«Комментатор из своей кабины
Кроет нас для красного словца,
Но недаром клуб «Фиорентины»
Предлагал мильон за Бышовца».
Владимир Высоцкий, «Разговор с женой после чемпионата мира по футболу», 1970 год
— Анатолий Фёдорович, так чего же всё-таки в знаменитых строчках Владимира Семёновича больше — поэтического вымысла или правды?
— Время приукрашивает каждое значимое событие. Чем оно дальше, тем в более розовом цвете представляется. Тем привлекательнее ты сам себе тогдашний кажешься. А вот что касается соперника, то здесь нельзя ошибиться. «Фиорентина» была очень сильна. Такой, знаете ли, симбиоз итальянской надёжности и творчества. Капитан Де Систи направлял игру в середине поля. Единственный иностранец Амарилдо являл собой бразильскую премудрость. Нам пришлось очень сложно в Киеве. Для атакующих игроков такие соперники – всегда проблема. Недавняя встреча динамовцев с «Фиорентиной» это только подтвердила. Даже для такого хорошего нападающего, как Ярмоленко, защита итальянцев на «Олимпийском» оказалась непроходимой.
В 1969-м мы решили, что у нас есть стиль, команда, энергия, болельщики. Пытались играть с позиции силы – и всё равно было тяжко. Лично для меня те матчи запомнились двумя моментами. После первой игры в раздевалку зашёл Качалин, тренер сборной. От Гавриила Дмитриевича редко можно было услышать что-то превозносящее. В моей жизни таких случаев было два – первый как раз тогда, после «Фиорентины». Качалин был краток: «Я восхищён». Второй раз он персонально отметил меня на чемпионате мира 1970 года. После того как я забил несколько мячей в Мексике, тренер обратился к команде: «Теперь играем на Анатолия. Он должен стать лучшим бомбардиром». «В принципе, не возражаю, — ответил я. – Но только не в ущерб результату».
А перед «Фиорентиной» я сказал в интервью, что проблемой для нас будет не столько команда гостей в целом, сколько отдельные личности – такие, как Амарилдо, Де Систи. Маслов, будучи проповедником зонной обороны, очень критически отнёсся к тому, что кто-то вздумал призывать его к персональной опеке (усмехается). Ну а главное впечатление – это атмосфера вокруг матча. Я недавно разговаривал с Валерием Рейнгольдом, и он вспоминал, что в дни самых важных игр – в частности со «Спартаком» – Киев пустел: кто на стадионе, кто у экранов. Такая же картина наблюдалась во время приезда «Селтика», в ту пору обладателя Кубка чемпионов, «Фиорентины»…
1966 год. Киевское «Динамо» в гостях у «Селтика» в Глазго
Фото: Из личного архива Анатолия Бышовца
«Высоцкий многозначительно улыбнулся: «Я-то знаю…»
— Так а что всё-таки насчёт Высоцкого?
Давно это было, а я даже тренера «Фиорентины» помню. Они потом с Масловым хорошо выпивали…
— Рассказываю. В Киев на гастроли приехал Театр на Таганке. Высоцкий играл Хлопушу в том спектакле. И вот однажды, в паузе между репетициями у него и тренировками у меня, встретились. Я, он и мой одноклубник Виталий Хмельницкий. Поехали в кемпинг – восстановиться, в сауне попариться. Там-то Высоцкий мне и рассказал, как во время дружеского приёма «Фиорентины» в Киеве со стороны итальянцев прозвучало пожелание: неплохо было бы приобрести такого игрока…
— Постойте, что за приём?
— Раньше существовала традиция: команда хозяев принимает после матча гостей. Встреча в формате фуршета. Футболисты, тренеры приходили, общались, обменивались сувенирами и так далее.
— Что, даже режим нарушали?
— Не знаю, как игроки, потому что мы постоянно были под присмотром. А руководители, тренеры – да, обменивались тостами. Так вот, когда мне Высоцкий об этом сказал, я изумился: «Откуда знаешь?». Он многозначительно улыбнулся: «Я-то знаю…».
— Самого Высоцкого на том фуршете не было?
— Нет, конечно. Это же сугубо командное мероприятие. Попасть туда было практически невозможно. Но такие вещи всегда обрастают слухами. А такой человек, как Высоцкий, просто не мог не находиться в центре каких-то событий. Хотя к числу больших любителей футбола я бы всё-таки его не отнёс. Как театрал могу сказать, что ему далеко было до таких болельщиков, как Кваша, Ширвиндт, Лавров. Тот же Назаров сейчас у «Спартака». В этом мирке была целая группа людей, которые не только лицезрели футбол как зрелище, но и хорошо понимали его.
— «Мильон», стало быть, Владимир Семёнович для красного словца ввернул?
— Не знаю. Лично меня это не могло касаться никаким образом – за исключением того, что об этом писали, говорили. Подобных предложений были единицы. Миллион долларов в ту пору был сопоставим с крупнейшими современными контрактами.
«Толечка, а ты какого цвета машину хочешь?»
— У вас тогда в Киеве какой оклад был?
— У игроков сборной ставка была до 160 рублей. Существовали надбавки за воинские звания – мы же динамовцы. Была ещё зарплата в клубе, но она не превышала жалование в национальной команде. Конечно, мы зарабатывали больше инженера и даже старшего инженера. Многое зависело от отношения к командам на местах республиканских руководителей. Щербицкий (председатель Совета министров Украинской ССР в 1965-1972 гг. – Прим. «Чемпионата») был очень щедрым человеком и создавал все условия для плодотворных выступлений «Динамо». Строились стадионы, базы. Команда обеспечивалась питанием. Премиальный фонд был достаточно высоким. То, что сегодня говорят о всевозможных накачках, это всё ерунда. Это были фанаты, которые действительно любили футбол, но никогда не лезли в него. Да, были любимцы. Я, например, мог в 20 лет явиться к заместителю, а то и самому министру и сказать: «Я вот созрел для покупки «Волги»…». А тогда её мог себе позволить разве что герой социалистического труда. На что замминистра, бывший заместитель легендарного партизана Ковпака, ласково отвечал: «Толечка, а ты какого цвета машину хочешь?».
В 1998-м у меня был ну очень хороший контракт в «Зените». Но я пошёл в сборную – на то вшивое, извините за выражение, существование, на которое тогда был обречён тренер национальной команды.
— Пользовались популярностью в личных целях?
— Так ведь в той песне Высоцкого есть два момента, на которые все обращают внимание – в зависимости от воспитания, культуры, ценностей. Одни говорят: ничего себе, в то время миллион за Бышовца! Цена ого-го! А дальше помните, какие слова идут? «Что ж, Пеле как Пеле». Пускай это не совсем скромно, но для меня важно, что такие сравнения были.
Как-то я приехал на матч «Челси». По соседству в ложе сидели киевские евреи, с Подола. Вспомнили строчки Высоцкого. «Слушай, — говорят, — а ведь ты действительно в 20 лет почти как Пеле был!». У нас был гениальный футболист, иначе не скажешь, Стрельцов. Так вот, когда определяли список 33 лучших игроков сезона – а делалось это не кулуарно, кланово, не журналистами, которым что-то там приплачивалось, а немножко по-другому – на позиции центрального нападающего первым в 1966 году был Бышовец, а вторым – Стрельцов. Я надеюсь, меня простят за это напоминание, но я говорю фактами, которые легко проверяются. Ну а потом мы уже играли со Стрельцовым вместе, за сборную. В частности, на «Сан-Сиро» против Италии.
Партнёры по сборной Союза — Эдуард Стрельцов, Анатолий Бышовец и Геннадий Логофет
Фото: Из личного архива Анатолия Бышовца
«Не помню команду, но Бышовца помню»
— В отчёте о первом матче киевлян с «Фиорентиной» еженедельник «Футбол-Хоккей» писал: «Играя напористо и агрессивно, гости сохранили достаточно высокий уровень корректности, что также характеризует их как больших мастеров футбола. Важно отметить, что ведя в общем зонную защиту, они тем не менее включили в неё и элементы «персоналки», прикрепив к Бышовцу Джузеппе Брицци, чем основательно снизили обычную активность нашего форварда». Всё так и было?
— А в сборной против меня играл Бургнич. Тогда все команды действовали с футболистом, который подстраховывал партнёров – можно назвать его чистильщиком, последним защитником. Пройти такой двойной заслон было непросто. Но при этом когда в 1968 году у вратаря, а впоследствии тренера Дино Дзоффа спросили в Неаполе о сборной СССР, он ответил примерно следующее: «Не помню команду, но Бышовца помню».
Когда сегодня меня пытаются сравнивать с теми или иными нападающими, надо понимать: есть разные критерии оценки. Можно забить 300 мячей. А у меня всего 100 матчей за киевское «Динамо» наберётся. Сыграть больше помешали травмы, операции и так далее. Но я забил 49 голов. Плюс мячей 15 в 39 матчах сборной. Вот и получается, что в каждой второй игре поражал цель. Можно выиграть восемь раз клубное первенство, а можно победить на Олимпиаде. Можно забить 200 или 300 мячей в чемпионате страны, а можно – четыре на чемпионате мира и попасть в символическую сборную. Один во главе сборной не проигрывает сколько-то матчей, а другой – побеждает Бразилию в олимпийском финале и не уступает чемпионам мира, немцам, и голландцам на Евро. Критерии могут быть разными. Одно дело – достижения дома, в Союзе или России, и немного другое – успехи на высшем, международном уровне.
— А это уже фрагмент репортажа из Флоренции: «Защитники итальянцев легко выигрывали головой все поединки в воздухе у Пузача и Хмельницкого. Только Бышовец пытался как-то разнообразить атакующие действия, стремился пробиться в штрафную площадь, но, не получая поддержки партнёров, терял мяч если не на втором или третьем, то на четвёртом защитнике». Всё действительно было так печально?
— По правде говоря, особых надежд мы уже не питали. «Фиорентина» была командой волевой, сильной, а её тактика была заточена на то, чтобы сохранить счёт. Хозяева играли расчётливо, рационально, фактически перекрыли нам кислород. Потом, это был конец сезона – пора, мягко говоря, не идеального физического состояния у нас. К концу года набегало много матчей – чемпионат, Кубок, сборная. Кубок чемпионов, опять-таки. Тогда не было пищевых добавок, средств повышения готовности, которыми сегодня многие грешат. Ныне в любом топ-клубе есть специалисты соответствующего профиля. А полвека назад ничего этого не было – по крайней мере, у нас. Да и проиграли мы действительно хорошей команде. Давно это было, а я даже тренера их помню. Они потом с Масловым хорошо выпивали (улыбается)…
— Прямо на стадионе?
— Ну да. Нормальные были люди. Тогда всё было проще. Общались с судьями безо всякой задней мысли. Тогда и подозрений таких ни у кого не возникало: ага, раз он поговорил с арбитром, тот будет помогать его команде. Отношения были другие. Тренеры тоже себе позволяли неформальное общение. Впоследствии у меня был похожий случай. Играли товарищеский матч со сборной Аргентины на Кубок вызова. В Манчестере, на «Олд Траффорд». А незадолго до этого Канчельскис туда переезжал. Мне удалось ему немного помочь: по существовавшим тогда правилам футболист мог уехать за границу только с разрешения федерации. Фергюсон был очень доволен Андреем. После нашего матча с аргентинцами меня пригласили зайти к нему в кабинет – выпить по чарке, как у нас на Украине говорят порядочные хохлы…
Я не потерял веры в себя и в людей, хотя это было очень сложно.
— Сэр Алекс предпочитал виски?
— Да. Ну и я пригубил. Обменялись мнениями. Он ещё заметил: «А что здесь такого? Игра ведь уже закончилась». Иные тренеры и сейчас, наверное, могут себе позволить немного снять таким образом стресс. Некоторая необходимость в этом есть. Жевательная резинка создаёт двоякое впечатление. С одной стороны, желудочный сок выделяется, а с другой – наблюдать за нервными конвульсиями отдельных специалистов на лавке тоже не особенно приятно.
«Побег из Союза на Запад? Исключено!»
— Во времена вашей молодости советские футболисты и мечтать не могли о переезде на капиталистический Запад?
— Уехать было практически невозможно. Бывало, игроки убегали из соцстран, как знаменитый Пушкаш из Венгрии в Испанию. Я и не думал, что когда-нибудь удастся познакомиться с ним – он был великим из великих. Пересеклись на международном турнире где-то в Азии, когда я возглавлял сборную Южной Кореи. И вдруг он приглашает меня пообщаться в ресторане – через своего соотечественника Месея. А мы с Месеем играли друг против друга в 1968 году в составе сборных Союза и Венгрии. Тёплая получилась встреча. У меня даже остался совместный снимок. Это приглашение тоже было своего рода признанием.
Пушкаш и Бышовец
Фото: Из личного архива Анатолия Бышовца
— Могли бы вы представить себя на месте Пушкаша – в роли беглеца из «социалистического рая»?
— Ну что вы? Это было исключено. Воспитание, идеология, отношение к клубу – всё было не таким, как сейчас. Я всё-таки из того ещё поколения. Мало у кого была такая карьера, когда начинаешь сразу с великого клуба, попадаешь в сборную, участвуешь в двух Олимпиадах, в двух Евро в качестве игрока и тренера, в двух чемпионатах мира… Это всё само по себе достаточно интересно, но я хочу сказать о воспитании. Сегодняшние мои проблемы заключаются не в том, что у меня что-то не так со здоровьем. У меня проблема отношения к здоровью. Я мог плюнуть на всё и с температурой пойти побегать. Нужно к офтальмологу ехать, а я в сауну попрусь… На уколах выйти и сыграть. В 1990 году я добровольно отказался от большого контракта в «Динамо» и взялся за сборную. А ведь после чемпионата мира это было бог знает что. И до отборочного матча с итальянцами – всего месяц-полтора, притом что из квалификации выходит лишь одна команда. В 1998-м у меня был ну очень хороший контракт в «Зените».
Но я пошёл в сборную – на то вшивое, извините за выражение, существование, на которое тогда был обречён тренер национальной команды. Ты просто понимаешь, чисто по-граждански: «Надо». И при всех интригах и проблемах берёшь команду. Там смена поколений, конфликты, ничего нет. Команда убитая. Но приходят из администрации президента, просят помочь. И ты впрягаешься в этот воз – потому что так воспитан. Мутко предлагает в Питере такие условия, каких ни у кого в России, наверное, нет. А ты выбираешь вот это, неизвестно что, когда нужно заново строить коллектив, стартовать против Украины на её поле и соперничать с чемпионами мира, французами. И всё равно выбираешь путь наибольшего сопротивления – наигрываешь сборную в матчах против Швеции в Швеции, с Испанией в Испании. Едешь в Бразилию играть третьим составом, чтобы посмотреть футболистов. В итоге находишь игроков, собираешь команду, а через несколько лет эти люди выходят на чемпионат мира – Панов Саша, Смертин, Семшов, Семак, тот же Аленичев… Примерно такая же группа ребят закрепилась в сборной в начале 1990-х. Это и Онопко, и Шалимов, и Колыванов, и Кирьяков. Я не могу сказать, что они воспитаны мною. Но я их приглашал и давал дорогу. К сожалению, этому мало кто придаёт значение…
Единственным человеком, который меня поразил, был Пепе. Когда «Реал» приезжал в Москву на Кубок РЖД, он бегал по стадиону, разыскивая меня. Пепе сидел в запасе «Маритиму» на каком-то мизерном жаловании. Даже соотечественники-бразильцы парня клевали! А я в него поверил, начал ставить в состав. В 2007-м в Черкизово он нашёл меня, чтобы просто по-человечески поблагодарить. «Мистер, вы мне дали шанс!» — выпалил Пепе при встрече. Это было трогательно…
Уходя из клуба в сборную, я уходил от благополучия. Мною двигало желание принести пользу обществу, стране. И это мне позволяет сегодня самодостаточно себя чувствовать – я был искренен. Обо мне болтали: вот он там интригует. Что интригует? Да по сравнению с контрактом Капелло тогда в сборной вообще нищета дичайшая была! Но я не жалею об этом, поскольку кое-что сделать всё же успел. Это опять-таки к вопросу о воспитании и возможном бегстве за рубеж. Как я мог оставить клуб, к которому с 11 лет прирос? И как я мог бросить маму, брата? Никак…
«По физическим качествам Блохин и Шевченко Бышовца, конечно, превосходили…»
— Нынешний лидер киевлян Ярмоленко по манере игры похож на молодого Бышовца?
— Нет. Я не играл на фланге. Я был инсайдом при схеме 3-2-5, пока Маслов не переквалифицировал в центрального нападающего. Я был ближе к таким выдающимся игрокам, как Блохин, Шевченко. Мне было бы сложно с ними конкурировать в физических качествах – в этом смысле они форварда Бышовца, конечно, превосходили. А в личностных – думаю, не уступил бы. Всё-таки играл на чемпионатах мира и Европы, входил в символическую сборную…
— Мексиканский мундиаль 1970 года был пиком игровой карьеры?
— Думаю, что да. Мы знаем, что такое чемпионат мира. Видим, как Криштиану Роналду, например, не демонстрирует своих лучших качеств на этом уровне. Тот же Блохин или Шевченко тоже не реализовали своих возможностей на «мире». Или возьмите Ярмоленко в стыковых матчах с французами. В ключевых играх, где нужно включать личностные качества, он себя проявить не смог.
— Родина как-то отметила заслуги лучшего игрока и бомбардира сборной СССР на ЧМ-1970?
— Никак. Родина определила лучшим футболистом страны Алика Шестернёва, моего друга. Какие-то памятные вещи были в Мексике, а дома – ничего. Для нас это вполне естественно. Нет, Алик был очень достойным игроком. Великим. Но его признали в большей степени по выступлениям в чемпионате СССР. Я к этому спокойно отношусь. Всё-таки испытания у меня были по жизни не самые простые.
В 1966 году у меня было 19 мячей перед последним туром сезона, а у Датунашвили из тбилисского «Динамо» — 15. И что вы думаете? В матче Тбилиси – Кутаиси он забил пять голов и стал лучшим бомбардиром! А меня Маслов даже не поставил на заключительную игру, поскольку мы уже стали чемпионами… Так что у меня отобрали и этот приз. Но я всегда придерживался точки зрения: дело не в награде, не в деньгах. Дело – в победе.
Кубок России 2007 года
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
«В 70 лет Суворов перешёл через Альпы – и победил французов…»
— Самая дорогая медаль для вас – олимпийская?
— Ну конечно. Это то, к чему я, собственно, шёл. Хотя, к примеру, в Швеции в 1992-м мы не уступили действующим чемпионам мира и Европы. У нас сегодня нет тренеров, которые могли бы себе позволить такое безобразие. На подведении итогов Евро-1992 я общался с коллегами Фогтсом и Михелсом. Рассказал, что на этом турнире мы представляли страну, которой не существует. У нас не было ни гимна, ни флага, но были футболисты, которые играли за своё имя, достоинство…
Недавно в Ереване чествовали Хорена Оганесяна. По такому случаю сборная СССР встречалась со сборной мира. У нас полкоманды – люди знаменитые, заслуженные, но по возрасту, по здоровью они объективно не в состоянии были противостоять на равных таким ребятам, как Матерацци, Бобан, Гаттузо, Стоичков. Но даже в этом матче мы с Ловчевым ни о чём не договаривались, и сами игроки отнеслись к нему очень серьёзно. Я провёл собеседование, сделал установку – людям, которые жизнь в футболе прожили, таким, как Романцев, Газзаев, Ярцев, Бессонов, Буряк… Боевая игра получилась. В концовке при счёте 3:3 Бутенко пытался добавить две-три минуты, и тут ко мне подлетает взмыленный Оганесян: «Фёдорович-джан, скажите ему, что пора свистеть – нам же могут забить!». Понимаете?! Человеку 61-й год, а он в свой день рождения не может представить, чтобы его команда проиграла. С таким же настроем мы играли на Евро-1992, не имея ни герба, ни флага, ни гимна…
Мы просто не могли себе представить, что мы хуже тех же немцев, голландцев. Отношения в коллективе, настрой, тактика – всё было подчинено одному. Нет, не не проиграть. Выиграть! Вот чего сегодня не хватает. У нас сейчас тренер собирает игроков на матч Россия – Казахстан и… не делает установку на игру! По словам Оздоева, её просто не было. А что тогда на поле может объединить игроков? Чего добивался Капелло в этом матче? По-моему, просто хотел показать: нет футболистов в России. Пусто! А что ты как тренер сделал, чтобы они играли? Даже установку не дал. Вот позор. Но вы же знаете, как у нас в России заведено: награждают непричастных, а наказывают невинных. К этому нужно относиться философски.
— Как будете отмечать день рождения?
— Мучительно быть в качестве наблюдателя, когда хочется быть полезным, делиться своим опытом, знаниями. Но даже в этом качестве я должен оставаться примером для тех, кому ещё хуже. Востребованность может быть разной. Можно кормить возле дома птиц и белок – тоже какое-то дело. А можно общаться с тренерами, игроками, ездить в Турцию, анализировать матчи. Главное, я не изменяю себе. Я не потерял веры в себя и в людей, хотя это было очень сложно. Когда тебя лишают возможности работать, некоторые такие мизантропные оттенки где-то просматриваются.
День рождения встречу в семейном кругу. Будут звонить друзья. Теплота близких – это то, что нельзя заменить никем и ничем.
А будущее… В 70 лет Суворов перешёл через Альпы – и победил французов…
Редакция «Чемпионата» поздравляет Анатолия Фёдоровича с днём рождения и желает здоровья, оптимизма и востребованности в любимом деле!