Бышовец: на пару "Жигулей" премиальных бы хватило

Фоторепортаж: «Чемпионат.ру» в гостях у Анатолия Бышовца (17 фото)

Бышовец: бразильцы смеялись до игры, а мы – после

СТОРОЖ ДЛЯ РОМАРИО

— Робости у подопечных перед олимпийским финалом не замечали?
— Волнение, предматчевый мандраж в таких ситуациях всегда присутствует. Это касается любого человека. Но это не робость, а нормальное состояние спортсмена. В такой ситуации важно, что говорит тренер. Как говорит. У нас с ребятами было полное взаимопонимание. Всё-таки матчей было проведено много, и в основном они были победными. Та сборная, напомню, не проиграла ни разу – ни в отборочном турнире, ни в финальном.

— А у Бразилии-то команда была славная: Ромарио, Бебето, Таффарел… Многие из той плеяды спустя шесть лет выиграли чемпионат мира в США.
— Знаете, у меня сомнений в исключительности этих игроков уже тогда не возникало. Уже в 1988 году они были звёздами – не будущего, настоящего! А наша команда была сильна духом. Что такое сила духа? Это порог терпения. Мы же и итальянцам в полуфинале проигрывали, и потом бразильцам – и оба матча в итоге «вытащили».

— Кто должен был присматривать в финале за Ромарио?
— Не получи в полуфинале «лишнюю» карточку Чередник, играл бы он. А так вышел Яровенко – футболист более атакующего склада. Лёшу в роли «сторожа» легче представить. Если бы он появился на поле, думаю, Ромарио пришлось бы несладко (улыбается). Чередник очень жёстко играл.

— Первый тайм советская команда проиграла – прозевали-таки Ромарио при подаче углового. В перерыве в раздевалке пришлось повысить голос?
— Нет, я не повышаю голос. У нас шёл нормальный, рабочий разговор.

— Как же удалось встряхнуть команду?
— А в этом не было никакой необходимости, во встряхивании. Нужно было сделать технические замечания по игре, по ошибкам. Я должен был всем своим видом показать футболистам, что ничего страшного не произошло, что сейчас они выйдут на поле и забьют гол. Тренер никогда не должен паниковать. Это самое главное. В игре с Бразилией необходимо было наладить быстрый выход из обороны в атаку. Хорошо, что у нас были Михайличенко и Добровольский – эти люди умели принимать на поле неожиданные, нестандартные решения. Должен сказать, что и физически наша команда была подготовлена достаточно хорошо. В течение длительного времени нам удавалось поддерживать кондиции на высоком уровне. В связи с этим хотел бы сказать несколько добрых слов в адрес нашей медицины. Зураб Орджоникидзе – он не только доктор отличный, но и психолог замечательный. Тёплая обстановка в коллективе – это и его заслуга. У него была гитара, мы пели. Много шутили. Всё это снимало моральное напряжение, помогало легче переносить нагрузки. С этими ребятами можно было в космос летать!

КОГДА ПРОИГРАВШИЙ ПЛАЧЕТ

— Я на днях пересматривал запись финального матча Олимпиады и поразился тому, как часто бразильцы во втором тайме лупили мяч по аутам, а советских футболистов – по ногам. Выходит, почувствовали, что инициатива начала ускользать от них?
— Такое бывает, когда команда, поведя в счёте, проникается мыслью, что дело сделано. Когда добровольно отдаёшь сопернику инициативу, её практически невозможно потом вернуть. Противник навязывает тебе борьбу, а ты не в силах ему адекватно ответить. Хотя после того, как мы отквитали пропущенный мяч, а потом и повели в счёте, бразильцы предприняли много усилий, чтобы забить. Это даже было похоже на штурм. В то же время у нас были возможности провести не два, а три-четыре мяча. У Михайличенко были моменты, у Лютого.

— Ещё больше меня изумил другой эпизод. До истечения дополнительного времени остаётся ещё несколько минут, а тренер бразильцев Силва рыдает на скамейке запасных…
— Эмоции…

— Вы это видели?
— Тогда – нет, поскольку был поглощён игрой. А в записи, конечно, момент видел. Проигрывать всегда обидно, а проигрывать так, да ещё и в финале Олимпиады – особенно больно. Команда у Бразилии была действительно великая, поэтому я могу понять огорчение своего коллеги. Ведь в этот момент он фактически потерял мечту. Это всё равно, что выплыть из шторма и утонуть у самого берега.

— Вы с ним после матча общались?
— Не до того было. Столько было радости, столько эмоций. Сами понимаете…

ИНТУИЦИЯ

— Правда, что выход на замену Савичева вам приснился накануне финала?
— Нет, байка. Юра обладал ценным качеством – выходя на замену, он почти всегда усиливал игру. Это свойство, как мне кажется, заключается в природе человеческого характера Савичева. Он очень доброжелательный человек, его не обижала роль запасного игрока. Он не комплексовал по этому поводу. И, наверное, поэтому так хорошо, естественно входил в игру со скамейки. Другой замены для усиления атаки я просто не видел.

— Савичев вышел на поле с фиксирующей повязкой на колене. Он был нездоров?
— У него были проблемы. И не только у него – у Лютого, у Тищенко. Я практически взял их в Сеул больными.

— Вот как?
— Да. Это была, можно сказать, моя благодарность ребятам за всё то, что они сделали для команды в отборочном турнире. А сделали они очень много. И второе. То, как они пытались восстановиться после операций, достойно искреннего восхищения. В финальной стадии не смог сыграть только Тищенко – затянулась реабилитация после разрыва крестообразных связок. Однако Вадим был очень полезен в быту, поддерживал товарищей морально. В этом смысле он мне очень помог.

— Золотой гол Савичева по своей стилистике получился скорее бразильским, чем советским. Согласны?
— Могу сказать, что это была наигранная комбинация, предусмотренная для игры в два нападающих – одного большого и одного поменьше. Первый принимает мяч из глубины, а второй ускоряется и открывается под пас. Этим вторым форвардом и был Юра. А для Володи Лютого с его ростом под два метра выиграть верховую борьбу было раз плюнуть. В такой же манере когда-то взаимодействовали Флавио и Пеле.

СОВЕТСКОЕ ШАМПАНСКОЕ НА КОРЕЙСКОМ СТАДИОНЕ

— Что после игры творилось в раздевалке?
— Ох, это было ужасно (смеётся). Шампанского мне в раздевалке не хватило. Спасибо Салькову – припас для меня бутылочку.

— Шампанское было советское?
— Разумеется. С советского корабля.

— А если бы, не дай бог, проиграли?
— Выпили бы с горя.

— Во сколько рублей оценило торжество советских футболистов спортивное начальство?
— В пересчёте на инвалюту получилось около десяти тысяч американских долларов. Что ни говорите, этот успех очень много значил для страны. Представьте себе, Клинсманн, Бухвальд и этот… маленький… в 1992 году нам на чемпионате Европы гол забил…

— Хёсслер.
— Да, Хёсслер. Так вот, всю эту братию месяца три везде на родине, в ФРГ, представляли как бронзовых призёров Олимпиады. Думаю, этого достаточно, чтобы понять, как принимали нашу команду на различных встречах с болельщиками. Потом, правда, многих игроков у нас забыли – считаю, незаслуженно. Но народная любовь всё-таки осталась. Наверное, мы потому и победили, что трепетно относились к своей стране, к своим болельщикам. В Сеуле многие футболисты выступили на пределе своих возможностей и показали, не побоюсь этого слова, выдающуюся игру. Это и Харин, и Горлукович, и Татарчук, и Нарбековас, тот же Юра Савичев… Я с большой благодарностью их всех вспоминаю.

— К слову о премиальных. Для понимания: что на эти деньги можно было купить в 1988 году?
— Это, конечно, не 350 тысяч евро, полученных современными «сборниками» за третье-четвёртое место 2008 года. Несравнимые вещи. Но кое-что всё же можно было приобрести. Например, пару «Жигулей». Заблуждаются те, кто думает, что большое количество денег может определить мотивацию. Нет. Настоящая мотивация – это когда спортсмен выступает за страну, когда хочет утвердить себя в качестве лучшего игрока, стать чемпионом мира, Олимпийских игр. Психология победителя – быть первым. А мотивация человека, играющего за деньги, – заработать. Это разные вещи. Сегодня в российском футболе проблема заключается именно в этом. Современные игроки получают очень большие деньги и практически ничего не выигрывают. Произошла переоценка ценностей. Теперь футболисты не мастерством меряются, а домами, автомобилями. Любовницами… Не случайно мы сегодня имеем проблемы во всех сборных командах страны, не исключая и национальной.

Я вот сейчас с Фурсенко разговаривал. Говорю ему: была в Питере школа «Смена». Занимались в ней и дети из необеспеченных семей. Я, работая в «Зените», какие-то деньги передавал им, через директора. А потом подумал, что правильнее будет, если это станут делать игроки. Получил премию – поделись с ребятишками. Пусть себе башмаки купят, курточку. Лишний раз не покуришь, не выпьешь…

ЛИКБЕЗ ОТ АЛИЕВА

— Делились?
— Да! Сам Панов был таким в 19 лет. Игонин Лёша всегда без вопросов помогал детям. Я очень доволен, что они выросли в прекрасных мастеров. А сегодняшние игроки с трудом представляют себе свою миссию. До смешного доходит. Алиев агитирует за чтение, а сам ни одной книжки не прочёл. Это же трагедия…

— Кто, на ваш взгляд, из плеяды чемпионов Сеула наиболее полно реализовал свой талант, а кто, наоборот, мог достичь большего?
— Все, считаю, состоялись как футболисты. Другое дело, что не всем удалось в полной мере проявить себя потом, в частности, некоторым ребятам, уехавшим за рубеж.

— А у кого был самый сложный характер?
— Они все сложные, все тяжёлые. Эти ребята умели отстаивать свои взгляды, не боялись этого делать. Они не страдали подобострастием, подхалимством, так свойственным многим современным футболистам. Я не могу себе представить, чтобы игрок, работающий со мной, льстил мне в прессе, рассказывал о моих тренерских достоинствах. Сейчас же такое в порядке вещей. Я считаю большой бестактностью вопросы футболистам о квалификации тренера. Ой, тот такой прекрасный специалист. Ах, этот такой изумительный тренер… Я это читаю и диву даюсь: ребята, если у вас всё так замечательно, что же вы ничего не можете выиграть?!

Можно было уважать Качалина, Маслова, Бескова. Но я не помню, чтобы кто-то из нас мог себе позволить подобные высказывания.

УНИВЕРСИТЕТОВ МНОГО, А ЭЙНШТЕЙН ОДИН

— Пожалуй, кроме Михайличенко, никто из ваших олимпийцев ещё не утвердился на тренерском поприще…
— Почему же? Добровольский сборную Молдавии возглавлял…

— Но тенденция всё-таки есть. Почему? Их время ещё не пришло?
— Многие из этих ребят имеют качества, позволяющие им реализовать себя в других областях. А игрок и тренер – это разные профессии. Совершенно разные. Всё равно, что хирург и терапевт. Для того чтобы реализовать себя в этом деле, конечно, нужно иметь определённые знания, которые, в свою очередь, должны перерасти в умение. Иначе говоря, можно быть мастером на поле и при этом не быть мастером в жизни.

Мне сегодня говорят: есть же тренерские школы, курсы. А я отвечаю: сколько университетов в мире – а Эйнштейн один.

— Какова судьба вашей фартовой красно-синей олимпийки фирмы «Адидас»?
— Ещё жива. Лежит в моей кипрской квартире. Качество неплохое. Не могу назвать её счастливой – просто такая была у нас форма одежды. Я не настолько суеверен, чтобы наделять спортивный костюм какими-то сверхъестественными качествами.

— А откуда, извините, у вас недвижимость на Кипре?
— Презент от руководства клуба АЕЛ за решение задачи – сохранение прописки в высшей лиге.

— А сейчас вы, Анатолий Фёдорович, что поделываете?
— В жизни и помимо футбола есть масса интересного. У меня внуки, у меня дети. Книги. Театр. Друзья. Любимая супруга – вот уже 40 лет вместе. И, конечно, от футбола далеко не отхожу. Смотрю чемпионат мира – и мысленно играю за одного тренера, за второго, прикидываю состав, тактику. Анализирую. Что-то пишу, общаюсь. В том числе с болельщиками – у меня с ними потрясающие отношения.