Хохлов: меня дважды приглашали в "Спартак"

В воскресенье он в последний раз сыграет на профессиональном уровне – если, конечно, на то будет воля главного тренера. В любом случае матч со «Спартаком» станет заключительным в яркой спортивной биографии Дмитрия Хохлова. Решение принято, проанонсировано, назад хода нет. С нового года у самого опытного футболиста «Динамо» начнётся новая жизнь. А пока на повестке дня – дерби и долгожданный отпуск. О будущем ещё будет время поразмыслить. Мы же говорили в большей степени о прошлом, далёком и не очень. Оно у Хохлова славное и, прямо скажем, незаурядное. Судите сами.

ВРЕМЯ УХОДИТЬ

— В недавнем интервью Андрей Кобелев предположил, что рановато вы, Дима, надумали завязывать с активными выступлениями. Что скажете?
— У него своё мнение, у меня – своё. Мне, конечно, приятно слышать от Андрея Николаевича, что я ещё мог бы поиграть, но всё-таки пора и честь знать.

— Долго для этого шага созревали или в один момент всё решили?
— Спонтанным решение точно не стало.

Несколько месяцев о будущем размышлял. Так что это взвешенный и хорошо обдуманный шаг.

— С супругой совещались?
— Конечно. Жена сказала: тебе решать. Она у меня в футбольные дела не вмешивается. Потом такие вещи от индивидуального состояния человека зависят – супруга же не может мне в голову влезть. И никто не может. Я самостоятельно пришёл к этому решению.

— На него каким-либо образом повлияла апрельская смена тренера в «Динамо»?
— Никак не повлияла. Думаю, что этот сезон стал бы последним для меня даже в случае продления полномочий Кобелева.

— Футбол перестал приносить удовольствие, стал в тягость?
— Нет, такого нет. Просто на том уровне, на котором должен играть, я уже не играю. Следовательно, нужно закругляться.

— Чисто физически тяжело игры даются?
— Быстроты уже не хватает, ещё чего-то. Чувствую-то я себя нормально, но два тайма всё-таки сложновато выдержать.

«НА СУДЬБУ НЕ СТОИТ ДУТЬСЯ…»

— Удовлетворение от успешной в целом карьеры присутствует?
— Мне, наверное, грех жаловаться. Есть какие-то моменты, которые вспоминаю с сожалением – что-то не получилось, что-то из задуманного не реализовал. Не без этого. Но в принципе я доволен тем, как сложилась карьера футболиста.

— Вы уже видите себя в цивильном костюме, с портфельчиком, этаким солидным функционером?
— А почему сразу функционером?

— Ну, хорошо – тренером. Ему тоже по статусу положено выглядеть солидно.
— Не задумывался об этом. Тренерское ремесло мне в любом случае интереснее, ближе административной работы. Если свяжу дальнейшую жизнь с футболом, то, вероятно, именно на этом поприще. Хотя, опять же, для того, чтобы понять, подходит ли тебе то или иное занятие, нужно себя попробовать в нём.

— Учиться на тренера пойдёте?
— Да, в следующем году собираюсь поступать в ВШТ.

ВЕТЕР В ГОЛОВЕ

— Это правда, что вы могли не состояться как футболист?
— Правда. После школы возникали мысли бросить футбол. Месяца четыре вообще не занимался им. В юности, знаете ли, много ветра в голове. И всё-таки любовь к мячу в итоге всё пересилила (улыбается).

— Карьеру перспективного игрока Хохлова могла оборвать love story?
— Ну да. В «Кубань» меня не брали, а уезжать из города и расставаться с любимой девушкой я не хотел. Так и родилась идея завязать с футболом. Хорошо, что самоотречение от любимой игры длилось недолго. А с Ульяной мы вскоре поженились.

— Вы тогда и на рынке, я слышал, успели поработать. Так?
— Совершенно верно. Приторговывал – знакомые пристроили…

— Что продавали?
— Тогда, по-моему, вся Россия торговала парфюмерией. Плюс какие-то костюмы, куртки… Точно уже не вспомню весь ассортимент.

— Получалось?
— Откровенно говоря, неважно. Всё, что зарабатывали, буквально сразу же проедали, прогуливали. Деньги у меня не задерживались.

— В Москву вы всё-таки уехали, притом сразу в ЦСКА. А почему покинули эту команду?
— В клубе произошёл раскол. Руководители что-то между собой не поделили. Александр Тарханов и Назар Петросян, люди, благодаря которым я, в сущности, и заиграл в ЦСКА, были вынуждены покинуть команду. Следом за ними подался в «Торпедо» и я. Посчитал, что будет некрасиво с моей стороны отказать им – ведь они дали мне путёвку в большой футбол. Кроме того, именно Тарханов и Петросян воспрепятствовали моей продаже в Израиль – хотя такая идея кое у кого была.

А БЫЛА ЛИ АРИТМИЯ?

— Я читал, что в детстве врачи диагностировали у вас сердечную аритмию. Как же родители допустили занятия сына спортом?
— Да, была какая-то нехорошая кардиограмма – мне её после удаления гланд сделали. Обследование показало проблемы со здоровьем. Врачи сказали забыть о спорте. Тебе, говорят, мальчик, серьёзные нагрузки противопоказаны. Но вместе с тем мама понимала, что я не смогу сиднем сидеть дома. Я же всё свободное время пропадал во дворе – мяч гоняли, бегали, прыгали. Она и рассудила, что в этом возрасте серьёзных физических нагрузок футбол в себе всё равно не таит, и не стала возражать против моих занятий спортом. Параллельно я ещё плавал, на байдарке грёб. А потом эти проблемы сами собой как-то исчезли. У меня даже есть подозрение, что их с самого начала не было, а имела место какая-то техническая ошибка. Возможно, просто неправильный диагноз поставили. Такое бывает.

— Футбол, плавание, гребля. Когда вы всё успевали?!
— Элементарно. На летних каникулах свободного времени масса, нужно же было чем-то себя занимать. Я и занимал: с утра шёл на футбольную тренировку, после обеда бежал на реку Кубань. Одно другому не мешало. Энергии было много, и хорошо, что она на спорт была направлена, а не на что-то другое…

ДЕДУШКА И КРЁСТНЫЕ ОТЦЫ

— Перейти в ЦСКА вас уговорил дедушка, сам заядлый поклонник «Спартака»?
— Да, совершенно верно.

— Как дело было?
— Юношеская сборная выступала в Москве: то ли какой-то турнир, то ли просто товарищеская игра. В динамовском манеже, кстати, всё происходило. После матча подошёл тренер ЦСКА Костылев и пригласил нас с Радимовым в команду. А мы ещё только заканчивали школу. «Не беда – здесь доучитесь, потом подпишите настоящие взрослые контракты», – убеждал Геннадий Иванович. Но у меня тогда другие ценности были на первом плане – всё лето бездельничал, гулял, на море загорал. Потом всё же решил возобновить занятия футболом. А тут и тренер-селекционер ЦСКА в Краснодар подъехал. Начал меня уговаривать на переезд в Москву. Я отпирался. Решающее слово осталось за дедушкой. Он в семье пользовался большим авторитетом – родители развелись, когда я был маленьким. Рос фактически без отца. Так вот, мы поговорили, и дед убедил меня, что в столице я смогу себя реализовать, что там – будущее, а в родном городе перспективы смутные. Он всю жизнь мечтал вырастить внука футболистом. Ярый был болельщик – на все домашние матчи «Кубани» ходил, программки собирал. Перед каждой игрой у них с мужичками свой консилиум собирался на лавочке в парке. Сидели, обсуждали перипетии игр, спорили. Всё это, конечно, оказало значительное влияние на процесс моего взросления.

— Правильно ли будет назвать вашим крёстным отцом в футболе Тарханова?
— Я бы двух человек назвал. Это Афонин, первый тренер в Краснодаре. Михаил Васильевич очень много мне дал. Я бесконечно ему благодарен. А во взрослом футболе – да, Тарханов, можно сказать, вывел в люди.

РАЗМЫТЫЙ ИНТЕРЕС «БАРСЕЛОНЫ» И ЧЁТКИЙ – «СПАРТАКА»

— Вы поиграли в четырёх столичных командах – ЦСКА, «Торпедо», «Локомотиве», «Динамо». Для полного комплекта только «Спартака» не хватает. Туда не звали?
— Отчего же, звали. Притом дважды. Один раз спартаковская тема всплыла в бытность моих выступлений за «Торпедо». А второй раз – перед возвращением из Испании. Разговор был конкретный. Но я выбрал «Локомотив».

— В каком клубе вы получали наибольший кайф от игры в футбол?
— Во всех командах случались яркие периоды. Может быть,

«Торпедо» это касается чуть в меньшей степени, а в остальных клубах я наслаждался игрой. В ЦСКА мне нравилось. В «Локомотиве» вообще всё здорово сложилось – и футбол показывали качественный, и золотые медали взяли. В «Динамо» пару лет игра приносила действительно огромное удовольствие. В 2006 году, конечно, приятного было мало, боролись за выживание, но потом и здесь дела пошли на поправку.

— На вас в самом деле в 1996 году имела виды «Барселона»?
— Вы знаете, в то время с игроком разговаривали в последнюю очередь. Первым делом агенты выходили на руководство клуба. Насколько я знаю, да, такой интерес был. Но со мной этот вопрос никто не обсуждал. Поэтому дать 100 процентов гарантии, что всё было именно так, а не иначе, я не могу.

— Не гложет обида, что такой шикарный шанс прошёл, по сути дела, мимо вас?
— А жалеть-то, собственно, и не о чем. Не было разговора со мной. Если бы там вырисовалось что-то конкретное, меня, наверное, об этом всё же поставили бы в известность. Скорее всего, просто попал в сферу интересов «Барсы»…

— В расширенный список?
— По-видимому, да.

— У вас была «звёздная болезнь»?
— Не знаю, но мне кажется, что она меня миновала. Не застал я её (усмехается).

— И после чемпионата Европы 1996 года голова кругом не пошла?
— А от чего ей было закружиться? Приглашение в национальную команду – это, конечно, здорово, приятно. Но результата-то мы не достигли, вылетели из группы. Выступление сборной России в Англии можно охарактеризовать лаконично: провал.

ОТ ФРАНЦУЗСКОГО ВЗЛЁТА ДО УКРАИНСКОЙ ПОСАДКИ

— Какой из более чем полусотни матчей за национальную команду вспоминается чаще всего?
— Их два. И оба припали на один отборочный цикл. Первый – с французами на «Стад де Франс». 3:2 мы тогда чемпионов мира обыграли. Часто вспоминаю и последнюю игру квалификации. С Украиной. Из-за той злополучной ничьей мы и не попали на чемпионат Европы.

— Можно сказать, что за тот короткий промежуток времени российская сборная, образно говоря, прошла путь от любви до ненависти?
— За всех болельщиков не скажу, но из моих знакомых никто ненависти к своей команде точно не питал. Все понимают, что это была случайность. Три первых матча отборочного турнира, с украинцами, французами и исландцами, мы проиграли. А потом, когда Романцев возглавил сборную, начали всех побеждать. Хорошо играли и с Украиной дома. Скажу больше – здорово! Всё перечеркнул один нелепый гол. Я не думаю, что кто-то тогда возненавидел нашу команду.

Продолжение следует.