Покойный Владимир Никитич Маслаченко говорил, что обсуждать в присутствии этого человека футбол всё равно что играть на скрипке в присутствии Паганини. Но мы всё-таки обсудили. Причём не просто в присутствии, а прямо с ним, с этим самым человеком. На минувшей неделе во время выездного занятия студентов программы «Менеджмент в игровых видах спорта» RMA на базе профессионального футбольного
Человек, который никогда не играл на высоком уровне, не имеет шансов на другой день после завершении карьеры стать тренером молодежного состава профессионального клуба, он никогда не сможет вот так, сразу войти в тренерский штаб «Спартака», как это произошло с Тихоновым.
клуба (ПФК) ЦСКА в Ватутинках на их вопросы ответил главный тренер армейцев Леонид Слуцкий.
«Сложись обстоятельства иначе, мне на то, чтобы достичь нынешнего уровня, могло бы не хватить всей жизни»
— Насколько сложно работать тренером человеку, который никогда не играл в футбол на высоком профессиональном уровне?
– Проблема на самом деле только в одном — в скорости прохождения пути, что, разумеется, немаловажно. Человек, который никогда не играл на высоком уровне, не имеет шансов на другой день после завершении карьеры стать тренером молодежного состава профессионального клуба, он никогда не сможет вот так, сразу войти в тренерский штаб «Спартака», как это произошло с Тихоновым. А если ты не Тихонов, то тебе тренерскую карьеру нужно начинать с футбольных секций, с детско-юношеских школ.
Потом, может быть, тебе удастся возглавить какую-нибудь команду мастеров и ее руководство походатайствует о приеме тебя в ВШТ, где ты будешь учиться сначала на категорию B, в то время как те, кто играл, в виде исключения могут сразу сдать на категорию A, как это сделали мои нынешние помощники – Онопко и Шустиков.
Я, кстати, прошу понять меня правильно: я совершенно не против такого положения вещей, эти люди всей своей футбольной карьерой такое право заслужили. Я говорю лишь о том, что они, благодаря этой карьере, получили возможность стартовать с уровня более высокого, чем я. И о том, что мне, сложись обстоятельства иначе, возможно всей жизни не хватило бы, чтобы до этого уровня добраться. Вот и все, а в остальном никаких сложностей и никаких особенных различий между собой и теми, кто поиграл, я не вижу.
«При таком напряженном графике летний перерыв нам не повредит»
— Тогда такой вопрос: что для вас лично сейчас представляется наиболее сложным при подготовке команды к играм чемпионата?
– Сейчас не так сложно команду готовить, как ее восстанавливать. У нас очень напряженный график. 14 декабря закончили предыдущий сезон, 14 января вышли из отпуска. Сбора всего два провели и 17 февраля – уже первая официальная игра. За сезон мы их 50 проведем, а те игроки, что за сборные выступают, те в районе шестидесяти: это, повторюсь, очень серьезная нагрузка. Тем более, что осенью мы снова будем играть в Лиге Чемпионов, а, значит, концовка и этого сезона у нас опять будет поздней, а начало следующего – ранним. В общем, летний перерыв нам не повредит. 26-го сыграем с «Амкаром» и все, до следующего матча – почти месяц.
— Вы планируете какой-то сбор во время перерыва провести?
– Нет, будем тренироваться здесь, в Ватутинках. Я же говорю: нагрузка на игроков и так в течение сезона выпадает серьезная, все время в разъездах, в отрыве от семей. Так что пусть у них сейчас появится дополнительная возможность с родными пообщаться. Что касается контрольных матчей, то мы над этим думаем. Возможно, сыграем с какой-нибудь из команд первого дивизиона. С кем именно, прояснится после 4 июля, у них на этот день назначены кубковые игры. Может быть, договоримся с «Зенитом». На «Сапсане» в Питер и обратно съездить – не проблема.
«Деятельность экспертов вроде Бубнова мне кажется, мягко говоря, сомнительной»
— Каким образом в течение сезона вы оцениваете форму игроков, их физическое состояние?
– Ну, во-первых, мы же внимательно за ними наблюдаем – и в играх, и на тренировках. Потом есть объективные вещи. Существуют методы медицинского контроля. Существует статистика, анализируя которую, можно составить довольно точное представление о кондициях того или иного футболиста и команды в целом в данный конкретный момент.
Я, например, активно использую в работе возможности информационной системы Prozone –
И если уж у нас и уборщицы на базе, и водители обсуждают команду, чувствуют свою причастность к ней, то что про президента с гендиректором говорить?! Но, повторюсь, такого вот, что «этого ставь, того не ставь» мне ни от того, ни от другого слышать не приходилось.
ею оборудованы стадион в Химках и «Лужники». Эта компьютерная программа способна отслеживать и фиксировать более тысячи игровых показателей, и человеку неподготовленному работать с ней довольно сложно: на анализ одного матча можно месяц потратить. Это как неопытный юзер в Интернете: пошел-пошел по ссылкам, глядь – и ночь промелькнула. Поэтому я при анализе игры обращаю внимание на 50-60 ключевых, самых важных показателей, зафиксированных системой. Это, конечно, не тысяча, но все равно довольно много. Поэтому, деятельность экспертов вроде Бубнова, которые свои оценки игрокам выставляют на основании всего трех показателей, мне кажется, мягко говоря, сомнительной.
— А как проводятся занятия по тактической подготовке?
– Тактика игры выстраивается, как вы понимаете, в зависимости от того, с кем вы играете. Теоретические занятия (у нас за их подготовку отвечает Шустиков) мы проводим в один из предыгровых дней. Завтра вечером будем готовится к Нальчику. Посмотрим видео. Обратим внимание футболистов на некоторые моменты, характерные для игры соперника: как он переходит из обороны в атаку, из атаки в оборону, где начинает встречать, как исполняет собственные стандарты, как защищается при стандартах у своих ворот, как действует в быстрых контратаках, как развивает позиционное нападение, и так далее. Вообще, глубина проработки тактической темы зависит, во–первых, от важности игры и, во-вторых, от наличия времени. Скажем, готовясь весной прошлого года к «Севилье», мы четыре теоретических занятия провели, пять их игр вживую посмотрели… Потому, что на предсезонном сборе находились как раз в Испании и время позволяло…
— Вопрос относительно психологического климата. Как вы добиваетесь того, чтобы он был благоприятным? Проводятся ли в ПФК ЦСКА какие-то мероприятия, целью которых является сплочение команды?
– Я вам могу сказать, что выстраивание отношений между игроками, между игроками и тренерами, это и есть самое сложное в нашей профессии. Но о каких-то специальных мероприятиях, направленных на поднятие командного духа, на сплочение коллектива я говорить бы не стал.
В «Москве», в «Крыльях», моих прежних клубах, там это действительно было распространено – игроки часто время вместе проводили, многие дружили семьями, и так далее. Но здесь, в ПФК ЦСКА, вы такого практически не встретите. Ну, разве что на сборах – понятно же, что чем по комнатам сидеть, лучше всем вместе куда-нибудь пойти, например, в ресторан. А по ходу сезона – нет: приехали, потренировались, разъехались. Собрались – сыграли – по домам. Это стиль многих больших клубов, где все подчинено профессиональным целям, достижению высоких спортивных результатов. У нас даже на банкет по случаю победы в Кубке не все игроки приехали, и никто их делать этого не заставлял.
Это нормально. Это много где так происходит. Например, когда Красич только в «Ювентус» перешел, он, естественно, итальянского совсем не знал. И на тренировках, на базе ему на первых порах помогал Салихамиджич, помните, играл там такой босниец? Так вот, пошел Милош однажды в ресторан. Посмотрел меню и набирает Салихамиджичу, чтобы тот, значит, официанту заказ сделал. А Салихамиджич ему говорит: «Да как ты смеешь мне звонить!? Тренировка – это одно дело, это работа, там я тебе помогу. А после работы мы друг другу никто. Так что ты этот телефон забудь!» Вот так. Это, конечно, уже очень резко, я не хочу сказать, что у нас в клубе дела именно так обстоят. Но в целом история показательная.
«Ставь того, не ставь этого» – такого я ни разу ни от президента, ни от гендиректора не слышал"
— Президент, генеральный директор как-то вмешиваются в деятельность тренера?
– Вы, наверное, хотите спросить, не диктуют ли они мне состав на матч? Да нет, конечно. Хотя я практически каждый день бываю в клубном офисе, и практически каждый день общаюсь и с президентом, и с гендиректором на разные интересующие их футбольные темы. А как иначе? Вообще без этого ведь невозможно. Ну не пришел же президент в клуб только для того, чтобы дать денег, а генеральный директор – только чтобы заниматься решением каких-то чисто технических задач – например, организацией сборов.
Они пришли сюда именно потому, что им интересен сам футбол. И если уж у нас и уборщицы на базе, и водители обсуждают команду, чувствуют свою причастность к ней, то что про президента с гендиректором говорить?! Но, повторюсь, такого вот, что «этого ставь, того не ставь» мне ни от того, ни от другого слышать не приходилось. Бывает, что поинтересуются, кто в стартовом составе выйдет, но не более того. А вообще-то такой вариант, когда тренеру приходится сталкиваться с диктатом руководства, он у нас довольно распространен, особенно в низших лигах. Там вообще ситуация сплошь и рядом такая, что либо ты выполняешь то, что тебе сверху спускают, либо вовсе не работаешь. Это, я думаю, напрямую зависит от образования, воспитания руководителей клубов, от уровня их понимания футбола.
— А, скажем, при решении трансферных вопросов за кем последнее слово?
– Трансферные вопросы – это очень серьезно. Поэтому решения здесь принимаются сообща. Я сейчас объясню, как. Перед каждым трансферным окном мы проводим совещания – с участием президента, гендиректора, тренеров, руководителя селекционной службы. Сначала определяем позиции, которые требуют усиления, конкретные характеристики, параметры, которыми должен обладать каждый потенциальный новичок.
Сразу оговорюсь: есть ограничения, которые на этот выбор накладывает клубная философия. Например, мы давно уже решили, что ПФК ЦСКА не покупает игроков старше 23 лет. У нас – так исторически сложилось – вратарь и линия обороны – это игроки с российским паспортом. Наконец, что касается цены: нашим самым дорогим до сих пор приобретением является Думбия – 8 миллионов евро. Соответственно, понятно, что покупки игроков вдвое, втрое дороже от нас ждать не приходится. Ну, может миллионов десять за очень перспективного парня мы можем заплатить, но не больше…
Идем дальше. После того, как определены позиции, параметры и характеристики, начинается непосредственная работа по поиску подходящих кандидатур. У нас в этом смысле обширный опыт накоплен, есть целый пул агентов, с которыми ЦСКА сотрудничает, есть другие связи. Вот, скажем, Йелле Гус: он возглавлял нашу школу, а теперь снова работает в Голландии. Так что если мы его проинформируем о том, кто нам нужен, и в поле его зрения в той же Голландии или Бельгии такой игрок появится, мы можем быть уверены в том, что он его из виду не упустит и нам порекомендует.
Когда круг кандидатов определен, следующий шаг – формирование углубленного досье. У нас есть договор с одной очень солидной скаутской компанией, которая собирает сведения об интересующих нас игроках. Не только те, что касаются непосредственно футбола, другие тоже: в том числе уровень образования, вероисповедание, состав семьи – и так далее, вплоть до каких-то их индивидуальных особенностей, бытовых привычек, других мелочей. И вот потом, анализируя эту информацию, и чисто футбольную, и прочую, мы определяем, кто из этих игроков является для нас главной трансферной целью, кто остается в качестве резервного варианта, если с основным не выгорит, а кто – совсем про запас. Дальше – переговоры между клубами, обсуждение личного контракта, все как обычно…
— И все-таки за кем последнее слово — брать игрока или не брать?
– За президентом, за гендиректором. Дело обстоит примерно таким образом: игрока, который тренеру нужен и который удовлетворяет всем вышеперечисленным требованиям, ПФК ЦСКА почти наверняка купит. Если тренер категорически против приобретения футболиста, его, конечно, покупать не станут. Но возможен вариант, когда у тренера нет четко сложившегося мнения, нужен ему игрок или нет, когда тренер колеблется и на какой-то конкретной кандидатуре не настаивает. И вот в таком случае, если президент или гендиректор посчитают, что эта кандидатура является хорошим вложением денег, этот футболист все равно может оказаться в клубе, даже без всяких тренерских просьб.
— А вам никогда не хотелось совместить функции тренерские с гендиректорскими?
– Никогда. В моем конкретном случае это вариант абсолютно невозможный. Дело в том, что меня дико напрягают всевозможные проблемы технического характера, а ведь огромная часть работы гендиректора в разрешении этих проблем и заключается. Так что, знаете, совмещение мною этих двух функций, это как если бы художнику вдруг предложили побыть еще и бухгалтером. Это, может быть, не самое верное сравнение, но все-таки. Я убежден, что тренер – это, прежде всего, очень творческая профессия, и вот именно ей я и занимался до сих пор, и в дальнейшем хочу заниматься.
Есть так называемая английская модель, при которой тренер, он в первую очередь менеджер. Вот Алекс Фергюсон: все знают, что он тренировки не готовит и не проводит, для этого у него есть лично им подобранный тренерский штаб, которому он всецело доверяет. А сам занимается селекцией, стратегическим планированием, вопросами развития клуба. То есть он – больше менеджер. А я все-таки тренер. Мне это ближе.
«Таких предложений по Вагнеру, как „Фламенго“, нам делать не стоит»
— С покупкой игроков все понятно. А как обстоят дела с продажей? Что все-таки с трансфером Вагнера?
– С трансфером Вагнера все проще простого. Будет достойное предложение – его продадут. Не будет – не продадут. Вообще с каждым вновь открывающимся трансферным окном вероятность его ухода резко возрастает. Однако еще раз повторю: необходимо серьезное, адекватное предложение. А не такое смешное, как то, что поступило от «Фламенго». Мы знаем, что у себя на рынке, они, бывает, и по 10 миллионов предлагают за игроков. А тут, видимо, решили получить Вагнера за пять копеек просто потому, что он семь лет в России и ему здесь периодически становится скучно. Нет, так не пойдет, мы серьезный клуб, нам таких предложений делать не стоит.
— Можно несколько слов по поводу игроков, отданных в аренду?
– Я вам честно скажу, не хочу лукавить: в аренду мы обычно отдаем тех, кого в принципе готовы были бы продать, но с продажей сразу не сложилось. И так, насколько мне известно, дело обстоит и в других больших клубах. Случаев, когда игроков отдают, а потом они возвращаются и играют за основу клуба, который их отдавал, их единицы. И у нас аренда, как правило, заканчивается тем, что арендованного игрока в конце концов продают. Так было, например, с Джанером: его арендовал «Галатасарай», он в Турции смог себя ярко проявить, и в итоге его «Фенербахче» выкупил. А других примеров… Ну, вот Глушаков в свое время в аренде играл, Торбинский – и у них получилось вернуться в свои клубы и заиграть на новом уровне. Но это, повторюсь, большая редкость. А у нас… В прошлом году мы отдали в аренду Заболотного, молодежный состав он явно перерос, а в основном – не играл бы. Он за «Волгарь» выступал в первом дивизионе, там наколотил довольно много, в этом сезоне – за «Урал». Его оттуда в молодежную сборную вызывают. Не знаю, может и вернется он когда-нибудь в ЦСКА…
«К 17 годам наши игроки уже смертельно устают от футбола»
— Вы довольны результатами деятельности детско-юношеской школы ПФК ЦСКА?
– И я недоволен, и все недовольны. А как можно быть довольным, когда за последние десять лет оттуда в основной состав только двое пришли – Акинфеев и Жора Щенников? Руководство постоянно пытается что-то с этим сделать, как-то результаты повысить: работал у нас координатором голландец, теперь – аргентинец. Но пока до «Барселоны» нам далеко.
— Как думаете, почему так?
– Даже не знаю. Может, просто время сейчас такое неурожайное: немного в этом поколении настоящих талантов. Такое бывает. А бывает и по-другому: вот, например, практически весь мой выпуск из «Олимпии» в профессионалах играет. Адамов, Колодин – бронзовые призеры чемпионата Европы. Я очень этим результатом горжусь. А с другой стороны, у меня один приятель работает в Академии Коноплева, в Тольятти. Так вот, он мне говорит: «У нас сейчас в каждом возрасте один, дай Бог, два человека заиграют». И это он имеет в виду «вообще заиграют», не обязательно на высоком уровне. При том, что условия, инфраструктура, тренеры в этой Академии просто прекрасные, годовой бюджет – 5 миллионов долларов.
— Может, нужно молодежь как-то тянуть? Может, нужно какой-то закон принять: ну, вроде того, что в каждом матче в основном составе должен выходить один воспитанник клуба в возрасте до 21 года?
– Ну, так уж прямо до двадцати одного! Хотя бы до двадцати трех… А вообще, нет, глупость это. Можно, конечно, такой закон принять, но что толку? Ведь если у нас есть тот же Щенников, если он в своем возрасте смог на уровень основы выйти, мы его и без всякого закона выпускать станем. А если нет… Ну, вот смотрите: имеем мы лимит на легионеров, тоже закон. И что, привел он к тому, что своих футболистов приличного уровня у нас больше стало? Нет, конечно. Зато он привел к тому, что толкового российского игрока купить практически невозможно стало: цены – не подступиться. И зарплаты у этих игроков соответствующие.
— И при этом, когда смотришь на многих наших игроков, кажется, что они в своем еще довольно юном возрасте от футбола уже смертельно устали.
– А это ведь так и есть. Потому что, смотрите, что мы имеем: на Западе дети до 14 лет тренируются по три раза в неделю. Они нормально учатся, нормально общаются со сверстниками, живут в своих семьях, они не зациклены на футболе. И у нас – ранняя специализация, в том же возрасте уже двухразовые тренировки, и не в неделю, в день. Многие с десяти, с двенадцати лет живут в интернатах, родителей видят редко, учатся в спецшколах, где никого кроме таких же как они футболистов, нет. И учатся они тоже понятно как: у нас в «Олимпии», помню, первая тренировка начиналась в семь тридцать утра. Так что понятно, что после этого игроки в школе делали: они первые два урока просто спали. Ну, и вот, соответственно, к 16-17 годам мы получаем человека, который о жизни, не связанной со спортом, имеет весьма приблизительное представление, который не имеет нормального образования и который плюс к тому действительно уже устал от футбола.
— Что с этим делать?
– Сложно сказать. Я, с одной стороны, считаю, что заниматься футболом ребенок должен начинать лет с девяти-десяти, не раньше. При том, что у нас в ПФК ЦСКА сейчас, бывает, на просмотр привозят пятилетних. А с другой, без этой самой ранней специализации мы будем терять одаренных детей – они будут уходить в легкую атлетику, в теннис, в хоккей, в другие игровые виды. То же и футбольные интернаты: они, конечно, не идеальны, но я отдаю себе отчет в том, что в нынешних российских условиях без них подавляющее большинство одаренных мальчишек, особенно в провинции, они просто пропадут для футбола. Так что ситуация сложная. Что-то в системе подготовки безусловно нужно менять, но как это сделать, четкого представления у меня нет.
«С ребенком я на матч ЦСКА – „Спартак“ никогда не пошел бы»
— По поводу болельщиков. Чем, на ваш взгляд, объясняется низкая посещаемость игр российского чемпионата, в том числе и матчей с участием ЦСКА? Ведь футбол-то команда показывает хороший…
– Я думаю, в первую очередь это объясняется тем, что мы все-таки по большому счету не футбольная страна. Ну не дарят у нас новорожденным футбольные абонементы, как в Англии, нет у нас такой традиции. Второе – стадионы. Они либо старые, неудобные, некомфортабельные, либо до них добираться далеко и долго – в этом смысле я недовольство болельщиков ПФК ЦСКА стадионом в Химках вполне понимаю. Третья проблема – служба охраны, милиция. Вот ты приехал на стадион, и тебя начинают мариновать: «Это нельзя, это выложите, это оставьте, это после игры заберете». В итоге на первый тайм на пятнадцать минут опоздал, там уже два забили, да ну его, этот футбол, лучше дома посмотреть! Ну и проблема фанатов, конечно: я, например, своего ребенка на матч ЦСКА – «Спартак» никогда не возьму. Хотя бы потому, что он там слишком много новых слов узнает, и мне ему потом придется разъяснять, что это за слова, которые стадион хором
Многие с десяти, с двенадцати лет живут в интернатах, родителей видят редко, учатся в спецшколах, где никого кроме таких же как они футболистов, нет. И учатся они тоже понятно как: у нас в «Олимпии», помню, первая тренировка начиналась в семь тридцать утра. Так что понятно, что после этого игроки в школе делали: они первые два урока просто спали. Ну, и вот, соответственно, к 16-17 годам мы получаем человека, который о жизни, не связанной со спортом, имеет весьма приблизительное представление, который не имеет нормального образования и который плюс к тому действительно уже устал от футбола.
все девяносто минут скандировал.
— Ну да, и при этом все игры ПФК ЦСКА в «Химках» завершаются объявлением диктора: «И что бы ни случилось, вы – лучшие болельщики в мире!» Как вы считаете, может быть хоть так этот фанатский беспредел поощрять не стоит?
– Ну, сложный вопрос… Фанаты же это своего рода субкультура. Мне кажется, многие из них футболом не очень-то и интересуются. Ходят, чтобы покричать, потолкаться. Иногда могут какой-нибудь баннер на всю трибуну растянуть, из-за которого и поля-то не видно…
— Может быть, стоит какие-то экономические барьеры выстроить, которые преградили бы хулиганам дорогу на трибуны? Например, поднять цены на билеты…
– Зачем? У нас и так на игре с «Анжи» 7 тысяч человек было. А если цены поднять, вообще ходить перестанут.
— Зато аудитория будет более качественная…
– Ну, это уж, знаете, слишком. Нам не нужно, чтобы она была качественная, но на трибунах сто человек сидело. Сто профессоров, академиков. Или двадцать тысяч фанатов. Кого бы мы выбрали? Да, ясное дело, фанатов. Это же футбол, и атмосфера на нем должна быть футбольная. Вы спросите футболистов: им при пустых трибунах играть неинтересно. Я вот театр люблю, знаком с некоторыми артистами. Интересовался у них, каково им игралось в середине 90-х, когда людям не до театров было, когда на многих спектаклях по 10-15 человек сидело. Так ли, как при полном зале, или, может быть, по-другому? Плохо, говорят, игралось, без полной отдачи.
Также и в футболе. Я в свое время, еще в «Крыльях», беседовал с Коллером. Он говорит: «В смысле обеспечения тренировочного процесса, клубной организации у вас в России в целом все нормально. Что убивает, так это состояние стадионов. И количество зрителей». И действительно, вы возьмите для сравнения тот же Брюгге – по нашим меркам, это мелкий городишко, 120 тысяч человек. Но при этом там отличный, современный стадион на 30 тысяч. И на каждой игре он – битком.
Это очень важно для футболистов – чтобы стадион был качественный, чтобы народ на игру собрался. Вот недавно мы с «Тереком» играли на их новой арене. Вы не представляете себе, как это здорово было! Хонда, который из Японии накануне прилетел после сборной, он совсем не в блестящем физическом состоянии находился. Но вышел, видит – стадион классный, поляна отменная, людей много. И – побежал-побежал…
— То есть все эти разговоры об особой атмосфере, скажем, Лиги Чемпионов, они не просто так ведутся? Вы накануне таких игр действительно у своих футболистов ощущаете какое-то особенное воодушевление?
– Да что там – у футболистов! Я у себя его ощущаю.