Поражение Владимира Кличко от британца Тайсона Фьюри 28 ноября в Дюссельдорфе стало шоком для многих, в том числе и для меня. Много лет мы с ним говорили только о победах и после побед, а тут… Честно говоря, я полагал, что Кличко сейчас не готов к разговору. Но когда наконец дозвонился до него, выяснилось, что ошибался. Поэтому о погоде мы говорить не стали и сразу перешли к делу.
«Я не чувствую себя побитым»
— Как вы можете объяснить то, что произошло в бою с Тайсоном Фьюри?
— Произошло то, что вызревало в течение длительного времени. Мне раньше не казалось, что я потерял мотивацию за то время, что владел титулами, но сейчас, когда они уже не мои, мотивация просто взлетела. Я не чувствую себя побитым или побеждённым. Я только проиграл. Непосредственно после боя состояние было, скажем так, прямо противоположным подъёму, но я уже давно
Я рад, что после боя с Фьюри мне не подняли руку. Зал бы меня освистал. Зачем мне это?
успокоился.
— И уже очень скоро заговорили о матче-реванше.
— Да, прошло всего два-три дня, а я уже думал только о том, что в мой контракт на бой с Фьюри был включён опцион на матч-реванш. Между прочим, это стоит приличных денег, но я никогда не жалел их на этот пункт. В контракте на каждый бой у меня был включён опцион на матч-реванш. Так что Фьюри от меня никуда не убежит, и я очень рад, что мне не надо за ним бегать и просить: «Дай мне, пожалуйста, матч-реванш! Дай мне, пожалуйста, матч-реванш!» Поэтому уже через несколько дней после нашего поединка я объявил, что матч-реванш обязательно будет. Он состоится в период с апреля по июнь. С точной датой пока не определились, как и с местом, но я почти уверен, бой пройдёт в Великобритании. На это работает в том числе и курс евро к фунту стерлингов, как и, разумеется, то, что Фьюри теперь чемпион, а я претендент, и я никак не против того, чтобы драться у него на родине.
— Было такое впечатление, что вы тяжело восприняли поражение.
— Два-три дня были трудными, но я понимал, что это пройдёт. В этом состоянии я не хотел ничего говорить. А потом всё встало на свои места. Более того (сейчас я вам совершенно честно скажу), я рад, что после боя с Фьюри мне не подняли руку. Зал бы меня освистал. Зачем мне это? Поражение лучше, чем такая победа.
«Никто, кроме меня, не виноват в моём поражении»
— Мне довелось говорить со многими боксёрами после поражений. Все реагировали на произошедшее с ними по-разному, но большинство всё же делилось на две группы: одни винили в случившемся всех, кроме себя, другие – исключительно себя. Каков будет ваш ответ на извечный вопрос: «Кто виноват?»
— Много лет, изначально вместе с Виталием, я создавал свою команду, которая включает в себя менеджеров, тренеров, юристов, ассистентов и вообще самых разных специалистов. Я работал с самыми разными тренерами: с Фрицем Здунеком, с Бруксом, с Фредди Роучем, с Тернером, со многими другими, а главное, с Эмануэлем Стюардом, а потом уже с Джонатоном Бэнксом. В результате я набрал огромный опыт. Это касалось всех моментов, в том числе и бокса как бизнеса. Вылилось всё это в то, что я собрал лучшую команду из всех возможных. Сейчас многие указывают на того или иного члена моей команды как на виновника случившегося. Чаще всего на моего тренера Бэнкса, про которого говорят, что он моложе меня и поэтому не может со мной работать. Так вот, при всём моём уважении, я хочу сказать всем: никто, кроме меня, не виноват в моём поражении. Никто.
Владимир Кличко
Фото: Reuters
— И в чём же ваша вина?
— Я был в лучшей физической форме в своей жизни. Но никакая физическая форма тебе не поможет, если не сочетается с хорошей психологической формой. Дело было не в травме, не в переносе боя, не в скорости передвижения Фьюри по рингу. Дело было в том, что я не вошёл в поединок, не прочувствовал его, не прочувствовал соперника. Я не мог поймать цель, чтобы правильно нанести удар. Это меня страшно раздражало, а когда наверх вылезли эмоции, вслед за ними появилась какая-то скованность, зажатость. Я хуже, чем обычно, чувствовал дистанцию. Думал слишком много, просчитывал, ударить так или эдак, а работать нужно было на инстинкте, том самом killer instinct. Увидел, что он открылся – тут же на автомате пробил. Я всё чего-то пережидал, пережидал, а возможности исправить положение утекали между пальцами. Это просматривалось и в предыдущих моих поединках, а к бою с Фьюри устоялось и даже зацементировалось на уровне подсознания. А тут ещё соперник такой
Настоящим панчером я бы Фьюри не назвал.
неудобный попался, и всё это вызвало какую-то усталость, обескураженность, даже растерянность. Но теперь я понимаю, что нужно было делать. Я себе поставил точный диагноз и знаю, как и чем мне теперь лечиться.
— То есть ваша главная ошибка, что слишком долго чего-то ждали?
— Ну, обычно как бывает? Ты прицелился и ударил, а с Фьюри цель всё время была вне пределов досягаемости. Он повёл бой в преимущественно защитной манере и большую часть времени держался на расстоянии. Если бы он побежал на меня, как Кубрат Пулев, всё было бы иначе. В Пулева мне очень просто было попасть. А тут я выбрасывал мало ударов и не доставал, потому что Фьюри был далеко. С ним надо было идти вперёд, зная, что первые два, а то и три удара придутся по воздуху, и только четвёртым или пятым ты его достанешь. А я ничего этого не делал.
В общем, знаете, как бывает в футболе: одна команда находит какую-то щёлочку в обороне другой и уже лупит туда. Вот и он нашёл такую щёлочку и как-то очень вписался в неё. Его габариты, его крайне неудобный стиль очень точно подходили к этой щёлочке. Но главное, и это целиком моя вина, – что эта щелочка была!
Владимир Кличко и Тайсон Фьюри
Фото: Reuters
— А как она появилась? Почему?
— Наверное, образовалась оттого, что я давно не завоёвывал титулы, а только отстаивал их. Защищал крепость, а не брал её. Сдерживал, а не ломал, не покорял. Теперь, после поражения от Фьюри, я снова свободен. Меня больше ничто не держит. Я столько лет дрался, у меня были любые соперники: большие, маленькие, правши, левши, я с ними со всеми научился работать. Но моё долгое чемпионство эмоционально, психологически меня зажало. А теперь я опять свободный человек. Когда я снова выйду в ринг, я буду совершенно раскован. Но это не значит, что я стану глупым, бегущим на встречный удар гражданином. Однако теперь я покажу другой бокс.
— Какой именно?
— Бокс человека, которому нечего терять. Тот, кто защищает титул, может его потерять. Тому, кто пытается завоевать титул, терять нечего. В моём нынешнем положении есть свои плюсы, и хочу, чтобы через пять лет, когда я буду вспоминать эти дни, я мог бы сказать: хорошо, что всё случилось так, как случилось. Я надеюсь, что в 2016 году я смогу показать то, чего бы я никогда не смог показать, не смог достичь, если бы не было этого проигрыша Тайсону Фьюри. Ну и людям тоже стало поинтереснее. Если бы я его победил, все сказали бы: «Ну вот, ещё одного побил…» А теперь появилась драма. Когда один человек столько лет стоит на вершине, людям становится скучно, как, например, когда из года в год на Формуле-1 побеждал Шумахер. Теперь в тяжёлом весе вновь появилась интрига. По-своему эта ситуация пошла мне на пользу. У меня появилась конкретная цель, чёткая мотивация. Я, слава богу, здоров. Мне ещё далеко не 50. А что проиграл… Так любой мой проигрыш, будь то Пьюритти, Сандерсу или Брюстеру, сделал меня лучше как в ринге, так и за пределами ринга. И с Фьюри, надеюсь, будет точно так же.
— Было такое ощущение, что Фьюри изучил ваш стиль и хорошо подготовился к бою конкретно с вами.
— Он вообще хороший боец. Я с самого начала говорил, что это будет один из самых сложных для меня боёв. Он был в отличной форме. Умело пользовался своим ростом, длиной рук. Стойки менял, что, в принципе, не было для меня большой проблемой, но неудобства создавало. Да, он подготовился к бою со мной, но всё, что он наготовил, могло и не сработать. В первых раундах я видел, что он не очень уверен в себе, а поэтому излишне осторожен. Вот когда он почувствовал, что я не могу к нему приспособиться, тут он резко прибавил.
— После боя прошёл слух, запущенный одним российским промоутером, что вы сдали бой.
— Глупость не
Когда я снова выйду в ринг, буду совершенно раскован. Но это не значит, что я стану глупым, бегущим на встречный удар гражданином. Однако теперь я покажу другой бокс.
комментирую.
— «Детский» вопрос: у Фьюри сильный удар?
— Любой боксёр весом за 110 килограммов может ударить так, что мало никому не покажется, но настоящим панчером я бы Фьюри не назвал.
«С какого-то момента уже не я владел титулами, а титулы владели мной»
— Как-то я говорил с одним тренером по теннису. Он всех своих учеников делил на две категории: профессионалы и дачники. Я его ещё спрашивал: «Да какие у тебя профессионалы? Тётки да дядьки». А он говорит: «Нет, я имею в виду подход к делу. Профессионал прежде всего работает над тем, что у него не получается, а дачник делает то, что получается, и безумно радуется. Я побывал в самых разных залах, и мне показалось, что многие настоящие профессионалы в какой-то момент заражаются этим «дачным синдромом». Делают то, что у них получается, что до сих пор работало, и радуются. У вас такого никогда не было?
— Нет, по этой классификации я именно профессионал. Другое дело, что, как я уже говорил, то, что случилось со мной в бою с Фьюри, началось не вчера. Ещё Эмануэль Стюард мне много раз говорил: «Ты должен наносить больше ударов. Ты подолгу стоишь, а тебе нужно больше бить». В бою с Эдди Чемберсом, между 10-м и 11-м раундами, Эмануэль прочёл мне целую лекцию на эту тему, говорил, что я должен расслабиться. А в бою с Фьюри эта давняя история наконец выстрелила.
— Почему вы не резали углы, почему не лишали его пространства для манёвра? Да, он очень высок, много двигался, был лёгок на ногах, но ведь средства борьбы с этим есть. А вы временами как будто не знали, что делать.
— Я завёлся, когда увидел, что ни первым, ни вторым ударом его не достаю. И тогда я стал ждать, когда же он сам придёт ко мне. А он не приходил. Я завёлся ещё больше, а дальше один просчёт начал цепляться за другой, как вагоны к поезду. Весь рисунок боя развалился на элементы. Да, я не обрезал углы и много чего ещё не делал. Я тут посмотрел первые четыре раунда боя и увидел, как я там совершаю самые элементарные, простейшие боксёрские ошибки, которые любой любитель может разглядеть и сказать, что я там делаю не так. Тут две вещи наложились одна на другую: Фьюри – крайне неудобный соперник, а я, вместо того чтобы идти вперёд и бить-бить-бить, чего-то ждал-ждал-ждал.
— Наверное, свою роль сыграло и то, что вы давно не были в ситуации, когда соперник оказывал такое активное и умелое сопротивление?
— Тут один мой товарищ хорошо сказал, не обо мне, а вообще: «Если хочешь уничтожить человека, дай ему пять лет непрерывных больших успехов». А у меня таких лет было 11. В последние три года на всех пресс-конференциях мне все уши прожужжали о том, какие рекорды я уже побил, какие ещё побью. Говорили, особенно в последнее время, что я подбираюсь к рекорду самого Джо Луиса по количеству защит титула. Сам я никогда ни с кем себя не сравнивал и не интересовался этими вещами, но капля камень точит.
— В одной из предматчевых статей я об этом писал: что вы сами можете не чувствовать этого, но если все вокруг что-то повторяют и повторяют, это откладывается в голове помимо собственной воли.
— Именно так. С какого-то момента уже не я владел титулами, а
титулы владели мной.
— Это напоминает мне одну давнюю историю. Вы наверняка помните бой Оскара де ла Хойи с Феликсом Тринидадом в 1999 году. Оскар тогда выиграл, но его засудили за пассивную манеру ведения боя в последних раундах, и это стало его первым поражением. Через несколько месяцев де ла Хойя неожиданно сказал, что он рад, что судьи не дали ему победу в том бою. Что ноль в графе поражений стал для него слишком тяжёлой ношей. Сохранить его стало навязчивой идеей. А когда Тринидад с судьями размочили его послужной список, он почувствовал себя куда свободнее.
— Не во всём, но в чём-то похоже на мою историю. Что было – то прошло, а терять мне, как уже сказал, теперь нечего. Титулы не висят на мне бременем. Я сейчас очень уверен в себе. В последний раз такую уверенность я ощущал лет 15 назад, когда передо мной был мир, который мне ещё только предстояло завоевать. Никто уже не отнимет у меня того, чего я достиг в своей карьере. Это уже вошло в историю. Уверен, что в зал боксёрской славы меня бы всё равно включили, если бы я сейчас закончил карьеру. Я вполне мог бы сказать, что Фьюри – 27 лет, мне – под 40, я сделал всё, что мог, пусть теперь другие рвутся к победам. И все бы это приняли. Но в моих силах сделать мою историю лучше. Поскольку конец истории всегда должен быть хорошим, если же дело плохо, значит, это ещё не конец.