Беседовать с Владимиром Гомельским столь же просто, как и танцевать польку – главное не наступать ему на ноги, чтобы потом не получить по носу. Разумеется, словесно. То, что один из самых уважаемых и известных комментаторов может врезать, наслышаны многие – спросите баскетболистов сборной России, если не верите, – но мало кто представляет насколько приятно его слушать. Ещё и потому что, отвечая на самые простые вопросы, маэстро не стесняется уходить в сторону и развивать тему без уточнений; подобно Марти Макфлаю с лёгкостью переноситься во времени; интеллигентно травить малоизвестные анекдоты; сухо повествовать о женских оргазмах, и тут же с улыбкой говорить о религии; раскрывать семейные тайны, которые другие предпочли бы оставить при себе; идти в контратаку и заставлять чувствовать неловкость; называть вещи своими именами, не пытаясь кому-то понравиться и даже немного хвастаться. С этого, собственно, и начался диалог, если оставить за скобками пассаж о видах кофе, после поданной гостю редакции чашечки эспрессо.
«У меня пять работ, но если предложите шестую – не откажусь»
– Хотите похвастаюсь? В сентябре 2015 года в Штатах вышла книга, которая называется «Basketball coaches textbook». Весь баскетбол разбили на 21 составную часть. Каждая из глав написана лучшими наставниками Америки, причём не только теми, кто имел счастье тренировать в НБА, но и в студенческом баскетболе. Я ничего более интересного о баскетболе не читал. Счастье, что издательскому дому «ЭКСМО» по моей наводке удалось купить права на неё. Сейчас над ней работает переводчик. Я же курирую фактуру. Уже отредактировал 11 глав, то есть чуть больше половины. Даст бог, к Новому году сделаем баскетбольной общественности подарок. Я знаю, что детские спортивные школы не имеют в своих бюджетах денег, чтобы закупать книжки, но, может быть, нам удастся договориться о том, что стоимость этой книги составит менее 500 рублей. Вообще, я бы рекомендовал её к прочтению каждому тренеру – от новичков до заслуженных.
– Для вас перевод данного произведения является долгом и делом чести?
– Не секрет, что я сотрудничаю с «ЭКСМО». Издательство переиздало книгу папы «Библия баскетбола. 1000 баскетбольных упражнений», выпустило мою «Как играть в баскетбол». Сейчас я пишу ещё одну. И вот когда мы договаривались о ней, возник разговор, чтобы я порекомендовал им какое-то количество американских спортивных книг. А благодаря многочисленным друзьям по ту сторону океана я остаюсь в курсе событий. Однажды мне и привезли эту вещицу. И когда я взял её в руки и просто пролистал, понял, что это находка. Потом выяснилось, что цена копирайта книги – а правами на неё владеет The New York Times – не очень высока для России, то её тут же приобрели.
– А если бы выходило дорого, не стали бы?
– Сложно гадать. Издательский дом – коммерческое учреждение. Я ругаюсь, потому что они мне мало за книжки платят, а они деньги зарабатывают ведь и на моём имени в том числе. И на этой, дай бог им здоровья, заработают. А дальше я буду искать ещё, потому что в Сербии в январе 2016 года вышла книжка под редакцией Душана Ивковича. Я ещё в руках не держал, но по-сербски читать легко, проглочу быстро.
– То есть можно с уверенностью сказать, что на старости у вас работы в удовольствие будет достаточно?
– Не хвастаюсь, но я работаю в пяти местах. На одном канале, на другом канале, преподаю на журфаке МГУ, сотрудничаю с «Советским спортом» и консультирую ещё одну частную компанию. И у меня на всё хватает время. И сказать, что это тяжёлая физическая работа, я не могу. Когда было НБА на «НТВ-плюс», мне приходилось вкалывать ещё три ночи в неделю, вот это было утомительно. А так как я живу сейчас, это нормально. Если у вас есть предложения, я ещё и шестую возьму.
«Я добрый преподаватель. Ругаться – ругаюсь, но ни разу «неуд» никому не поставил»
– Раз уж вы заговорили о журфаке МГУ, то в каком состоянии, на ваш взгляд, находится отечественная журналистика?
– Постойте. О какой журналистике мы говорим?
– О спортивной, разумеется…
– У нас есть такие люди, как Лена Вайцеховская – золотое перо спортивной журналистики. А есть… наверное, не стоит называть фамилии – люди, которые находятся значительно ниже. Как-то давно я смотрел КВН, и была замечательная острота, что шкала юмора очень велика – от Аркадия Райкина до Бориса Брунова. Думаю, вы поняли, что я имею в виду.
– Вы не совсем поняли, вопрос был о студентах.
– В сентябре начнётся очередной учебный год, уже шестой по счёту для меня. Мои выпускники – 4-й курс. Я им читаю спецкурс по спортивной журналистике на радио и телевидении. Ко мне приходят дети очень разного уровня подготовки. Некоторые не могут объяснить мне, почему они выбрали спортивную журналистику. И я их понимаю, потому что слыву добрым преподавателем.
– Вряд ли вам читатели поверят…
– А вы спросите. Я ведь ни разу «неуд» никому не поставил. Ругаться – да, ругаюсь, а двойки обхожу стороной. Для меня эта работа имеет перспективу – хочется, чтобы такой вуз, как МГУ, создал наконец кафедру спортивной журналистики. Что касается ребят, то встречаются удивительно одарённые и талантливые. Три человека из моей группы, несомненно, если бы захотели, могли бы прямо сейчас прийти на любой канал, в дирекцию или редакцию спортивных программ и им можно было бы поручить самостоятельную работу. У них нет опыта, но есть живой, интересный, оригинальный, отличающийся от моего взгляд на спорт и его проблемы. Мне в кайф не только играть с ними в ролевые игры, но и общаться!
– Тренером вы были таким же?
– Я придавал огромное значение мотивации. Мне кажется, палку сильно перегибал. Если бы сейчас вернулся к тренерской работе, наверное, гораздо меньше обращал на это внимание. Какая разница, какое место займут дублёры ЦСКА в первенстве СССР среди дублирующих составов? А вот если из своей команды я двух человек порекомендую в основной состав, а команда займёт при этом 6-е место, я – гений. У меня так ни разу не получилось, я всё время гнался за условным «золотом».
– Так вы ведь тренировали в совершенно другое время…
– После неудачи в Мехико у нас на кухне, на «Соколе», руководитель комплексной научной группы сборной СССР по баскетболу – уже тогда профессор – Сергей Преображенский, мой папа и Юрий Озеров сидели, ругались матом, пили водку, нет – коньяк пили, а я уши развесил и слушал. Ведь раньше, как было, планировали не только какое место на Играх займёт национальная команда, но и то, как она этого достигнет. То есть сколько дней учебно-тренировочных сборов, какой направленности, какого рода им нужны спарринг-партнёры, какие показатели технико-тактические на каждое амплуа запланированы, как этого добиться. Это была стопка высотой в полметра листов формата A4. Я это к тому, что принтеров не было, от руки всё писали! Но как это было полезно! Раньше тренеры сами ездили в Иркутск, Усть-Каменогорск отсматривать молодёжь, сами занимались селекционной работой, что сейчас звучит диковато. Вот посмотрите, как работают скауты клубов НБА, этому надо учиться.
Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»
«Есть какой-то хрен моржовый, который считает, что меня нужно убить за то, что я антисемит»
– Ваше любимое спортивное издание?
– Начинаю свой день с того, что покупаю «Спорт-экспресс» и «Советский спорт». В связи с тем, что с последним я сотрудничаю, ещё и их сайт читаю. Кроме того, в ходе общения с любителями баскетбола в своих конференциях частенько приходится знакомиться с материалами, ссылки на которые люди присылают. Ведь говорить-то нужно на одном языке. К тому же я по своей натуре сова. Обычно раньше двух часов ночи я спать не ложусь. Поэтому вечерами хватает свободного времени для того, чтобы ознакомиться с американскими газетами, которые к этому моменту в Штатах уже выпускают свежие номера. Я не читаю «Нью-Йорк Таймс» или «Чикаго Трибьюн», но регулярно просматриваю их спортивные разделы. Всего я слежу за пятью американскими изданиями, включая два вышеупомянутых. И скажу вам так, толковее всего пишут о баскетболе в «Бостон Глоуб». А вообще мне нравится, что за сравнительные копейки, покопавшись в электронном архиве американских изданий, можно выудить интереснейшую информацию и восстановить какие-то моменты, о которых ты запамятовал.
– То есть вы не из тех людей, кто живёт прошлым…
– Абсолютно. У меня отличная память, и я её подпитываю, но нужно оставаться в теме. Я отлично помню звёзд НБА 1980-х. Поэтому когда какой-нибудь молодой человек 1997 года рождения начинает в Интернете мне с пеной у рта доказывать, что Коби Брайант – лучший атакующий защитник в истории баскетбола, выхожу из себя. Таким мне хочется сказать: «Вот вам ссылки – почитайте!» Бывают и другие, которые целенаправленно интересуются какими-то специализированными вопросами. С такого рода людьми общаться мне нравится, ведь я всё-таки педагог.
– Складывается впечатление, что вы теоретик – для вас важнее сам процесс, а не результат?
– Какой у меня, комментатора, может быть результат? В конференции вы напишете: «Владимир Александрович, опять гениально!». Спасибо, но это тебе понравилось, а есть какой-то хрен моржовый, который считает, что меня нужно убить, за то, что я антисемит. Правда, смешно? Мне же написали, причём написали три человека, после того как я откомментировал стамбульский матч ЦСКА – «Маккаби», мне написали, что я должен пойти к Стене Плача, повиниться, попросить у господа прощение. Я же не могу объяснить каждому уроду, что я крещёный от рождения, я православный, несмотря на то что полужидок. Папа в синагоге не был ни разу в жизни, правда, и в церковь не ходил.
«…приехал Яков Соломонович – папин отец, и повёз Вовку в синагогу обрезать»
– Где вас крестили?
– Я эту историю только со слов бабушки знаю. Родился я 20 октября 1953 года в Питере на Петроградской стороне. Там была такая клиника профессора Тура, от того дома, где у бабушки с дедушкой квартира. Деда выпустили под амнистию на смерть Сталина, он как раз в первых числах октября из Красноярского края успел доехать. А папа был на каких-то соревнованиях, как водится. Я родился очень крупным, 5,5 килограмма весил, рост – 58 сантиметров. И поэтому нас с мамой продержали в роддоме не 6 дней, как всех, а 10. И вот выписывают 30 октября, мама везёт меня не в папину квартиру – многонаселённую коммуналку, где обитают дед, Женька, Лида, а к своей маме – на Садовую. Там двухкомнатная, бабушка одну комнату тут же для меня освободила.
Папа приезжает с этих соревнований, зная, что жена и новорождённые на Садовой. Едет с вокзала прямо туда, но не застаёт. И он спрашивает тёщу: «Никса, а где Ольга?», Ольга – это моя мама. Бабушка говорит, что приехал Яков Соломонович – папин отец — и повёз Вовку в синагогу обрезать. Я не знаю, что у отца в голове замкнуло, но понимая, что его родители люди небогатые, повезут на трамвае с пересадкой, он хватает такси и у ступенек синагоги перехватывает всю процессию, объясняет своим родителям, ну, в его манере, куда им ехать дальше, а меня возвращает на Садовую. Проходит несколько дней, он вновь уезжает на следующие соревнования, мама куда-то отлучается и бабушка, рассудив, раз ребёнка не обрезали, нужно крестить, отправляется в церковь. А на Садовой рядом Владимирский собор… Вот поэтому я и Володя. Меня окрестили там, на 12-й или 13-й день.
– Весёлая история…
– Не то слово – смешная, до колик в животе. И, честно говоря, это очень правильно, потому что мой прадед – отец бабушки, Нины Яковлевны – православный священник. Он закончил сначала в Петербурге семинарию, потом петербургскую духовную академию, получил первое назначение в Башкирию крестить местных. Вот там нашёл себе жену, мою прабабку, она нарожала 13 детей – 9 девочек и 4 мальчика, из которых, к сожалению, только один с войны вернулся. Близняшек среди них не было, но моя бабушка и её сёстры были все на одно башкирское лицо. Кстати, у нас тут ещё одна смешная история, его ведь звали – Яков Петрович Соболев, протодьякон Яков. Он был настоятелем церкви святого Великомученика Иова на Волковское кладбище. И был одним из немногих священников в русской православной церкви, который ни разу в жизни не имел неприятностей с советской властью, по очень смешной причине: он отпевал маму Ленина, которая на том кладбище и похоронена.
А у нас там семейное кладбище. Моя мама умерла в Москве, однако завещала похоронить себя там. Помимо неё в земле лежат Соболевы, Журавлёвы, а внуки и внучки уже под другими фамилиями. Мой дед – муж Нины Журавлёвой — погиб в первые дни блокады. И бабка поехала и нашла тело, он не похоронен в братской могиле, она нашла его в морге, уже при какой-то больнице, и привезла его. Лошадь нанимала, машин-то не было, привезла его на кладбище, где его отпели и похоронили. Бабка в этом плане была стальной. Но ласковой, она меня ни разу Володей не назвала за всю жизнь, Володенька, Володюшка – только так, уменьшительно-ласкательно. Но в баскетбол учила меня играть именно она.
– Как это случилось?
– Шесть мне было, в секцию не брали ещё. Мы же в Риге жили. Дедушка уже ушёл в мир иной – Яков Соломонович умер в 1961 году, через год после того как его вновь комиссовали из зоны. Он у меня мировой рекордсмен – три по 12 отсидел, профессиональный враг народа. В июне нас возили в Питер к бабкам на каникулы. Нас делили – Сашка жил на Петроградской у бабушки Фани, а я на Садовой у бабушки Нины соответственно. А она директор ДЮСШ «Спартака», у неё тренировки. Ну я и ходил с ней, мне мячик давали. А когда играли совсем маленькие девчонки, 11-летние, я к ним присоединялся.
Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»
«Какой ты на фиг баскетболист? Посмотри на себя в зеркало – ты маленький, иди, учись!»
– Папа как ваше увлечение воспринимал?
– Папа первый раз пришёл посмотреть, как я играю в баскетбол, когда мне было 12, в Риге. Потому что началось первенство города. И мой тренер, которому я благодарен за знание латышского языка, – он делал вид, что по-русски не понимает ни бельмеса, а я был единственным русскоговорящим в команде, – его позвал, потому что детско-спортивная школа была при рижском СКА. Папа пришёл, посмотрел, а потом отчитал за то, что я боялся идти в проход, дал наставления в своём стиле. Ну а потом в 17 поставил на мне крест, сказав: «Какой ты на фиг баскетболист? Посмотри на себя в зеркало – ты маленький, иди учись!».
– Ослушались?
– Если бы. Я до сих пор не знаю, кому мне свечку ставить, – в 1972-м какой-то идиот решил возродить Кубок СССР по баскетболу и сделать его летним! Сборная СССР готовится к Олимпиаде в Мюнхене, а ЦСКА должен играть, но у папы шесть человек в составе! И надо выиграть, у папы не было другой задачи. Ему нужен был второй разыгрывающий, и была очень смешная команда, у нас разница была в 10 лет. К Кулькову, Капранову и Клюке я мог обратить только по имени-отчеству, даже на площадке. Разыгрывающих – Едешко и Милосердова призвали в сборную, а мне в 1972-м идёт 19-й год, но вешу я всего 63,5 килограмма. То есть любое столкновение с «большим» сровни контакту с телеграфным столбом, вплоть до потери сознания. И мы выиграли. Играли с разъездом. Помню, я приговорил таллиннский «Калев». С тех пор считалась моя команда. И первый, и единственный раз в жизни отгрузил за ЦСКА «двадцатник». Но у соперников тоже защитников под знамёна национальной команды призвали, поэтому дело я имел с равными себе. Да и вообще в то время таллиннский «Калев» был самой пьющей командой Союза.
– При таком весе, наверное, летали, будь здоров! Хоть раз в жизни пытались забить сверху?
– У меня ни разу не получалось исполнить данк баскетбольным мячом. Я до сих пор лучше прыгаю с одной ноги, чем с двух. Поэтому ещё со времён ДЮСШ пытался забить сверху. Теннисным, гандбольным мячом – пожалуйста, а вот баскетбольным – никогда. Я правша, соответственно у меня толчковая нога левая. Мне было сложно не попасть под блок-шот. Причём понятно, что, если страхует под кольцом, грубо говоря, Володя Ткаченко, мне искать с ним контакт, то есть ловить его на плечо и бить дальней рукой бессмысленно, он меня и не почувствует, не заметит. Поэтому либо первый шаг приходилось делать очень длинный, либо второй, и вот это у меня получалось без пробежки.
– Вы бы в лёгкой атлетике не пропали, наверное…
– Я очень хорошо прыгал в длину. И бегал. На 400, 800 и 1500 метров. Помню, учился в седьмом классе и принимал участие в легкоатлетических соревнованиях на первенство Фрунзенского района – к тому моменту мы уже жили в Москве. И вот я выигрываю 800 метров, обойдя двух ребят, которые занимались в секции. Стою, значит, на финише, дышать нечем, согнулся, воздуха не хватает. Подходит тренер и пытается взять меня на карандаш. А тогда ведь форма была обыкновенная, без опознавательных знаков, только за пояс заткнута бумажка с фамилией. Я, будучи не в состоянии произнести ни слова, подаю ему эту бумажку, а он, прочитав фамилию, с поникшим видом говорит: «Гомельский? А, ну всё с тобой понятно».
«Какой-то идиот додумался зайти к нам в раздевалку с «розочкой»
– Ту же фразу с другой интонацией никто не произносил после нашумевшей драки ваших подопечных с грузинами?
– После того эпизода много разных слов было. Я ведь тренировал дубль ЦСКА. Там ведь как всё было: если бы мы в той встрече брали верх, становились чемпионами за два тура до конца. Оставалось играть минуты две, мы вели «+7», и капитан команды Вовка Воронцов совершил перехват. Убегает на кольцо, я ему ору: «Только сверху». Рост-то у него 188 см, и сверху он забивал исключительно с двух ног. И в момент, когда он набрал скорость и собирался прыгать, соперник толкает в спину. Вовка врезается в стойку и всем своим весом наваливается на руку.
– Перелом?
– Естественно, причём открытый. А у нас в команде был такой Шурик Ширшов. Рыжий, рост 202 см, весит килограмм 110, словом, Арнольд Шварценеггер отдыхает. Кулак с мою голову. Он этого мальчишку, грузина, толкнувшего Воронцова, к себе развернул и как вмажет в лоб! Хорошо не по носу. Глубокий нокаут. Грузины горячие, вскочили драться. А у меня помимо Ширшова два таких же парня на лавке – Андрей Красавцев и Витька Бережной. Ну я и… крикнул им: «Бейте их!». Ко мне подходит комиссар матча и говорит: «Володя, что ты делаешь?». Я ему ответил, что всё под контролем и успокоить своих игроков я смогу в считаные мгновения.
– Успокоили?
– Да. Милиция была на матче, мы встречу доиграли, одержали победу. Дисквалифицирующий фол дали грузину, толкнувшему нашего игрока, и Ширшову. В раздевалку после игры, как мне потом рассказали, хозяева решили сунуться. Какой-то идиот додумался прийти с «розочкой». Я потом у Ширшова спрашивал: «Как ты ему руку-то сломал?». «Владимир Саныч, вот просто взял и сломал», – ответил мне Шурик.
– На вид не поставило высшее начальство, не осуждало?
– Мы стали чемпионами первенства дублирующих составов. В мае меня вызывают на заседание спортивно-технической комиссии Федерации баскетбола СССР. А до этого была ещё одна драка: игроки московского и тбилисского «Динамо» отношения выясняли. Сидим: представитель ЦСКА полковник Дмитрий Стародубцев, я с Ширшовым, представитель грузин, их тренер Важа Мхеидзе и его ребята, представитель столичного «Динамо», тренер дубля Саша Скробот и его игрок. Там же был человек из ЦК ВЛКСМ, потому что про нашу потасовку три строчки написала «Комсомольская правда». «Кто здесь тренеры?» – спрашивает. Оказывается, профильного-то образования ни у кого и не было. Пришлось идти учиться, в том числе и мне. В 1980 году я окончил институт физкультуры. Что-то сдавал сам, где-то меня меняли.
Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»
«Не понимаю, как можно определить на четвёртой минуте матча, по какой схеме играет футбольная команда»
– Вы говорили, что вас раздражают читатели, которые не представляют, что до них тоже существовал баскетбол. А что вы не любите в работе коллег – баскетбольных журналистов?
– Когда они учат тренеров, что им нужно делать. Не перевариваю, когда начинаю читать подобного рода статьи.
– Почему этого делать нельзя?
– Сначала анекдот расскажу, навеяло вопросом. «Литва. Каунас. Урок географии в школе на следующий день после того, как сборная проиграла в четвертьфинале Евробаскета-2011. Учительница: «Ну а теперь, дети, расскажите мне, где находится Македония!». Класс молчит. И только сын Шарунаса Ясикявичюса робко тянет руку, а когда ему позволяют ответить, говорит: «Где-где, в полуфинале!».
Отвечу на своём примере. Я не беру на себя смелость давать какие-то советы тренерам, не потому что я так уважаю Ивковича, Мессину, Пашутина, Базаревича или кого-то ещё. Просто не участвуя в тренировочном процессе, не зная, какой концепт, какие индивидуальные комбинации под лидеров придумал наставник, давать мотивационные советы – глупо. Их сразу можно отнести к категории «анти». Раньше я мог спросить папу: «Что тренер должен говорить в минутном перерыве?». Отец на это всегда сжато и чётко отвечал. Я не могу себе этого позволить, только порассуждать о том, сколько осталось владений, какая атака должна быть длинная, какая короткая. Но это не потому что я такой умный, а потому что гениальный Бобби Найт написал теорию концовок баскетбольных матчей, а я это переводил на русский язык в 1979 году. И эта была вторая моя дипломная работа на тренерском факультете в 1980 году.
– О чём же должны рассказывать вы?
– Первая мысль, которая возникает у меня в голове: «А для кого я комментирую? Кто моя основная целевая аудитория?» Если я рассказываю тренерам команд Единой лиги ВТБ, я начну с ними заумные беседы вести, а если я комментирую для людей, которые баскетбол смотрят четвёртый раз в жизни, мне скорее нужно рассказывать о правилах, какой уж там анализ. И когда на шестой минуте футбольного матча Костя Выборнов или Витя Гусев говорят, что сегодня Слуцкий предпочитает играть по схеме 4-5-1, я этого не понимаю. Каким образом это можно определить на четвёртой минуте матча? Дождись хотя бы окончания перерыва и первых замен! Я уверен, что тем, которые считают, что разбираются в футболе и закончили пятый класс воскресно-приходской школы, может быть, даже не до конца известно, что входит в обязанности флангового игрока, они не понимают, что футбол, как и любой спорт, сложнее, чем кажется, и что этому надо учиться.
– Вы ведь тоже учились…
– Мне легче. Когда меня пригласил Вовка Фомичёв помогать комментировать НБА в декабре 1989 года, мне не у кого было спросить разрешения, папа работал тогда за рубежом. На первом эфире программы «Лучшие игры НБА» я промычал 10 слов, на втором я сказал слов 70 в той же манере, потом 170, 250, а на пятый эфир Вовка не пришёл. Я остался с микрофоном один. Уже в 1990 году я встретился в Сиэтле на «Играх доброй воли» с отцом, тот знал, что я комментирую, но Александр Иваницкий не разрешил ему вместе со мной работать, исключительно по педагогическим соображениям, ради меня. Александр Владимирович тогда понимал, какой авторитет для меня отец, в его присутствии я бы не смог говорить в принципе.
– Тем не менее через четыре года вам удалось составить пару в эфире…
– Спустя цикл – отец прилетел в Барселону. Я до сих пор горд тем, что сумел его аккредитовать, разместил в своей комнате на кровати, а себе купил надувной матрас и спал на лоджии. И вот здесь уже Иваницкий разрешил нам комментировать вместе. Я никогда не забуду, как мы с отцом отработали женский полуфинал СНГ – США, как он кричал и свистел. Это был наш дебют. А в 1995-м, когда он вернулся в Россию окончательно и послушал несколько моих репортажей, раскритиковал меня в пух и прах. Я нагло ему ответил: «А что делать?». Тогда он сказал мне фразу, которую я до сих пор цитирую: «Твоя задача, сынок, популяризовать баскетбол, объяснять людям, какая прекрасная это игра и почему им нужно это смотреть». Поэтому популяризация моего любимого вида спорта – основная задача. Не для тренеров я это комментирую.
«Мне понадобилось три года, чтобы понять треугольное нападение Джексона»
– Вы согласны с тем, что баскетбол одна из самых сложных командных игр, или это видимость?
– Баскетбол не самая быстрая игра, хоккей быстрее. В баскетбол играют 5 на 5, в футбол – 11 на 11, то есть количество взаимодействий значительно больше. Да, баскетбол в тактическом плане гораздо сложнее, чем гандбол или волейбол, хотя волейбол сильно развивается – я не могу не подчеркнуть это. Относительно баскетбола мне нельзя верить, ведь я вырос в тренерской семье и меня эти тренерские баскетбольные «шахматы» если не с рождения, то с пятилетнего возраста уж точно занимают. Ведь самое интересное – это не то что Майкл Джордан забил сверху, а то, как Фил Джексон построил этот гениальный «треугольник». И то я об этом прочитал в 1992 году, а разобрался лишь в 1994-м. Я начал видеть этот вращающийся «треугольник», а до этого не мог понять, где он.
– Сейчас сможете объяснить?
– Легко. Даже покажу, вокруг кого он вращается. Особенно меня привлекают вопросы в конференции: «Что в этой схеме делают двое других?». Да, это очень интересно, но опять же интересно мне. Если мы будем сидеть рядом на трибуне или у экрана монитора и я вам буду это объяснять, то, может быть, это станет интересно и вам. Как это объяснить в статье, я не знаю, для этого должна быть специализация. Как должна быть и специализация на телевидении, причём на платном. Я уже семь лет плачу за просмотр НБА, с момента, когда у меня появились банковские карточки, покупаю абонемент каждый год, тем более что Лариска разрешила мне тратить деньги на это. $ 200 — и весь сезон ты смотришь и кайфуешь. Хорошие игры я смотрю в повторе, а остальные по 10 минут, хватает. Мне кажется, что не нужно изобретать велосипед, а нужно просто поработать над себестоимостью для потребителей этого канала.
– Это сложно?
– Когда на «НТВ-Плюс» создали канал «Баскетбол», я был крайне рад, но когда узнал, что его не продают отдельно, понял: профанация. Могу ошибаться, но это моя точка зрения. В стране примерно 1,5 миллиона человек, которые хотят смотреть баскетбол. Так же добрались до предельной точки трансляции Формулы-1, там те же 1,5 миллиона человек, то есть 1% населения страны увлекается вот этим. Я был на «Королевских гонках», захаживал в боксы, но комментировать это, как Лёха Попов, не могу. Для меня все эти машины одинаковые. Это он их различает – молодец, умница. Но я устаю после 10 минут трансляции. К слову, приличную долю всей публики, интересующейся гонками, составляют девушки. Знаете почему? Они испытывают оргазмы от звуков мотора. А в остальном какой бы Лёшка ни был гениальный комментатор, число зрителей не увеличивается.
– То есть баскетбол – вещь в себе?
– Как бы мы ни проталкивали НБА – мы достигли предела, и я это хорошо объяснил Дэвиду Уоттсу на своём картавом английском, и он меня понял. Я сказал, что когда лига просит $ 3 млн для 1,5 миллиона зрителей, то мало кто будет это смотреть, а если бы подписка стоила, допустим, $ 8, то любой студент у себя в общаге мог бы смотреть НБА. А то ведь студенты, которых я не включаю в эти 1,5 миллиона, ходят в какой-нибудь бар и, пока смотрят баскетбол, уроды, пьют пиво. Другое дело, что мы сейчас находимся в сложном экономическом состоянии. Некоммерческими проектами никто не занимается, они должны быть имиджевые, а найти такого Алишера Усманова удалось только Ирине Винер. И поэтому где взять деньги на хороший журнал о баскетболе? Или телеканал?
Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»
«Первый канал – гордый и неприступный, деньги у государства не берёт, зато залез в долги к двум банкам»
– У ВТБ разве нет?
– Однажды мы уже считали, во сколько встанет создание подобного канала. Предположим, вся необходимая аппаратура уже есть, остаётся только купить лицензии НБА, ФИБА, Евролиги, а также договориться с Единой лигой ВТБ и женщинами. В таком случае вещать можно будет в 24-часовом формате. На лицензии требуется порядка $ 8,5-9 млн в год. Плюс к этому фонд оплаты труда и оплата лицензии на вещание – ещё определённая сумма. Таким образом, получаем конечную сумму в размере $ 10-11 млн. За сколько можно продать рекламу на платном канале? $ 250 в минуту, в лучшем случае. Не отбиваемся. Проект автоматически переходит из ранга коммерческих в имиджевые. В такой ситуации гораздо проще уменьшить себестоимость, уйдя в Интернет. Лицензия на вещание дешевле, количество персонала заметно уменьшается. Если есть оборудование, остаётся только договориться с минсвязи.
Я бы бросил всё к чёртовой матери, если бы мы нашли инвестора. Ушёл бы отовсюду, кроме МГУ. Напряг бы последние силы, работал бы по шесть ночей в неделю, лишь бы это было доступно для людей. Тогда у меня появилась бы возможность выполнить завещание отца – популяризировать баскетбол.
– А Прохорову такой канал не нужен?
– Он неплохо деньги считает, не так хорошо, как американцы, но всё-таки лучше, чем мы с вами. И он же выбрасывает деньги на ветер с каналом РБК, тем не менее ему канал РБК нужен, и я понимаю для чего. А вот канал, который мы можем назвать «РБК-баскетбол», – ему ни уму, ни сердцу, просто урна, в которую высыпаются деньги.
Есть НБА ТВ. Только это не один канал, а три, которые 365 дней в году 24 часа в сутки показывают баскетбол, и программный продукт стоит $ 20 в месяц. По американским меркам, это не могут себе позволить только нищие, у которых нет телевизора, все остальные – легко. Но далеко не все смотрят НБА, кто-то – бейсбол, американский футбол. По моим подсчетам, $ 8 – идеальная сумма. Проблема в том, что в нашей стране не существует рекламного рынка. В 2008 году он рухнул, не набравшись сил. Ну что говорить, если Первый канал работает в убыток, через силу. А после того как с нашего рынка ушли все иностранные рекламодатели – ситуацию иначе как кошмарной не назовёшь. Причём каналы заметили это первыми, а поняли последними. И да, мы сейчас на Первом канале завидуем ВГТРК.
– Почему?
– Потому что они прописаны отдельной строкой в государственном бюджете, им всё равно, сколько они продали рекламы. Они финансируются напрямую из бюджета, а Первый канал – гордый и неприступный, деньги у государства не берёт, зато залез в долги к двум банкам. Это большая проблема. В 2002-2003 годах у меня, как у слабого экономиста, были надежды на то, что наш рекламный рынок никогда не достигнет уровня США, но в принципе, когда мы пересекли отметку в $ 1 млрд в год, я думал, что к 2010 году рынок будет окупаться. А случилось иначе.
Окончание интервью с Владимиром Гомельским читайте 13 августа на нашем портале.