю. Я говорю то, что они хотят слышать, а с вами мы всё обсудим потом и сделаем свои выводы. И вообще – я запрещаю вам читать газеты и смотреть новости. Делайте своё дело, вас не должно волновать то, что о вас говорят. Вы всё равно не будете нравиться всем».
Лобановский был гениальным менеджером. Он чётко видел место каждого из нас на поле, но при этом добивался, чтобы мы были универсальными игроками. Перед матчем со «Стяуа», кажется, вызвал меня к себе. Он всегда нас перед матчами по линиям вызывал — оборона, центр, нападение. Иногда индивидуально. Кивнул на доску с фишками, спрашивает: «Ну, Влад, где ты себя сегодня видишь? Я показываю на центральную – здесь, конечно же. А он берет её и ставит справа: «Нет, сегодня ты будешь играть правым». – «Васильич, я ж ни разу в жизни правым не играл!». — «Не играл, а будешь. Да ты не бойся, я посмотрел – у них там слева никого нет. Так что давай».
А в матче с «Манчестером» меня с Лёхой Герасименко поставили вторым центральным. Два центральных — очень нетипичная схема, да ещё в такой игре… Герасименко был свободным и всегда мог подключиться к атаке. Валерий Васильевич не боялся экспериментировать, всегда находил какие-то нестандартные решения.
Я играл и центральным полузащитником, и правым защитником, и либеро – Валерий Васильевич мог изменить позицию в любой момент, прямо перед игрой, нужно было быть готовым всегда. Как потом я был благодарен тренеру за свою универсальность! Во-первых, это помогало понять, как лучше действовать на поле, просчитать варианты. Во вторых, мы стали более востребованными, могли заменить друг друга без проблем. Игра стала более осознанной, динамичной.
Когда Васильич принял решение поставить нас в пару с Саней Головко, то, если честно, я был не очень доволен. Друзьями мы с ним не были, даже не общались, Головко был старше и по характеру — совершенная противоположность. Мне, конечно, хотелось играть с Серёгой Фёдоровым, мы друзья с детства, и я недоумевал — зачем тренер так сделал.
До того, как вышел с Головко в паре на поле.
Саню я почувствовал кожей. Я не знаю, как так получалось, но на поле я ощущал его так, как никого другого. Он понимал меня, я понимал его. Без слов, на уровне интуиции. Это было что-то свыше. Напарник, о котором можно только мечтать. Сцепка на уровне нейронных связей. При этом в жизни мы так и не стали близкими друзьями.
Но больше у меня такого напарника никогда не было. Ни до, ни после.
Как Лобановский определил, что мы должны играть вместе, — не знаю. Он принимал много решений, которые никто не мог объяснить.
Ващук, Каладзе, Лобановский, Гусин и Белькевич. Трёх последних уже нет в живых…
Фото: из личного архива Владислава Ващука
«И как мне теперь волосатого в команду поставить?»
«Барселона», «Реал», «Манчестер», «Бавария» — Лобановскому было неважно, с кем мы играем. Это была всего лишь работа. И через 15 минут он уже думал про новую игру. Лига чемпионов, украинский чемпионат — он одинаково серьёзно относился ко всем играм. Нам аплодировали стадионы соперника (это высшая степень фанатской культуры – если команда противника показывает высокий класс игры, то ей аплодируют стоя. Даже если любимая команда проиграла. К примеру, «Камп Ноу» после проигрыша «Барселоны» нам аплодировал минут 40. Фантастические ощущения, я вам скажу…) Нас обожали фанаты. Нас узнавали в глухих сёлах и готовы были носить на руках.
Лобановский не обманул – мы стали звёздами. Шевченко и Каладзе купил «Милан», Реброва – «Тоттенхэм», Лужного — «Арсенал»… Относительно всех остальных тоже были предложения по продаже, не обо всём мы знали, конечно, позже всплывала информация о предложениях от европейских грандов… Продавали игроков Суркисы неохотно, только если была реально большая выгода. В команде стало престижно играть. Появились иностранцы с сумасшедшими зарплатами. Многим тогда стало обидно – как это, мы же не хуже… Со звёздной болезнью Лобановский боролся просто.
Однажды, в 99-м, вызвал меня к себе… Пожал руку и сказал: «Влад, ты хороший футболист. Думающий, умный, чувствуешь игру… Очень мне нравишься как человек, импонируешь как личность… Но мы будем прощаться. Всё. Просто время пришло. Иди к Игорю Михайловичу, скажи, что я с тобой больше не работаю...».
Я похолодел. Моментально понял, что расслабился и почувствовал себя незаменимым, а в спину всегда кто-то дышит.
Пошёл к Суркису – тот говорит: «Ну не знаю, я поговорю с ним, а ты пока тренируйся». Из команды меня не убрали. Но звезду сбили раз и навсегда. С тех пор я точно знаю: незаменимых нет.
Я, кстати, только через год узнал, что это был такой метод воспитания. И то — случайно узнал. Но помогло тогда конкретно и надолго. Понял, что всё может закончиться в один момент.
Когда меня спрашивают, каким человеком был Лобановский, я даже не знаю, что ответить. Он обладал сумасшедшим, почти мистическим даром убеждения. Человек, поговорив с ним 20 минут, мог изменить мнение, складывающееся годами. Он спокойно выпивал бокал пива за обедом на глазах у команды. Просто — бокал пива за обедом. Не больше. Никто никогда не видел главного тренера не то что пьяным – даже подвыпившим. Хотя все знали, что Васильич любит хороший коньяк, «Мартель» он предпочитал. В любой ситуации он был трезв и спокоен.
Он обладал очень своеобразным чувством юмора. Когда вся команда подстриглась налысо (говорят, я подбил. Не помню, может, и я), Васильич вышел на свой балкон, посмотрел на нас и сказал: «М-да… И как мне теперь волосатого в команду поставить?».
А когда Деметрадзе в матче с «Манчестер Юнайтед» не забил с двух метров в ворота, Васильич, проходя мимо него сказал: «Сейчас выйдем, остановим любого таксиста, поставим на твою позицию, и он — забьёт! А ты не забил… "
Лобановский не обманул – мы стали звёздами.
Мы очень любили, когда он улыбался. Сверкая своими золотыми зубами. Жаль, что это было очень редко.
Он никогда не матерился на футболистов. Голос повышал за всё время раза два-три, не больше. Он с уважением отзывался о своих игроках.
Он был глыбой, его решения не оспаривались. В общем-то, никому в голову и не приходило их оспаривать, настолько был силён его авторитет.
«Не подстраиваться ни под чью игру. Играть СВОЮ»
О том, что Лобановскому стало плохо, узнал по телефону. На той игре 7 мая в Запорожье меня не было. То, что Васильич сдаёт, было заметно уже где-то за год до того, как всё случилось. Сказали – инсульт, будут везти в Киев…
Валерий Васильевич умер 13 мая.
На похоронах мы смотрели друг на друга – и не могли представить, что же будет дальше. Нас ждала другая жизнь, у каждого – своя…
Я безумно благодарен судьбе, что дала мне Лобановского. Это огромная удача – встретить такого человека на жизненном пути. Возможно, для кого-то Лобановский стал личной трагедией, кому-то сломал карьеру, для кого-то был слишком жёстким и авторитарным — всем хорошим не будешь, он и сам это говорил. Но для меня это был лучший вариант тренера из всех существующих. Я всегда буду вспоминать его добрым словом.
Его установки остались со мной навсегда.
Не подстраиваться ни под чью игру. Играть СВОЮ.
Не обращать внимания на то, что о тебе говорят.
Не зацикливаться на происходящем. Идти вперёд.
Анализировать и ещё раз анализировать.
Думать.
Работать.
И ещё раз — работать.