К биатлонистке сборной России Ирине Казакевич болельщики относятся неоднозначно. Она тяжело начала сезон, заняла 109-е место в первой же гонке и испытывала большие трудности. Однако всё-таки смогла отобраться в состав олимпийской команды и выиграла серебро в эстафете.
После Кубка СБР, на котором Ирина показала блестящие результаты, она дала большое и откровенное интервью «Чемпионату». Честно рассказала о том, как приходила в себя после антирекорда и почему не разговаривала с журналистами на старте сезона. Вспомнила свою паранойю на Олимпиаде и беседы на английском с Тириль Экхофф. А ещё – сразу несколько классных историй про Михаила Шашилова, которые могут поменять ваше к нему отношение.
«Достигла лимита по количеству ошибок»
– Ирина, вы показали прекрасный результат на Кубке СБР в Уфе – золото, серебро и бронза. Вам дважды удалось обойти Алимбекову, трижды – Резцову. Есть понимание, почему на российском уровне получается намного лучше, чем на мировом?
– Для меня сезон вообще начался очень тяжело. И бóльшая часть стартов на Кубке мира была очень напряжённой, потому что мне нельзя было ошибаться. Я достигла лимита по количеству ошибок уже в самом начале сезона, и права на новую ошибку уже не было.
Очень многие были против того, что я нахожусь в команде. Потому что результаты первого этапа были не соответствующими её уровню, плюс очень тяжело в плане стрельбы для меня прошли отборочные старты. Однако всё это – опыт. И я рада, что эти ситуации со мной произошли, и я смогла с ними справиться. Такие ситуации и делают спортсмена ещё более сильным.
В прошлом году в январе у меня были проблемы – я заболела, поэтому попала на чемпионат мира тренерским решением. В этом году я уже не имела права на это. Мне нужно было попасть на Олимпийские игры своими силами, чтобы никаких вопросов по мне не было, и так было бы легче для моего тренера, ведь про него всегда говорят, что он тащит своих спортсменов. И в итоге на Олимпийских играх я была в команде заслуженно и показала достойные результаты.
Фото: РИА Новости
Последние два года были очень напряжёнными. Говорят, что Свердловской области проще, потому что в команде наш тренер Михаил Викторович Шашилов, но, на самом деле, это не так. На нас, наоборот, возлагается ещё больше ответственности. И когда Олимпийские игры прошли, я, наверное, отпустила всю эту ситуацию. Приехала домой, до Уфы уже спокойно потренировалась, выдохнула, и, скорее всего, вот этот выдох и дал мне такой результат.
– На старте сезона в Эстерсунде вы практически установили антирекорд сборной России. Что вам сказал тренер, после того как вы финишировали на 109-м месте?
– Это один из тех моментов, когда тренер пытается найти какие-то решения и особенные слова, а не просто «не переживай». Это очень сложно. Я даже не знаю, как он смог сделать так, что я уже через две недели в Хохфильцине показала свой лучший результат. Он смог найти слова, определённый подход к тренировкам, и это помогло вывести меня из сложной ситуации.
Да и я сама пыталась пробовать различные методики из области психологии. Сейчас я учусь в магистратуре на факультете психологии, и всё это помогло мне понять себя в тот момент.
– В определённый момент на Кубке мира вы не давали комментарии журналистам. Почему?
– Да, в начале сезона. Когда я только приехала на Кубок мира, на одном интервью мне сказали: «В прошлом сезоне в Эстерсунде у вас был худший результат». А уже через два дня я показала такой же результат в том же Эстерсунде. Конечно, это не связано напрямую. Но каждый раз, в каждом интервью, которое могло бы быть, мне бы указывали на какие-то мои ошибки и осечки и заставляли бы меня ещё больше думать обо всём плохом. Поэтому мне Михаил Викторович однажды сказал: «Всё, ты не даёшь интервью, я дал указание «Матч ТВ», чтобы они к тебе не подходили, тебя не трогали. Тебе так будет спокойнее». И мне на самом деле было спокойно. Я немножко от всех отстранилась, и это мне помогло, а значит, это решение было правильным.
«У меня достижение – три раза разговаривала с Тириль Экхофф»
– На сайте СБР указано, что одно из ваших хобби – изучение языков. Хорошо знаете английский?
– Я учу английский язык, но во время Олимпийских игр приостановила уроки. Однако на этапах Кубка мира я ещё занималась. Сейчас хочу возобновить занятия. Когда приехала готовиться к Тюмени в Сочи, подумала – наконец-то я займусь учёбой и английским.
– А сейчас можете без переводчика дать интервью на английском или пообщаться со спортсменами из других стран?
– Интервью дать смогу, но если будет шумно, мне пока будет сложно сориентироваться. Разговаривать могу, но на самые простые темы. В этом сезоне у меня было достижение – в Китае я раза три раза разговаривала с Тириль Экхофф. Это был большой шаг вперёд для меня (смеётся). Приятно переступить через этот барьер, когда ты знаешь язык, но боишься или стесняешься что-то сказать.
Фото: РИА Новости
В прошлом году первой из спортсменов, с кем я заговорила на английском языке, была как раз Тириль. На Олимпиаде в Китае я рассказала ей эту историю, и она сказала: «Да, я помню тебя», и после этого мы всегда здоровались, она что-то спрашивала. Это очень круто. У меня сразу поднимается настроение.
– С кем-то ещё из иностранцев общаетесь, переписываетесь?
– Когда объявили, что некоторые соцсети блокируется, мы начали выкладывать ссылки на телеграм-каналы, чтобы оставить какую-то связь. И мне написала в «Телеграме» Сьюзан Данкли. Меня это очень сильно удивило, потому что до этого мы могли максимум сказать друг другу «привет». Она спрашивала, правда ли у нас отключают «Инстаграм», спросила, как у меня дела.
Общалась с Клэр Игэн, она – член комитета спортсменов и разговаривает по-русски. На Кубке мира со всеми здороваюсь, все очень приветливые.
– После того как Россию и Беларусь отстранили, вы следили за Кубком мира?
– Да, я следила за результатами в Контиолахти. Когда увидела фотографии с эстафеты, поняла, что нам было бы очень тяжело выступать, потому что все биатлонисты хотели поддержать украинских спортсменов и выходили с наклеенными флагами. Я думаю, что ненависти к нам не было бы, но мы бы чувствовали эту атмосферу. И наверняка нам бы задавали неудобные вопросы, ответы на которые мы не знаем. Было обидно, что мы не участвуем, но если бы мы выиграли, что бы было? Если бы Россия оказалась на пьедестале в тот день, вряд ли это стало бы радостным событием для многих болельщиков. Поэтому, наверное, было правильно, что мы остались дома.
«В крайнем случае перейдём на ижевские винтовки»
– Сейчас вы стреляете из немецкой винтовки. Нет ли опасения, что теперь из-за санкций будет затруднена покупка патронов и возникнут проблемы с обслуживанием оружия?
– Есть и российские патроны, которые подойдут под наши винтовки. Возможно, будет сложнее, так как раньше мы всегда вывозили оружие на тестирование и замену материалов. В крайнем случае мы все перейдём на ижевские винтовки или, как делают некоторые спортсмены, будем дополнять отечественное оружие немецкими деталями и наоборот. Надеюсь, наши тренеры и оружейники что-нибудь придумают и с этим не будет проблем.
– Кстати, в какой момент биатлонист решает, из какой винтовки он будет стрелять? В детстве наверняка в России все стреляли из ижевского оружия.
– Чаще всего это решает не спортсмен, а тренер. Многое зависит и от возможности региона, всё-таки ижевские винтовки в 3,5 раза дешевле немецкого оружия. Хотя российское оружие намного проще в использовании. Оно не так часто ломается, особенно спусковые механизмы, затворы.
Где-то в 2014-2015 годах была очень хорошая партия ижевских винтовок. Но сейчас, не знаю, с чем это связано, всё больше биатлонистов переходят на немецкое оружие. Раньше российские стволы были очень высокого качества, особенно та конкретная партия. Ребята нашей региональной команды до сих пор бегают с этими винтовками, потому что они не ломаются. И какие-то элементы, и сама стволовая коробка очень хорошего производства. Что потом случилось, не знаю, но когда у нас появилась возможность, то решили перейти на немецкие стволы.
– Реально ли профессиональному биатлонисту за одно межсезонье поменять оружие?
– Да, это реально, мы все через это проходили. Нереально, это когда ты бегаешь с ижевской винтовкой, а перед стартом тебе дают немецкую и говорят – беги. У меня была такая ситуация, и это очень сложно, потому что там немного разные механизмы смены обоймы.
Однажды, как раз в Ижевске, моя винтовка сломалась прямо перед стартом эстафеты. Я бежала первый этап, и мне пришлось взять винтовку девочки, которая была на третьем этапе. А она в два раза меньше меня по объёму, росту, но на тот момент у нас не было запасной винтовки. Кроме того, она стреляла с немецкой, а я с ижевской. Девочка пристрелялась, потом я за минуту до окончания пристрелки сделала для себя поправку и побежала в гонку. Там ещё и упала, но оружие не повредилось. Это была очень нервная эстафета, но я сделала по одному промаху и лёжа, и стоя. На тот момент это было даже лучше, чем когда я стреляла из своей винтовки (улыбается).
«Шашилов больше времени уделяет нам, чем своим детям»
– Вашего тренера Михаила Викторовича Шашилова нещадно критиковали в течение всего сезона. Что вы чувствовали в эти моменты?
– Всё, что показывали по российскому телевидению, я не видела. Ни одну программу «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» в сезоне я не посмотрела. До меня только доходило что-то от родных и знакомых, кто за этим следил. Я знала, что к нему такое отношение, мне задавали вопросы по этому поводу. Но ни мне, ни ему не надо доказывать, какой он хороший или что-то ещё. Главное, что это знаю я, он и люди, которые его поддерживают.
Когда мы шли после тренировки в Уфе, к нему подошли обычные болельщики и сказали: «Оставайтесь в команде, не вздумайте уходить. Не слушайте, что о вас говорят. Мы вас поддерживаем». Наверное, особенно неожиданным это было для него самого. Потому что он и сам понимал, что критики было очень много. Но он такой человек – сказали и сказали, он пошёл дальше работать. Не доказывать же всем обратное.
Фото: Maja Hitij/Getty Images
– У вас есть объяснение, почему к нему такое отношение?
– Он тренер из региона. Его команда всегда доминировала, и это раздражает начальников из других регионов, которые не могут сделать то же самое и наладить эту работу. У него не получилось наладить что-то в сборной, хотя он очень хотел изменить подход спортсменов к тренировкам. Но тяжело тренировать не своих спортсменов, которые не всегда понимают его посыл. У него своеобразная манера объяснять, и к этому нужно привыкать.
В региональной команде ему проще, потому что всё в его руках. Если он не смог организовать переезд, гостиницу – вся ответственность лежит на нём. А тут были факторы, которые от него не зависели. Может быть, он от этого ещё больше огорчался.
В то же время все прекрасно видят, что девчонки из Свердловской области – Шевченко, Воронина (Дербушева), Миронова, Казакевич — мы всегда были в сборных командах. Начиная с детей. Мы не появились откуда-то в последние два года, когда он пришёл в команду. Откройте любой протокол, начиная с младших девушек – мы всегда показывали результат.
– Призёр Олимпиады-1992 Елена Чепикова рассказывала, что Шашилов относится к воспитанникам, как к своим детям, и всегда помогал даже на бытовом уровне.
– Да, это происходит на протяжении всего времени, что я нахожусь в Екатеринбурге. Это было всегда. Он больше времени уделяет нам, чем своим детям. Конечно, мы хотим, чтобы он чаще был дома, посвящал время своей семье. Но он привык постоянно заниматься нашими делами, даже сейчас, когда мы все уже взрослые.
Когда мы были маленькими, каждые выходные на сборах мы проводили или в кино, или в театре. Когда были в Геленджике, ездили в дельфинарий, на прогулки на яхте. У нас не было на это никаких средств, но он каждый выходной день собирал всю команду и придумывал какие-то интересные занятия. Он всегда организовывал все дни рождения, праздничный стол. И мы праздновали как в кругу семьи. Многие спортсмены, которым рассказываю об этом, удивляются, как такое возможно, что тренер этим занимается? А мы, наверное, уже привыкли к этому.
Даже в училище олимпийского резерва в нашей с Тамарой Дербушевой комнате был сделан очень хороший ремонт. Мы хорошо пробежали какие-то соревнования, и за это он, с помощью спонсоров, всё организовал, и нам в комнате сделали ремонт, поставили новую мебель. И до сих пор фотографии нашей комнаты есть на сайте училища олимпийского резерва как показательные. Мы жили в идеальных условиях. Большая благодарность ему за это.
Он очень не любит, когда про него что-то такое говорят. Потому что он такой человек – он делает, но не ждёт, что ему что-то дадут взамен. Единственная обратная отдача для него – это наши результаты, наш рост.
Фото: Lars Baron/Getty Images
«Бин Дунь Дунь по талонам»
– Какие эмоции остались от Олимпиады?
– В целом осталось много положительных эмоций, несмотря на ковидные ограничения.
Первая неделя была очень нервозной из-за прохождения тестов. Лера Васнецова сдала положительный тест, а я все этапы, начиная с декабря и вплоть до Олимпиады, жила с ней. И только когда перед Китаем приехали в Москву, мы жили по одному на изоляции.
И перед вылетом в Пекин мы три дня никуда не выходили с территории и очень мало контактировали. Еду нам приносили в номер, мы виделись только с утра на тесте. Я, наверное, больше с тренером общалась, потому что мы решали вопросы по документам и сидели с телефонами.
Когда она сдала положительный тест, а мы с тренером отрицательные, то сидели и ждали, когда же нас накроет. Был страх, что со мной произойдёт такая же ситуация и я не смогу пробежать ни одной гонки. Все девчонки рассказывали, что до первой гонки все ходили в напряге, в трёх масках, никто ни с кем не общался. Потом немного отпустили ситуацию, и жить стало легче.
– Как поддерживали Валерию Васнецову, когда на Олимпиаде она попала в изолятор?
– Когда всё произошло, я сразу ей написала, но она сказала, что пока не хочет общаться. И я её понимаю – ей было тяжело. Потом мы созвонились, и пару раз я приносила ей вещи, оставляла под дверью. У меня была настоящая паранойя, я надевала перчатки, капюшон, маску и шла в комнату, чтобы взять её вещи.
Думаю, что для неё это был очень тяжёлый момент в карьере. На неё это сильно повлияло. Я очень надеюсь, что она сможет выбраться из этой ситуации.
– Вы успели купить себе сувениры в Китае?
Все просили привезти Бин Дунь Дуня. Когда мы только приехали, зашли с тренером в магазин и решили, а зачем сейчас покупать, у нас же ещё целая Олимпиада впереди, потом зайдём и купим. А потом резко всё пропало, Дунь Дуней не было.
Уже в конце Олимпиады мы с тренером снова пришли в магазин, а нам дают талоны и говорят приходить в пять вечера, и они выдадут нам Дунь Дуня по талону.
Я сказала, чтоб дали сейчас, потому что видела, что они лежат в коробках. И они мне дали, а тренеру красного Сюэ Жун Жуня, а он не такой прикольный, как Дунь Дунь. Я говорю: «Нет, нам нужно ещё такого». Они были недовольные, но и второго Дунь Дуня нам отдали.
На Олимпиаде тренер жил в другой деревне, и он постоянно говорил, что пошёл в сувенирный магазин. У меня было ощущение, что он всю Олимпиаду в свободное время ходил за этими сувенирами (улыбается). Мне запомнилась эта олимпийская охота за Дунь Дунями, как мы приходили и выпрашивали у продавцов эти сувениры.