Онопко: жалею только об одном…

Фоторепортаж: гость рубрики «Беседка» – Виктор Онопко

Вот уже год бывший капитан «Спартака» и сборной России состоит на службе в ЦСКА. На загородной базе армейского клубаВиктор Онопко и 41-й день рождения в четверг отметил. Чай, кофе, тортик. Там же, в Ватутинках (это чуть меньше 20 км от МКАД), и состоялась эта беседа.

Каюсь, немного злоупотребил терпением собеседника – разговор растянулся на добрых два часа. Зато обсудили массу тем – рекордсмен национальной команды по количеству матчей в её составе много повидал на своём веку. И немало интересного рассказал, не избегая неудобных вопросов. Это теперь редкость.

ТАРАСОВСКОЕ ОБЩЕЖИТИЕ

— Виктор Савельевич, когда вы в последний раз отмечали день рождения в кругу семьи?
— Два года назад. Родные тогда навестили меня в Москве. Была жена, из Луганска приехали мама, сестра и брат. Не помню, были ли дети. Кажется, прилетала дочка. А в прошлом году празднований не устраивал – говорят, 40 лет не отмечают. Нехорошая примета. Жду семью в гости этой осенью. Попозже.

— Вы вообще любитель шумных застолий?
— Да, люблю компании, люблю неформальное общение. За столом, правда, больше слушаю других, чем говорю сам. Работа работой, но такие паузы тоже необходимы.

— В вашу бытность футболистом принято было накрывать одноклубникам «поляны»?
— Конечно. Футболисты совместно отмечали дни рождения, свадьбы. И просто так собирались, когда у команды что-то не клеилось. Выезжали на природу, с семьями, с детьми. Жарили шашлыки, общались. Это сближало, объединяло, снимало лишнюю напряжённость. Что ни говори, а двух часов совместной работы в день мало для того, чтобы узнать человека, понять его. Это не значит, что посиделки должны носить регулярный характер, нет. Но встречаться во внерабочей обстановке нужно. Это полезно для коллектива. В «Овьедо», допустим, каждую пятницу устраивались лёгкие фуршеты для игроков, тренеров. Потренировались, в сауне посидели, перекусили, выпили немного вина или пива, поговорили. И это, заметьте, была обязательная программа!

— Кто в «Спартаке» был за тамаду?
— Как такового массовика-затейника не было. Было несколько шутников, балагуров. Это нормально. После распада Союза в «Спартак» съехались люди из разных городов и республик. На первых порах селились на базе. Многие со вторыми половинками, а кто-то, как Илья Цымбаларь или Каха Цхададзе, ещё и с детьми. Около года прожили в Тарасовке и мы с женой. Атмосфера большого общежития способствовала возникновению и укреплению дружеских отношений. Классная, что там говорить, тогда подобралась компания…

— Правда ли, что, будучи капитаном команды, вы вели дневник, в котором аккуратно фиксировали дни рождения одноклубников?
— В основном такие вещи отслеживала жена. Но и у меня был свой список именинников – память не очень хорошая. Правда, если уж что-то запоминаю, то на всю жизнь – скажем, какие-то важные даты близких друзей и родичей. Тем не менее Наташа до сих пор, бывает, звонит с напоминаниями: «Ты не забыл, что у Юры Никифорова день рождения?». Или у Андрея Пятницкого. Или у Валеры Карпина.

— Так в телефон записали бы – есть же специальная функция.
— Теперь так и делаю. Разобрался с техникой…

НЕ КИЕВ, ТАК «СПАРТАК»

— А конспекты тренировочных занятий вы вели?
— Только в дубле киевского «Динамо». Анатолий Дмитриевич Коньков, в ту пору тренер «Шахтёра», надоумил. Ехал-то я в Киев не по собственному желанию, призвали на год в армию, и всё равно эту школу считаю очень полезной. Поиграл с выдающимися футболистами Советского Союза, поработал с большими тренерами Лобановским и Колотовым, которые уже отошли в мир иной. Это дорогого стоит. Вообще, на моём жизненном пути встречалась масса классных специалистов, замечательных людей, но их методики я не конспектировал. Может быть, и зря. В голове что-то отложилось, а на бумаге – нет. Только те, киевские, записи и сохранились.

— По окончании срока «службы» не предлагали задержаться в «Динамо»?
— Предлагали. Я уже получил военный билет на руки с отметкой о демобилизации, и тут вызывает меня Лобановский. «Я видел, как ты работал этот год, – говорит. – У тебя хорошие перспективы. Оставайся». А команда тогда в Киеве была на загляденье – вся сборная СССР, считайте. Но я не мог подвести Конькова. Уезжая в Киев, пообещал ему вернуться в Донецк. Так и ответил Валерию Васильевичу. Он только пожал плечами: «Ну, что же, тебе решать».

— Вы ведь и в «Спартак» из «Шахтёра», мягко говоря, не рвались.
— Да, жена уговорила…

— Как дело было?
— У меня состоялся телефонный разговор с Романцевым. В Донецк приезжал на переговоры спартаковский селекционер Покровский. Я упрямился. Не хотел уезжать. В «Шахтёре» тогда сложилась славная команда, играющая. Правда, очень хорошая.

— Канчельскис, Щербаков…
— Список можно долго продолжать: Погодин, Стельмах, Корниец, Ковтун, Елинскас, Драгунов, Петров, Леонов… Грачёв ещё играл, Смолянинов, Ященко, Варнавский. Некоторых ребят уже нет в живых… Жалко было бросать такой коллектив. Тем более что не любитель я скакать с места на место. Домосед по натуре. Теперь-то понимаю, что решение было принято правильное. Как и все остальные решения в карьере – кроме одного.

— Вы о злополучном «письме четырнадцати»?
— О нём…

— К нему мы, если позволите, ещё вернёмся. А пока расскажите, как жене всё-таки удалось вас уломать на переезд в Москву?
— Так ведь и её «обрабатывали» и Романцев, и Покровский(смеётся). Убеждали. Она всю полученную информацию своим женским умом проанализировала, предложила рискнуть. А отец сказал: «Сынок, поступай так, как считаешь нужным». Я любил «Шахтёр». Но и за киевлянами со спартаковцами следил внимательно. Их матчи были классикой советского футбола. Тогда же в Донецке объявились люди из Ташкента. Стали звать в «Пахтакор» к Тарханову.

— Уровни, конечно, несопоставимые.
— Это да, но занятно другое: практически одновременно со мной в «Спартак» перешёл и Тарханов. Не в Узбекистане, так в России с ним встретились.

— Выходит, если бы не жена, того и глядишь, всю футбольную жизнь на Донбассе провели бы?
— Может быть. Кто знает? В жизни есть моменты, которые определяют всю твою дальнейшую судьбу, поворачивают её в ту или иную сторону.

ЗА РОМБИК

— «Спартак» был пиком вашей клубной карьеры?
— Безусловно. В этой команде я добился очень многого. «Спартак» много для меня сделал. Всегда буду с теплотой вспоминать Николая Петровича Старостина – он очень любил мою семью, моего сына. Помогал нам. А Романцев для меня был и остаётся одним из самых выдающихся отечественных тренеров. «Спартак» многое определил в моей футбольной судьбе и в жизни. Четыре года в этом клубе – особенное время. Тогда играли действительно за ромбик, за имя. Ледяхов, Никифоров, Цымбаларь, Рахимов – у всех у них были другие предложения, от «Динамо», «Локомотива», уверен, что и ЦСКА интересовался этими ребятами, но они выбрали «Спартак». Это о многом говорит. Единственное, что нам тогда не удалось, это выиграть какой-нибудь кубок в Европе.

— Какой была средняя зарплата в «Спартаке» 1990-х?
— Помню, премиальные были очень маленькие – 300 или 400 долларов, и получали мы их в разных валютах – рублями, франками бельгийскими, ещё чем-то. Да и зарплаты платили небольшие – точную сумму не скажу, просто не помню. После девальвации ставки значительно поднялись. Ведущие футболисты «Спартака» стали получать от семи до десяти тысяч долларов – таких денег, думаю, в ту пору в других российских клубах не было.

ДВЕ ПОВЯЗКИ И СЧАСТЛИВАЯ СЕМЁРКА

— Капитана команды в «Спартаке» и в сборной выбирал коллектив или назначал главный тренер?
— Почти везде это была выборная должность. В «Спартаке» «референдум» проходил в начале каждого года. На собрании команды игроки писали на листочке по три фамилии, голоса суммировались, и победитель получал в своё пользование повязку.

— В сборной действовал тот же принцип?
— Зачастую – да. Только Бышовец назначал капитана самостоятельно. У Анатолия Фёдоровича повязку получал самый старший игрок команды. Во всех остальных моих командах капитана выбирали общим голосованием. В Испании этой чести, как правило, удостаиваются местные футболисты – и это, я считаю, правильно. А всё-таки и там я один сезон выводил команду на поле. Хотя и был иностранцем, человеком, который, по идее, отбирал работу у какого-то испанца. И всё-таки меня любили в Овьедо. Я и поныне ощущаю себя в этом городе своим. И семье там комфортно.

— У вас была одна повязка на все случаи жизни или на каждую игру выдавали новую?
— В «Спартаке» у меня было две повязки – под цвет белой и красной футболки. Постоянно их хранил у себя, сам стирал, сам надевал. А в сборной всей экипировкой заведовал администратор.

— Вы и в «Спартаке», и в сборной предпочитали седьмой номер. Верите в счастливые свойства этой цифры?
— Люблю семёрку. Мне эта цифра приносила и приносит удачу. Вот и старался брать её. А если седьмой номер бывал занят, выбирал 77-й. В «Овьедо» в первый сезон получил футболку с числом 15 – ни туда, ни сюда. Деваться было некуда: седьмым был коренной житель Астурии, капитан команды Берто. По окончании сезона он ушёл в другой клуб, и любимая семёрка вернулась ко мне.

— Вы пользовались расположением практически всех тренеров национальной команды. Как вам это удавалось?
— Работа, только работа. И самоотдача – на каждой тренировке. Другого рецепта успеха просто не существует. Поверьте, это очень тяжело – постоянно держать себя в тонусе, в игровом ритме. Но если ты хочешь чего-то добиться, другого выхода нет. Надо терпеть. Мой тесть – известный в прошлом футболист и судья Виктор Звягинцев – мне, ещё пацану, только начавшему ухаживать за его дочкой, любил приговаривать: «Витя, запомни: футбол – это работа, работа и ещё раз работа».

— Можете себя назвать бесконфликтным человеком?
— С тренерами точно никогда не ругался. Всегда находил общий язык. Расскажу смешную историю. В начале моей испанской эпопеи играли с «Компостелой». И тренер соперника Фернандо Васкес что-то то и дело кричал от кромки поля. Я по-испански ещё не очень хорошо понимал, но – достал! Подбежал я к этому Васкесу и давай на него орать! А через год он пришёл в «Овьедо»…

— И припомнил старую обиду?
— Нет. Мы, представьте себе, стали лучшими друзьями! Я, конечно, подошёл к нему, объяснился, извинился. Так, мол, и так, был не прав. Вообще не люблю ругаться. Но если меня или мою семью кто-то сильно обидит, я этому человеку не позавидую…

Неважно, какой тренер – хороший ли, плохой. Если ты игрок, то должен выполнять его требования. У меня такие принципы. И в жизни – тоже. Вот был у нас президент Ельцин. Какой бы он ни был руководитель, я всегда его уважал. Есть гимн, есть флаг, есть ценности, которым нужно следовать. Иначе будет беспорядок, бардак.

ФУТБОЛ ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

— Миф об Онопко как о строгом режимщике и аскете имеет под собой основания?
— Да. Жизнь, безусловно, не ограничивается рамками футбольного поля, но на тренировках, в играх я всегда старался выкладываться на 100 процентов. Соответственно себя готовил к матчам. За два дня до игры уже не спал с женой в одной кровати – она уходила ночевать в другую комнату…

— Даже так?!
— Да. Спать ложился вовремя. Массаж, тихий час – всё по расписанию. С правильным питанием, в принципе, у меня никогда проблем не возникало. Это не значит, что я был закоренелым трезвенником, совсем нет. На праздник мог и пива себе позволить, и вина. Но работу и досуг строго разделял. Кстати, в Испании доктор даже в день матча, в обед, наливал футболистам по бокалу вина. Кто-то пил, я – воздерживался.

— Вы курили?
— Никогда. Мои родители не курили, жена и дети – тоже. В то же время тесть с тёщей дымят.

— Может, вы потому и доиграли до 36 лет, что вели здоровый образ жизни?
— Не исключено. Я алкоголь попробовал только в 22 года. Пиво. Потом иногда мог себе позволить немного шампанского. Я видел, как пацаны по 18 лет, «сборники», покупали в Duty free сигареты, выпивку. И хорошо поддавали. Фамилий я, конечно, называть не стану. Но многих, поверьте, это дело сгубило. Молодому человеку, спортсмену, важно хотя бы до 20 лет, пока организм растёт, развивается, воздержаться от алкоголя – потом можно, если понемногу. Мне понравились слова Луиса Арагонеса по этому поводу. Он как-то сказал нам: «В футболе можно всё. Нужно только знать, когда, сколько и с кем».

В Испании в порядке вещей были приёмы у президента или тренера. У них традиция: десерт, кофе. «Чупито» — это рюмочка коньяку или настойки на траве. Она даже полезна после жирной пищи. Но чтобы кто-то там напивался, такого я ни разу не видел.

ПЛЮС ОРДЕН, МИНУС «ДЖИП»

— В 1995 года вы удостоились правительственной награды…
— Да, Ордена почёта. Ельцин в Кремле вручал. Не скрою, было приятно.

— Не интересовались, за что?
— Написано «за спортивные заслуги». Наверное, и за сборную, и за «Спартак». Мы же тогда и в еврокубках достойно представляли страну – в полуфинале Кубка кубков выступали, в Лиге чемпионов шесть матчей из шести выигрывали. Были успехи…

— Трагический полуфинал Кубка кубков-1992/1993 с «Антверпеном» часто вспоминаете?
— Бывает. Замечательный был шанс выступить в финале на «Уэмбли», может, даже выиграть турнир, а мы его упустили.

— Не без помощи португальского судьи.
— Да уж. При счёте 2:1 в пользу бельгийцев он ошибочно выгнал меня с поля, вместо Иванова, царствие ему небесное… Андрей тоже, считаю, не особенно там правила нарушал. Подзатыльник нападающему дал. Уже атака на другие ворота пошла, а боковой судья стоит, флажком машет. Я на правах капитана побежал выяснять, что случилось. И моментально получил красную карточку. Плюс пенальти в наши ворота. Так и проиграли 1:3. А могли бы с «Пармой» в финале играть…

— Когда вы в 1996 году уезжали в Испанию, Романцев не пытался удержать?
— Ну, как… Он сказал, что хочет, чтобы я остался. Но я уже всё для себя решил. Тем более, вокруг меня начали происходить странные, нехорошие дела: «джип» угнали, потом какие-то люди стали названивать мне домой и интересоваться, не продаю ли я квартиру. В дверь трезвонили, когда меня не было дома. Может быть, таким образом меня кто-то и подталкивал к отъезду…

— А кто в этом мог быть заинтересован?
— Не знаю. Точно не Романцев. То, что машину угнали, это дело такое. Не одного меня такая неприятность постигла – почти всю команду. Только Ледяхов успел отогнать свою «Мицубиши» к отцу в Сочи – это, видимо, её и спасло. Но эти звонки, я думаю, были не случайны. В любом случае, наступил момент, когда нужно было уезжать. А «Спартаку» необходимо было зарабатывать деньги. До меня за рубеж рванули Карпин, Ледяхов, Попов, Радченко. В 1996-м пришла моя очередь.

ОБМАН, ЕЩЁ ОБМАН…

— Вы ведь могли совсем не в «Овьедо» уехать, а в клуб солиднее?
— Совершенно верно. В «Овьедо» меня приглашал Радомир Антич. Но уже после того как я подписал бумаги с этим клубом, серб оказался в «Атлетико». И позвал меня в Мадрид. Там целая история вышла. Если в двух словах, агенты меня просто надули. Они заверили, что в контракте есть пункт, согласно которому покупатель, предложивший «Спартаку» большую цену, получал право первостепенного выкупа моего трансферного листа. Я ещё по-испански ни бельмеса не понимал, подписал, наивный, соглашение. После отпуска раздался звонок от Антича, уже тренера «Атлетико». Я съездил в испанскую столицу, пообщался с сыном Хесуса Хиля, он в ту пору помогал знаменитому папе в клубе. Обо всём договорились. И тут на арене появился «Овьедо». И пригрозил мне отлучением от футбола.

— Никакого «отступного» пункта в контракте на самом деле не было?
— Именно! Я сначала возмутился: делайте, мол, что хотите, мне всё равно. Но всё же меня уговорили не лезть в бутылку. В Испанию, сами понимаете, ехал в неважном настроении. Теперь, спустя годы, редко вспоминаю весь этот негатив – со временем неприятности забываются. А хорошего там было не так уж мало.

— Сколько за своего капитана выручил «Спартак»?
— Даже не знаю, не интересовался. Меня волновали в первую очередь условия своего контракта. Правда, и здесь испанцы ухитрились меня обмануть.

— Каким образом?
— В Испании в порядке вещей были так называемые «чёрные» зарплаты, полулегальные схемы. Об этом все знали, но смотрели на финансовые шалости клубов сквозь пальцы. При этом при обращении в суд истец, разумеется, мог рассчитывать только на ту сумму, которая прописана в официальном договоре, зарегистрированном федерацией футбола. В общем, клуб обещал человеку одну зарплату, а по решению суда выплачивал совершенно другую, намного более скромную. Попался на эту удочку и я. Более того, мне и по «легальному» контракту кучу денег недоплатили.

— Невзирая на это, в Овьедо вы отыграли целых семь лет – дольше, чем где бы то ни было. Так прикипели к городу?
— Можно и так сказать. Моей семье было там хорошо, я полюбил команду, город. Люди полюбили меня. Я играл в одной из сильнейших лиг мира. Смысл было что-то менять?

— А приглашения были?
— Были. В 28 лет я мог покинуть «Овьедо» свободным агентом. Но, опять-таки, позволил себя уговорить на новый контракт. Два года всё было нормально, а потом команда вылетела во вторую лигу, дотаций стало меньше. Начались новые проблемы…

— После Москвы Овьедо, небось, показался большой деревней?
— Так Москвы-то я тогда толком и не видел. Сборы, игры – мы не вылезали с базы. Могу сказать только, что было меньше пробок, чем сейчас. МКАД не такой широкий был, всего две полосы, без разделителя. Дорога смерти… Потом дети пошли – совсем не до экскурсий стало.

А Овьедо я себе представлял типичным горняцким городишкой, с шахтами, забоями – он же, насколько мне известно, является побратимом Донецка. Оказалось – ничего подобного. Зелёный прекрасный город, один из самых экологически чистых в Европе. Красота…

Продолжение следует.