8-9 мая в Зальцбурге завершились слушания специальной комиссии IBU по делу трёх российских биатлонистов, обвиняемых в употреблении допинга. Завершились достаточно предсказуемо. Российской стороне сразу дали понять, что она играет на чужом поле, отказав в возможности привлечь собственных экспертов и позволив участвовать лишь в качестве наблюдателя.
Генеральный секретарь IBU Николь Реш намерена добиваться двухлетней дисквалификации для Ахатовой и Юрьевой и четырёхлетней для Ярошенко – ввиду наличия трёх положительных проб, последняя из которых датируется уже 2009 годом, когда в силу вступил новый кодекс ВАДА.
В ожидании приговора
Любопытной деталью, предвещающей это мероприятие, стал тот факт, что международная федерация прислала поправки к документам по делам Ахатовой, Юрьевой и Ярошенко лишь за день до начала слушаний, тем самым нанеся удар по уже подготовленной защите российской стороны. А когда вместо исполнительного директора СБР Елены Аникиной в Зальцбург отправился пресс-атташе Дмитрий Лоев, стало окончательно ясно, что главное сражение за своих спортсменов СБР вынужден отложить или вовсе отменить.
Официальный приговор нашему трио IBU должен объявить на этой неделе. Генеральный секретарь IBU Николь Реш намерена добиваться двухлетней дисквалификации для Ахатовой и Юрьевой и четырёхлетней для Ярошенко – ввиду наличия трёх положительных проб, последняя из которых датируется уже 2009 годом, когда в силу вступил новый кодекс ВАДА. Аргументация более чем спорная, поэтому у российской стороны есть неплохие шансы добиться снижения дисквалификации Дмитрия до двух лет. Но устроит ли такое самих спортсменов? Ведь для Ярошенко и Ахатовой двухлетний срок с автоматическим пропуском сочинской Олимпиады – это фактически крест на карьере, а перспективы Юрьевой вернуться на прежний уровень также весьма туманны. Судя по последним интервью, адвокат спортсменов Тагир Самокаев по принципу «терять больше нечего» готов идти со спортсменами до конца. Но есть ли реальные шансы добиться их оправдания?
Безусловно, до получения окончательного вердикта IBU и завершения внутреннего расследования СБР даже и не заикнётся об обращении в Высший спортивный суд в Лозанне (СAS), но в конечном итоге выбор сделать придётся. Нельзя не обратить внимания на то, что в истории российского спорта в лозаннском суде ещё ни разу не удавалось добиться полного оправдания наших спортсменов по обвинениям в употреблении допинга, более того, некоторые судебные тяжбы выходили для них лишь боком.
Разгром лыжниц
Трансляция женской эстафеты на Олимпиаде 2002 года до сих пор стоит в памяти у всех любителей лыжного спорта. Отстранение от старта непобедимой на тот момент сборной России из-за повышенного уровня гемоглобина Ларисы Лазутиной стало для всех шоком и вызвало очередной всплеск теории антироссийского заговора, активно подогреваемой российскими СМИ. Победа нашей прославленной лыжницы в марафоне спустя несколько дней была воспринята как возмездие и торжество справедливости, однако и она не стала точкой в этой истории. Буквально через пару дней в пробах Лазутиной и Ольги Даниловой, а также испанского немца Йохана Мюллега, выигравшего сразу три гонки, был найден дарбипоэтин. Причём вскоре выяснилось, что у Лазутиной была ещё одна положительная проба в декабре 2001 года, но об этом факте российская пресса предпочла умолчать. Причём МОК поначалу не стал забирать награды пойманных на допинге спортсменов, завоёванные до последнего олимпийского старта, однако наша сторона предпочла бороться за полное оправдание в СAS.
Для этого был приглашён известный адвокат Анатолий Кучерена, строивший защиту на попытках обосновать ошибочность и противоправность применённой методики тестирования на дарбипоэтин. Однако международный суд счёл аргументы российской стороны недостаточными и признал наличие у лаборатории сертификата ВАДА для тестирования на ЭПО достаточным и для проведения анализа на дарбипоэтин. Более того, спортсменки были лишены всех завоёванных в Солт-Лейк-Сити наград, а заодно пострадал и смирившийся с первоначальным мягким вердиктом Йохан Мюллег. Ситуация очень напоминает нынешнее «дело биатлонистов» тем, что впервые тесты на Кубке мира проводились не в соревновательный день, что противоречит действовавшему на тот момент законодательству ВАДА, и тем, что обнаруженный препарат отличается от классического варианта эритропоэтина. Это дело стало первым крупным судебным процессом по делам допинга и примером того, как первоначальный приговор может быть ужесточён по итогам слушаний.
Полупоражение гимнасток
В 2001 году на Играх доброй воли в пробах российских гимнасток Алины Кабаевой и Ирины Чащиной был найден фуросемид, относящийся к классу диуретиков, которые фигуристы, гимнасты и прыгуны нередко используют, чтобы удержать вес. Поначалу наличие запрещённого препарата наша сторона объясняла употреблением пищевых добавок, которые якобы содержали фуросемид. Однако анализы антидопинговых лабораторий Кёльна и Монреаля показали отсутствие фуросемида в указанном препарате, что повлекло дисквалификацию наших спортсменок.
Летом прошлого года прогремела самая мощная «бомба» накануне Олимпиады: семь россиянок обвинили в подмене допинг-проб. Трудно представить, как спортсменки могли осуществить подмену проб без сговора с допинговыми офицерами, однако вопрос вины последних даже не рассматривается, более того, ВАДА отказывается называть их имена.
Впоследствии при рассмотрении дела Кабаевой и Чащиной в Лозанне срок дисквалификации удалось сократить до одного года, так как Международная федерация художественной гимнастики нарушила правила взятия проб. Любопытно, что тогда интересы российской стороны защищал нынешний адвокат биатлонистов Тагир Самокаев, который до сих пор считает тот процесс победным для себя. Недавно опыт Самокаева с успехом использовали финские адвокаты Кайсы Варис, добившись полного снятия дисквалификации со своей подопечной. Процедурных ошибок на сей раз IBU сумел избежать, а найти другую зацепку Самокаеву будет гораздо труднее.
Счастливый билет Ольги Егоровой
Единственный громкий случай, когда обвиняемая в употреблении допинга российская спортсменка доказала свою невиновность, произошёл в 2001 году накануне чемпионата мира по лёгкой атлетике в Эдмонтоне. Тогда проба А Ольги Егоровой дала положительный результат на ЭПО, после чего ряд соперниц, в том числе знаменитая румынка Габриэла Сабо (по иронии судьбы позже сама обвинённая в употреблении допинга), грозились не выйти на дорожку с Егоровой.
История, тянувшая на один из главных скандалов года, завершилась хеппи-эндом. Пробу В нашей бегуньи лаборатория так и не смогла проанализировать, вынудив ВАДА снять с неё все обвинения. Здесь более уместно говорить о везении, однако российские СМИ преподнесли сей факт как доказательство невиновности спортсменки в противофазе с нашумевшим деломХэмилтона 2004 года, представленным в нашей прессе едва ли не в качестве умышленного уничтожения пробы в результате проамериканского сговора.
Офицер всегда прав
Лёгкая атлетика вообще вышла в лидеры по числу допинговых скандалов с российскими спортсменами. Летом прошлого года прогремела самая мощная «бомба» накануне Олимпиады: семь россиянок обвинили в подмене допинг-проб. Федерация лёгкой атлетики, наученная горьким опытом прошлых лет, предпочла не идти на конфликт с ВАДА и выписала минимально возможное в таких случаях двухлетнее отстранение спортсменок, что впрочем, не удовлетворило ни их самих, ни международную федерацию, требующую четырёхлетнего наказания. С момента подмены проб уже прошло два года, однако отстранение спортсменок продлено и тяжба в CAS продолжится как минимум до конца мая.
Трудно представить, как спортсменки могли осуществить подмену проб без сговора с допинговыми офицерами, однако вопрос вины последних даже не рассматривается, более того, ВАДА отказывается называть их имена. Аналогично и сотрудник лаборатории, готовивший по делу биатлонистов документы для СБР и допустивший существенную ошибку, также не понесёт наказания. Ведь это только в отношении спортсменов действует презумпция виновности, а «святая инквизиция» всегда имеет право на ошибку. Такую политику ВАДА с позиции силы в олимпийском движении оспорить некому.
ВАДА вход воспрещён
Исключением из общего правила являются лишь независимые коммерческие структуры вроде профессиональных американских лиг (НФЛ, НБА, НХЛ и др.), которые могут за применение серьёзных анаболиков отстранить игрока всего на 20 матчей (два с небольшим месяца), и профессиональный бокс, стандартная дисквалификация в котором составляет полгода, при том что средний интервал между боями – четыре месяца. О внесоревновательном контроле и слежке за частной жизнью спортсмена не может идти и речи. Даже ФИФА, которая входит в олимпийскую семью, может диктовать свои условия антидопинговому агентству. В частности, пресловутая система АДАМС была отвергнута футболистами как нарушающая права человека и неприменимая для игровых видов спорта. Здесь уже позиция силы на стороне ФИФА, для которой возможное отстранение от Олимпиад скорее избавит от ряда внутренних проблем, чем станет серьёзным наказанием.
Однако биатлон пока ещё не может быть самодостаточным видом спорта, а потому вынужден подчиняться общим правилам, какими бы несправедливыми они ни казались. Тем более что у биатлонистов нет мощного профсоюза, как в американских профессиональных лигах, способного отстаивать их права в любых инстанциях. Более того, позиции россиян, в открытую критикующих современную антидопинговую политику, диаметрально противоположны мнениям иностранных коллег, готовых принять любые ограничения личной свободы ради усиления контроля за допингом. Отсюда и негативное отношение к российскому спорту со стороны ВАДА и международных федераций.
Лишь в этом году проблема допинга в российском спорте была рассмотрена на высшем государственном уровне. Несколько положительных проб на национальных чемпионатах по лёгкой атлетике и биатлону показали, что дело сдвинулось с мертвой точки. Раньше подобное было сложно представить – и вовсе не потому, что наш спорт абсолютно чист. В вопросах защиты спортсменов на национальном уровне хороший пример нам подаёт Испания, чьё правительство одобрило королевский указ, разрешающий спортсменам игнорировать допинг-контролёров, пришедших за пробой в период с 11 часов вечера до 8 часов утра. Эта мера относится как к гражданам Испании, так и тем спортсменам, которые живут или тренируются в Испании.
Ведь это только в отношении спортсменов действует презумпция виновности, а «святая инквизиция» всегда имеет право на ошибку. Такую политику ВАДА с позиции силы в олимпийском движении оспорить некому.
Судиться или не судиться?
Этот вопрос будет волновать биатлонную общественность все ближайшие дни. Негативный опыт прошлых лет скорее говорит о том, что, возможно, проще было бы уйти с минимальными потерями, согласившись с вердиктом IBU или попытавшись добиться минимального двухлетнего срока для Дмитрия Ярошенко. Однако сами спортсмены, скорее всего, решат идти до конца. Поддержит ли их в этой позиции СБР? Пока руководство федерации старается избегать резких заявлений, подчёркивая в каждом релизе желание разобраться в этой истории до конца, получив максимально объективную картину происшедшего. В этом уже положительное отличие от некоторых чиновников старой формации, которые сначала заявляли о готовности отстаивать спортсменов любой ценой, а затем лишали их поддержки в самый важный момент.
По итогам опроса на одном из спортивных сайтов почти четверть опрошенных верит в то, что наших биатлонистов удастся оправдать полностью, что с учётом реалий выглядит очень оптимистично. «Если ребят удастся оправдать – это будет чудом», – сдержанно оценивает шансы предыдущий президент СБР Александр Тихонов. И это несмотря на то, что Тихонову дважды удавалось доказать невиновность российских биатлонистов. Для Михаила Прохорова этот вопрос станет самым серьёзным испытанием на посту президента СБР, по сравнению с которым разрешение контрактного спора с командой и реструктуризация СБР покажутся пустяками. В отличие от допинговых споров со всем этим он сталкивался, управляя профессиональными клубами. Хочется верить, что на сей раз профессионализм и расчёт спортивных руководителей возьмут верх над эмоциями и верой в чудесное спасение, и если дело и дойдёт до Высшего спортивного суда, то лишь при наличии у юристов неоспоримых доказательств собственной правоты.