— Леонид Викторович, позвольте совершить не совсем стандартный заход к разговору. Все мои родственники – преподаватели. И я в какой-то момент понял, что не могу без этого. У вас мама воспитатель, и вы, по сути, тоже воспитатель. Вы чувствуете, что в какой-то момент просто не смогли без воспитания?
— У нас с мамой абсолютно разные подходы к воспитанию, но в этом и плюс. При этом, несмотря на то что она всю жизнь занималась педагогической деятельностью, я не могу сказать, что у меня это наследственная черта. У нас с мамой разные принципы воспитания, это, в частности, касается воспитания её внука – моего сына. Это касается и принципов работы, которые она использует. Не думаю, что здесь свою роль сыграла какая-то генетическая предрасположенность.
— И, тем не менее, вы чувствуете, что в вашей работе это необходимая составляющая?
— Конечно, когда работаешь с молодыми людьми, воспитательная функция в той или иной степени присутствует.
В Алане заложено очень сильное, положительное начало. Не исключаю, что такие случаи произойдут и в дальнейшем, но вряд ли это изменит моё отношение к Дзагоеву, ведь это тоже он. Я недавно читал интервью Алекса Фергюсона о Скоулзе. Он говорит, что если бы он пытался воздействовать на уровень агрессивности Скоулза, то мы, возможно, не получили бы такого игрока, который есть.
— Желание растить тех людей, с которыми вы работаете, по-моему, в тренерской деятельности самое главное. Сейчас изучить схемы могут многие, потому что они стали доступны, и теперь тренер прежде всего становится педагогом...
— Я бы несколько шире рассматривал этот вопрос. Действительно, все овладели не столько схемами, сколько методиками. Сегодня методики находятся в открытом доступе. Если речь идёт о квалифицированном специалисте уровня «Pro», это значит, что он владеет методическими приёмами, знаниями и понимает, в какой последовательности, в каком объёме и с какой интенсивностью применять необходимые средства. На первый план выходят взаимоотношения с людьми. Это не просто педагогическая деятельность, а умение выстраивать отношения, руководить людьми и контролировать процессы, существующие между тобой и этими людьми, а также во взаимодействии этих людей между собой.
— Давайте обсудим эту тему применительно к сегодняшнему ЦСКА. Насколько управляемой и обучаемой вам кажется эта команда?
— Безусловно, она управляема. В противном случае было бы вообще бессмысленно говорить о чём-либо, если команда не поддаётся управлению тренера и требования, которые он предъявляет, не ложатся на благодатную почву. Просто она управляема по-разному. Говоря об управлении командой, надо говорить об управлении тем или иным человеком. Методы взаимодействия с разными игроками разные. Чтобы понять, как максимально эффективно взаимодействовать с тем или иным футболистом, требуется время.
— Что самое сложное в вашей работе в ЦСКА сейчас с точки зрения взаимодействия и управления игроками? Найти подход или собрать воедино? Какие игроки нуждаются в самом точном выборе подхода? Хотя можно и предположить, учитывая характер Алана Дзагоева…
— Как ни парадоксально, Алан Дзагоев – один из самых легко управляемых игроков. Вообще я бы не стал оперировать такими категориями. Самое сложное в любой тренерской деятельности – это реакция на поражение. В ЦСКА есть люди, которые много выигрывали, для которых поражение крайне болезненно. Не все и не всегда адекватно реагируют на неудачи. Самый большой риск скрыт от нас, ведь неизвестно, какой будет реакция на поражение или не очень качественную игру. Опасность и в том, как эту неудачу воспринимают окружающие, как этот процесс контролировать. Как правило, этот процесс проходит в раздевалке, а это тренерская территория. Основная проблема – как управлять этим процессом после сложных игр.
— Но у вас в этом сезоне было не так-то и много сложных, неудачных игр.
— Да, но и тут парадокс: чем меньше таких игр, тем более бурная реакция.
— В таком случае давайте разберём конкретный случай, раз мы с вами затронули тему реакции на поражение. Первое, что приходит на ум, – реакция на майское поражение от «Рубина». И не только ваша личная.
— Поражение от «Рубина» было связано с очень болезненным этапом. И это не отдельный матч, а весь весенний период. Мы увязли в неспособности решить все проблемы в кадровом и игровом плане, и матч с «Рубином» стал просто апофеозом. Перед ним оставалась ещё надежда на положительный результат и итоговое второе место, но я воспринимал это поражение не как отдельное поражение, а как закономерный исход того, что происходило в весенней части сезона. У всех была очень болезненная реакция, и этот отрезок было очень трудно пережить. У меня были очень противоречивые чувства, равно как и у игроков, и у руководителей клуба.
Слева направо: Игорь Рабинер, Александр Шмурнов, Леонид Слуцкий и Денис Целых
— В таких ситуациях проявляется характер каждого человека, способность группы быть единой. Услышали ли футболисты о вашем желании подать в отставку после того матча?
— Нет, я им об этом не говорил. Думаю, что это не та ситуация, которую следовало открывать перед футболистами, тем более после матча. Наоборот, ребята уходили на перерыв, надо было дать задание на отпуск, спланировать их возвращение, выполнить профессиональную составляющую, а после этого решать свои вопросы с президентом клуба.
— Как вы встретились с игроками после отпуска? К тому времени вы уже приняли решение, успокоилась ситуация, были поставлены новые задачи. Насколько свежей была эта встреча?
— Она вряд ли была свежей, потому что со всеми мы встречались поэтапно. В этот период был чемпионат Европы, другая большая группа игроков проводила товарищеские матчи за сборные. В первый рабочий день я встретил пять игроков и дублирующий состав, через две недели к нам присоединились футболисты, которые участвовали в товарищеских матчах. Ещё спустя две недели приехали игроки, которые выступали на Евро-2012. Общекомандной встречи, на которых можно было собрать воедино свои эмоции, не было. Игроки возвращались в разном состоянии, им не было дела до моих переживаний и до той ситуации, которая была в клубе. С игроками мы эту тему не обсуждали ни до, ни после, и ситуация прошла безболезненно.
— А было ли вам дело до их переживаний? Ведь с Евро они вернулись в растрёпанных чувствах.
— Мне всегда есть дело до переживаний игроков, касается ли это Евро или личной жизни. Я был готов поддержать каждого из них, пытался, как мог, с ними разговаривать. Это было и в процессе чемпионата Европы, так как было много сложных моментов. Не играл Акинфеев, для которого, как для человека сверхамбициозного, это было серьёзным ударом. Сергей Игнашевич допустил решающую ошибку и тоже чувствовал на себе этот груз ответственности. Лёша Березуцкий сыграл достаточно стабильно. Алан Дзагоев выступил ярко, и была задача, наоборот, немного успокоить его. Тем более что после Евро у него была свадьба. Вася Березуцкий не полетел из-за травмы… У каждого была своя ситуация, с которой он сам справлялся. Я старался их поддерживать и стимулировать в нужном направлении, насколько это было возможно.
— Блеск Дзагоева с одной стороны и с другой – невыполненная задача команды в целом. Не это ли причина наиболее трепетного отрезка в карьере Алана? Как-то он разнервничался этой осенью.
— Он по своей натуре способен на импульсивные, секундные поступки. Это часто проявляется и в тренировочной работе. То, что он горячий и эмоциональный человек, – однозначно. С другой стороны, была и двусмысленность, о которой вы говорите, ведь он ярко выступил на Евро, но команда не достигла желаемого результата. Это его немного разбалансировало. Не стоит забывать, что это молодой человек, эмоциональный и импульсивный, ещё не до конца сформированный как личность. Были разовые проявления эмоции. На мой взгляд, это произошло из-за того, что он не до конца понимал, как правильно реагировать на ту или иную ситуацию.
Игроком управляет контракт. Если он что-то не выполнил, ему урезали выплаты или, наоборот, за хорошую работу дали премиальные – и это главный рычаг управления. Если говорить об общечеловеческих отношениях, то есть иностранцы, с которыми работать проще или сложнее, есть отдельные болевые точки. Принципиальной разницы между игроками из разных стран я не вижу.
— Вы прощаете ему эти проявления?
— Да. Талантам многое прощается. Сам он говорил, что сорвался на две-три секунды… Я понимаю, конечно, что за это время можно и убить. Если бы у нас был аппарат, как в фильме «Люди в чёрном», где щёлкнул раз и на пару секунд отключил людям память, – было бы замечательно (смеётся) Но я понимаю, что в нём заложено очень сильное, положительное начало. Не исключаю, что такие случаи произойдут и в дальнейшем, но вряд ли это изменит моё отношение к Дзагоеву, ведь это тоже он. Я недавно читал интервью Алекса Фергюсона о Скоулзе. Он говорит, что если бы он пытался воздействовать на уровень агрессивности Скоулза, то мы, возможно, не получили бы такого игрока, который есть. Я понимаю, что это плохо, и все вокруг реагировали, в клубе были штрафы. Но не уверен, что это будет иметь стопроцентный эффект и что этот эффект нужен.
В Алане заложено очень сильное, положительное начало. Не исключаю, что такие случаи произойдут и в дальнейшем, но вряд ли это изменит моё отношение к Дзагоеву, ведь это тоже он.
— Если вы считаете Дзагоева одним из самых управляемых игроков, то с кем больше проблем? Что делать в таких случаях.
— Не хотел бы говорить о персоналиях, это не совсем этично. Сложно управляемы те люди, которых ты до конца не понимаешь. У Дзагоева все эмоции написаны на лице, когда мы с ним разговариваем после этих ситуаций. Видно, насколько искренне он переживает. Сложно управлять людьми, которые замкнуты и не идут на открытый контакт. Трудно работать с человеком, когда не до конца понятны его настоящие мотивы, стремления, цели. С такими людьми мне работать гораздо сложнее.
— Акинфеев, например?
— Игорь вообще стоит за скобками. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Акинфеев – настоящая звезда. И не только нашей команды, но и мировая звезда. Я в этом уверен на сто процентов. Он мог бы играть в любой команде мира так же успешно, как он делает это в национальной команде и в клубе. Безусловно, у него непростой характер. Но, как и у любого другого человека, у него есть свои рычаги управления, просто их надо искать сенсорным способом. Но он сверхпрофессионален, и мы строим отношения исходя прежде всего из этого.
— Можно бесконечно говорить о процессе управления, особенно российскими футболистами, с которыми вы провели три года, которых все хорошо знают. А что представляют собой легионеры? Это просто «оловянные солдатики», которых привели, потому что у них есть определённая функция, и они профессионалы? Или такие же «воспитуемые», к которым нужен сенсорный, как вы говорите, подход? Ведётся ли работа с людьми или с ними существует другой формат общения, при котором человек приходит в серьёзный клуб, чтобы получать зарплату и выполнять работу от и до?
— Я не делю футболистов на категории…
— Но язык делит…
— Язык действительно делит. Но когда ты общаешься с иностранцами достаточно долго, язык перестаёт быть большой проблемой. Ты видишь игрока в стрессовых ситуациях, видишь его глаза, слова и действия. Я прошёл определённый путь, и проблема разделения российских и иностранных игроков больше передо мной не стоит. Среди иностранцев тоже есть люди проблемные и сложно управляемые. И тут стоит отметить, что в отношениях между игроком и тренером изначально заложено управление контрактом. Что бы ни говорили о поведении тренера, на самом деле игроком управляет контракт. Если ты что-то не выполнил, тебе урезали выплаты или, наоборот, за хорошую работу дали премиальные. Если говорить об общечеловеческих отношениях, то есть иностранцы, с которыми работать проще или сложнее, есть отдельные болевые точки. Принципиальной разницы между игроками я не вижу.
Игроком управляет контракт. Если он что-то не выполнил, ему урезали выплаты или, наоборот, за хорошую работу дали премиальные – и это главный рычаг управления. Если говорить об общечеловеческих отношениях, то есть иностранцы, с которыми работать проще или сложнее, есть отдельные болевые точки. Принципиальной разницы между игроками из разных стран я не вижу.
— Пожалуй, единственный игрок, с которым не удалось найти контакт и использовать его потенциал, — это Маазу. Со всеми остальными попали в точку.
— Немного отведу удар от себя (улыбается). Маазу ведь был приобретён до моего появления в ЦСКА. Это был действительно качественный игрок, но проблемы иного характера не позволили ему ярко себя проявить. В основном же мы попадаем в точку. Это касается и Фернандеса, и Вернблума, и Думбия, и Тошича, и Мусы, и Набабкина, и Цауни. Все игроки, иностранцы и россияне, выполнили и выполняют те функции, которые на них возлагались.
— Кто нашёл для ЦСКА шведов?
— У нас игроков не ищет кто-то один. Основная доля заслуги принадлежит селекционному отделу. После того как они находят футболистов и вычленяют из них более узкую группу, тренерский штаб рассматривает эти варианты. Тренеры называют игроков, расставляют приоритеты. Мы находимся в ежедневном контакте с нашей селекционной службой. Кандидатуры предлагаются ими, мы же работаем в заключительной стадии выбора. Решение о приобретении может быть принято клубом и без одобрения главного тренера, хотя таких случаев при мне ещё не было.
— Согласны ли вы с утверждением о том, что каждую страну в клубе должны представлять два человека? Поэтому ли появились два шведа?
— Здесь более сложная ситуация, о которой могу рассказать. Мы изначально нацеливались на Эльма, это был для нас лакомый кусочек. Вообще, Эльм – одно из самых сильных приобретений ЦСКА за все годы, даже включая звёздных бразильцев. Зимой Эльм сказал, что до чемпионата Европы он не будет принимать никаких решений. У нас было большое желание видеть его в клубе, так как «горела» позиция опорного полузащитника. Мы просмотрели много матчей АЗ, и тут родилась идея с Вернблумом. Таким образом, решалось сразу несколько вопросов. Во-первых, нам был нужен опорный игрок, на роль которого Вернблум подходил идеально. Во-вторых, они с Эльмом лучшие друзья, и это повышало шансы появления летом в клубе второго. Вернблум не то что был разменной монетой по Эльму, но его появление сыграло свою роль. А когда они заиграли в паре, всё встало на свои места. Были распределены все функции, которые мы просто подкорректировали с учётом тактики…
Во второй части интервью – об уроках Капелло, команде-мечте, взаимоотношениях с Гинером, особой роли Мамаева, превращениях Мусы и неповторимом вкусе гамбургеров.