Несбывшаяся американская мечта
Новый, едва наступивший XX век очаровывал и поражал воображение. В Европе выросло целое поколение, не знавшее больших войн и кровавых революций, США после гражданской войны превращались в единую страну, стремительно индустриализирующуюся. На улицах крупных городов электрические трамваи начинали теснить конки, на смену почте и телеграфам пришли телефоны, вместо мастеров-портретистов вовсю трудились мастера фотоателье. Не было такой сферы жизни, которую бы за каких-то полвека стремительный технический прогресс не изменил до неузнаваемости. Взрослело и само человечество. В Европе и Северной Америке торжествовали идеи гуманизма, смягчались законы и нравы. Чудесный новый век сулил новые невероятные открытия, мирное развитие и самый счастливый и спокойный период в истории – каких не бывало даже в античность и век Возрождения.
С воодушевлением встречали XX век и в семье Хамелов. 21 октября 1902 года в маленькой квартире одного из невысоких домов, начинающих теряться среди первых нью-йоркских небоскрёбов, вознёсшихся выше церкви Троицы, родился первенец, которого назвали Эдвардом. В Штаты Мозес и его супруга Эфи переехали в поисках новой жизни, но не обрели её, а дали – маленькому Эдди. С работой в США оказалось вовсе не так благостно, как казалось с другой стороны Атлантики.
С одной стороны – промышленный и экономический бум, с другой – тяжелейшие условия труда простых рабочих, о которых лучше всего поведал в своих романах Теодор Драйзер. Американская мечта семейства Хамел оказалась несбыточной, и, взяв с собой сына, Мозес и Эфи вернулись в Амстердам.
В «Аякс» через канаву
Здесь будущий нападающий «Аякса» и рос вместе с сёстрами Хендрикой и Эстеллой – в еврейском квартале на востоке города. Гонял мяч со сверстниками на улице Преториюстрат и в тенистом парке Франкендаел, бегал вместе с другими мальчишками смотреть матчи молодой команды «Аякс», переехавшей недавно на только что возведённый здесь же деревянный стадиончик «Хет Хаутен». Клуб перебрался сюда из Бюйкслотерхама – ещё одного еврейского района Амстердама. Так что в окрестностях «Хет Хаутена» Joden приняли как своих.
Эдди Хамел тоже был не прочь поиграть за «Аякс». Впрочем, он был счастлив оказаться и в ещё одной соседской команде – «АФК», чей стадион и вовсе находился в нескольких минут ходьбы от дома семейства Хамел. На «Гоед Геноег» юный нападающий, выделявшийся футбольной смекалкой и ловкостью, и делал свои первые шаги в большом футболе. Параллельно помогая отцу, занимавшемуся изготовлением ювелирных украшений. Как основную работу в 1920-е годы футбол никто не воспринимал – он приносил только удовольствие, но не деньги.
У «АФК» не было таких средств и такого владельца-мецената, каким стал Виллем Эгеман для «Аякса». Доходило до того, что выступавшим в похожей красно-белой форме игрокам «АФК» приходилось… воровать носки и шорты у соседей, прямо со стадиона. Между клубами была и настоящая война. Только тогда разбирались друг с другом не фанаты, а сами игроки. Компания энтузиастов из «АФК» любила из кустов у «Хет Хаутена» закидать камнями окна раздевалки «Аякса». Ходил в Амстердаме в ту пору и анекдот об Эдди Хамеле – то ли вымышленный, то ли нет. Однажды он отправился на такую вот «охоту», но после обстрела раздевалки оказался самым нерасторопным и был пойман, помят и скинут в канаву управляющим стадиона «Аякса». Каково же было удивление последнего, когда через пару лет он снова встретился с хулиганом Хамелом – в 1922 году он перешёл в «Аякс».
Времена были весёлые – не то что несколько лет назад, когда Нидерланды, несмотря на соблюдение нейтралитета в Первой мировой войне, оказалась на грани голода. Из-за близости страны тюльпанов к Германии, куда товары двойного назначения и продукты могли попасть с голландской территории, Нидерланды фактически оказались в продовольственной блокаде. Эдди Хамел и его сёстры часами простаивали на мостовых Амстердама – сначала за карточками на продукты, а затем в лавках, где их ограниченно продавали. Будущий футболист с товарищами был и среди тысяч амстердамцев, пополнявших свой рацион рыбой, которую можно было ловить прямо здесь – в реках и каналах. Когда в 1918 году Нидерланды вернулись к сытой жизни, казалось, уж теперь-то будущее будет светлым. Кровавая, изнурительная и во многом бессмысленная Первая мировая, казалось, стала красноречивым уроком для Европы. Но так только казалось.
Первый еврей в «Аяксе»
Впрочем, 1920-е после кровавых и громовых 1910-х были свежи, спокойны и оптимистичны. «Аякс» под руководством легендарного английского тренера Джека Рейнолдса, ставшего инициатором приглашения из «АФК» Хамела и Вима Аддикса, постоянно боролся за победу в Западной лиге, а вот в плей-офф чемпионата Нидерландов преуспеть никак не мог. Но, несмотря на это, команду обожали болельщики, на «Хет Хаутене» всегда было больше 10 тысяч, которые официально вмещали его деревянные лавочки. Болельщики стояли между рядами, обступали бровку, теснились у угловых флажков. Среди них было много евреев, но «Joden-Joden!» скандировали не только они. И в первую очередь эти слова относились к Хамелу – первому еврею в составе «Аякса», которого на стадионе и вообще в окрестностях Ватерграфсмера просто обожали. Его звали Плутом – за нестандартные действия и хитрость на поле, умение обыграть и даже в окружении многих соперников сохранить мяч у себя.
На протяжении восьми лет Эдди был незаменимым правым крайним в построениях «Аякса». Его вызывали в сборную Амстердама – тогда институт городских сборных был развит лучше, чем национальных. В лагерь «оранжевых» его, впрочем, тоже приглашали, и Эдди должен был сыграть против сборной Германии. Но основной игрок голландцев на правом фланге, Ян Гилленс, успел восстановиться после травмы и на поле вышел. Через 17 лет Хамел встретится с немцами при совершенно иных обстоятельствах и окажется уже не в футбольном лагере…
В 1929 году он женился на Йоханне Вейнберг, а вскоре завершил футбольную карьеру, не доиграв и до 28 лет. Хамел чувствовал, что пик его игры позади, а просто отбывать номер не хотел. Футбол 1920-х был романтичным, в него играли ради удовольствия и славы, а не денег, а контрактов, способных заставить футболиста откладывать свой прощальный матч, попросту не было. Эдди последний раз поблагодарил тысячи болельщиков на «Хет Хаутене» и под крики «Joden!» покинул стадион, чтобы никогда на него не вернуться.
Через несколько лет «Аякс» переехал с него чуть восточнее – на новую арену «Де Мер». Хамел к тому моменту уже играл только за ветеранов – вместе с бывшими одноклубниками. Параллельно он осваивался в роли обычного обывателя – наследника ювелирного дела отца, главы собственной семьи, в которой в 1938 году родились близнецы Пауль и Роберт. Впрочем, футбол не был забыт и заброшен – Эдди, теперь уже ставший для окружающих Эдвардом, тренировал команду «Алкмария», а затем стал передавать футбольные знания в клубе HEDW, напрямую связанном с еврейским комитетом Нидерландов.
Уже несколько лет в страну тюльпанов из соседней Германии евреи тысячами бежали от преследований нацистов. Часть денег, которые зарабатывал клуб HEDW, шла на их обустройство. Однако в 1940 году помощь потребовалось уже голландским евреям – их в стране насчитывалось около 150 тысяч. В мае Нидерланды буквально за неделю были завоёваны 18-й армией СС. Вместе с немецкой оккупацией в страну тюльпанов пришёл Холокост. Несколько десятков тысяч евреев успели спастись бегством, уйти в подполье или остаться незамеченными новыми властями. До поры до времени везло и Хамелам. Эдвард и Йоханна растили близнецов не в гетто, а в доме 69 по Амстелкаде, куда молодая семья переехала уже давно. Однако по мере того как верхушка Третьего рейха осознавала, что триумфального и скорого окончания Второй мировой не будет, репрессии в отношении евреев Европы усиливались. В октябре 1942 года в квартиру Хамелов постучали…
Освенцим – замок смерти
Про последние месяцы жизни Эдварда Хамела мы знаем благодаря Леону Гринману – англичанину с голландскими связями, который женился в Роттердаме на местной девушке и остался жить в стране тюльпанов, чтобы помогать жене ухаживать за её бабушкой. Вовремя бежать в Великобританию им не удалось. Так семьи Гринманов и Хамелов оказались в одном концентрационном лагере Вестерборк на границе с Германией. 18 января 1943 года вместе с 700 другими узниками они были переправлены в Освенцим. Там Эдди и Леон оказались среди 50 мужчин и женщин, отобранных офицерами СС для тяжёлых работ. Остальных увели в неизвестном направлении. «Когда мы спросили, где наши жёны и дети, старожилы концлагеря Биркенау просто показали пальцами на небо. Мы долго не могли поверить, что здоровых женщин и детей просто так умертвили в газовых камерах. В это было невозможно поверить. В глубине души мы продолжали верить. Но с каждым днём этой веры оставалось всё меньше», — вспоминал со слезами на глазах Леон Гринман историю их первых дней в одном из самых страшных нацистских замков смерти.
Одна из сестёр Эдди, Хендрика, вместе с мужем и детьми была уничтожена в Освенциме ещё год назад – связь с ней была утеряна, и Хамел не знал о первой жертве их большой семьи. Не узнал он и о других – 16 апреля 1943 года в лагере Собибор были убиты его родители, а 23 июля – и вторая сестра Эстелла со своими детьми. Впрочем, гибель последней из рода Хамелов Эдди уже не застал.
«Мы продержались в Освенциме довольно долго – по меркам лагерей, когда счёт идёт на месяцы, это очень долго. Не думаю, что это из-за того, что оба были спортсменами. Нам просто везло», — вспоминает Гринман. Они заняли верхние нары в своей камере, чтобы меньше попадаться на глаза охране и получать больше свежего воздуха. Дни тянулись друг за другом, мучительные, чёрно-белые, похожие – полная противоположность той жизни, к которой Хамел привык в «Аяксе». Красный цвет больше не ассоциировался с клубом, он значил только одно – кровь.
По воспоминаниям Гринмана, его товарищ по несчастью грустно шутил – эх, если бы провёл за «Аякс» побольше матчей или сыграл тогда за сборную против Германии – мог бы попасть не в Освенцим, а в Терезиенштадт. В этот лагерь свозили известных евреев – спортсменов, писателей, художников, актёров. Убивали, впрочем, их в не меньших масштабах – тысячами.
30 апреля 1943 года был очередной осмотр заключённых Биркенау. С утра, когда они как всегда пытались согреть друг друга растираниями ослабевших и исхудавших тел, Эдди пожаловался Леону на опухоль во рту. «Мы всегда старались друг друга подбадривать. Но, как и в случае с нашими убитыми семьями, уже не могли верить ни во что хорошее. Мы знали, что ад уже здесь, и мы его обитатели», — рассказывал Гринман.
В ходе осмотра два старших офицера концлагеря вместе с врачом осматривали узников. Здоровых и ещё достаточно крепких отправляли направо – на каторжные работы. Остальных – налево, в отделение смерти, где были установлены газовые камеры для массового истребления заключённых. Гринман шёл первым. Оба офицера указали направо. Когда он обернулся перед уходом, Хамел уже шагал в левый коридор. Тот, из которого никогда не возвращались.
***
Леон Гринман не был знатоком голландского футбола 1920-х. Уже после своего освобождения и окончания войны, вспоминая об аде Освенцима, он рассказал об Эдди Хамеле знакомому портному родом из Амстердама. Он был одним из тех, кто в 1920-е с радостным предвосхищением спешил на «Хет Хаутен», чтобы насладиться игрой «Аякса», его правого инсайда и покричать «Joden-Joden!». Смахнув слёзы, портной посоветовал Леону отправить письмо в «Аякс» и рассказать о судьбе одного из лучших игроков в его довоенной истории. Так в Нидерландах узнали о том, как закончился земной путь Эдди Хамела – первого еврея в составе «Аякса» и одного из 100 тысяч голландских евреев, уничтоженных во время Холокоста. И когда сейчас болельщики амстердамского клуба, уже давно не имеющего никакого отношения к евреям, кричат «Joden!» — это в память о футбольном Плуте, сыне, муже и отце Эдварде Хамеле и обо всех погибших в ходе самого беспощадного геноцида и самой кровавой войны так чудесно начинавшегося XX века.
Фото: Reuters