Показать ещё Все новости
«А что я скажу Джордану? Думаете, он знает, кто такой Ткаченко?»
Лев Савари
Владимир Ткаченко
Комментарии
Владимир Ткаченко – о жизни после баскетбола, отношениях с сыновьями, врождённой скромности, включении в Зал славы ФИБА и многом другом.

«Я по вечерам в рабочие дни стараюсь не выбираться в Москву, там такие пробки, что обратно не уедешь. А по пятницам тороплюсь в Тарусу к супруге – всё-таки мы целую неделю не видимся, успеваю сильно соскучиться. Да и вспоминать об этих Играх в Москве, честно говоря, не особо хочется – сплошное разочарование. Может быть, по телефону поговорим?» – казалось, легендарный центровой сборной СССР Владимир Ткаченко ищет любой повод отказаться не только от визита в редакцию, но и от личного общения. Пришлось идти ва-банк, подавлять комплиментами врождённую скромность гиганта, чьи зарубы с Арвидасом Сабонисом до сих пор стоят перед глазами старшего поколения, убеждать, что годовщина Олимпиады-80 – отличный повод напомнить болельщикам о себе, а также ссылаться на сына Игоря, охотно поддержавшего идею диалога. «Неужели поедете за город? Точно? Ну, хорошо, записывайте адрес…»

…Он подобрал нас на своей подержанной «Тойоте» по первому звонку. На остановке возле посёлка Барвиха, где трудится последние 11 лет. С искренней улыбкой, в которой отсутствовал хоть какой-то намёк на недоверие. «Так что, куда поедем?» – попытался сразу взять быка за рога Ткаченко, дабы избежать неловкого молчания. И, не дав опомниться, тут же продолжил: «Может, на природе лучше? Хоть воздухом нормальным подышите. А то сидите в четырёх стенах целыми днями, наверняка света белого не видите…». Получив утвердительный ответ, он почти сразу же свернул в лесопарковую зону, проехал метров 200 и припарковал автомобиль около непонятно откуда взявшейся в чаще «хрущёвки». «Смотрите, по-моему, отличная скамейка», – с ребячьим восторгом отозвался Петрович (именно так называли в своё время его партнёры по команде, а ныне коллеги по работе) и достаточно резво изъял свои нешуточные 2,20 из салона на улицу.

«Сменилось уже два директора, а меня не трогают»

– Вы ведь в Барвихе уже 11 лет…
– Да, помогли в своё время добрые люди.

– Кто именно, секрет?
– Нет, конечно. Известный спортивный врач Василий Авраменко, с которым мы знакомы со времён сборной СССР. Он здесь недалеко живёт. Я в то время искал себе постоянное место работы, вот он и познакомил с Олегом Тарасовым – начальником МУП «Барвиха». Поговорили, попробовал и постепенно втянулся.

– Нравится то, чем занимаетесь?
– Даже если было бы в тягость, всё равно лучше, чем не иметь работу вовсе. Я ведь после того как повесил кроссовки на гвоздь, успел и в аптеке поработать, и в туристической фирме… Раньше лелеял мечту вернуться в баскетбол, потом махнул рукой…

– Как так получилось, что один из знаковых центровых советской эпохи никому не пригодился?
– Сам задавался этим вопросом не раз, но ответа не нашёл. Наверное, мне, как и многим людям того поколения, не повезло. Закат карьеры случился в 90-е годы прошлого века – самое плохое время. Не скрою, звонил Серёже Белову по старой дружбе, когда тот стал президентом РФБ, просил подыскать мне место. Он говорил: «Нужно подождать», откладывал дело в долгий ящик. Всё это порядком затянулось, и я понял, что тренер из меня просто не получится. Думал, что в спортивном комитете найдётся, чем заняться, но и там ничего не было.

– Понимали, чем можете пригодиться?
– Нет. Если бы что-то и предложили, то несколько раз хорошенько всё обдумал бы, проанализировал, смогу ли этим заниматься. Тем более заканчивать карьеру пришлось, когда распался Советский Союз. Для меня это было шоком. Я даже в кошмарном сне не мог представить себе, что такое может случиться. Всю жизнь жил и играл за СССР, а потом в одночасье государство просто перестало существовать.

– Если завтра поступит предложение вернуться в баскетбол в любом качестве…
– Отвечу отказом, слишком уж много воды утекло с тех пор, когда я был молод и амбициозен. Баскетбол успел измениться. Куда мне дёргаться, в сентябре уже 58? Опоздал лет на 15 минимум… К тому же за эти годы я уже привык к размеренности, спокойствию. Пусть тут деньги не самые большие, но я точно знаю, что утром приду на работу, сделаю всё, что должен, и после поеду домой.

– Как сегодня строится ваш рабочий день?
– Встаю в 6. В 7 уже заступаю на вахту. Занимаюсь делами до 17, после – отдыхаю. Чем занимаюсь? Оформляю всякие заявки, машины посылаю. Раньше числился начальником автотранспортной службы, а сейчас – ведущий логист. Приходится решать, какую машину куда отправлять, чтобы на обратном пути она могла забрать нужный груз. Кому-то покажется, не самая пыльная работа, но это не так просто.

– Начальство вами довольно?
– Судя по всему. Сменилось уже два директора, а меня не трогают. Поначалу считал, всё дело в уважении, но теперь вижу, не только – ведь я хорошо справляюсь со своими обязанностями.

Владимир Ткаченко

Владимир Ткаченко

«Если бы на даче была площадка, с удовольствием побросал бы»

– Какое сейчас место в вашей жизни занимает баскетбол?
– Если транслируют интересные матчи – смотрю. А чем ещё можно заняться после работы? Стараюсь быть в курсе событий. Слежу за Евролигой, Еврокубком и Единой лигой ВТБ… Люблю и другие виды спорта – футбол тот же.

– Когда последний раз во дворе в баскетбол играли?
– Давно. Ещё когда Олежка был маленький, лет 10 ему исполнилось, наверное.

– Не тянет?
– Просто нет возможности. Если бы на даче была площадка, с удовольствием побросал бы. А идти в общественное место, чтоб на тебя глазели, не по душе как-то.

– После матчей ветеранов ЦСКА и «Жальгириса», организованных Единой лигой ВТБ три года тому назад, почувствовали, что болельщики вас ещё помнят?
– Что скрывать, приятно было. Особенно в Каунасе, на нас 15 тысяч пришло посмотреть, устроили стоячую овацию. Люди в Литве всегда были неравнодушны к баскетболу, в России дела давно обстоят иначе. К сожалению, наше противостояние потеряло привлекательность – раньше это были битвы характеров, духа, воли, а сейчас балом правят деньги. ЦСКА наполовину состоит из иностранцев, в «Жальгирисе» схожая ситуация, поэтому от былой афиши осталось только название.

– Вам как человеку советской эпохи тяжело принимать такое число легионеров в заявках российских клубов?
– Очень. Мне это не нравится. Я понимаю, что приглашают преимущественно сильнейших и они способствуют прогрессу команд в целом, но ведь это неправильно: сегодня ты в одном клубе, завтра – в другом. Нет привязанности, нет командного духа. Всё больше баскетбол становится бизнесом. Лучше было бы, если бы мы оставались на том же высоком уровне, но в командах играли бы свои, доморощенные.

– Как вы относитесь к лимитам на легионеров?
– Скорее положительно. На мой взгляд, в каждой команде должно быть не больше трёх иностранцев, причём это должны быть достойные во всех смыслах игроки вроде Джей Ар Холдена и Траджана Лэнгдона, а не повесы, моты и уж тем более раздолбаи себе на уме. Тогда к ним и наши молодые ребята могли бы подтягиваться. Допускаю, что рассуждаю по-советски, но таково моё мнение.

– Зарплаты нынешних баскетболистов коробят?
– Нет. Просто нашему поколению не повезло. Родился бы я хотя бы лет на пять позже, смог бы немного денег подзаработать, чувствовал бы себя увереннее. А получилось, что заканчивать пришлось, когда только открыли границу. Ну куда уж мне? И колени, и спина болели. Так что не вижу смысла жаловаться. Это зависело не от нас.

– Раньше от приезда в сборную даже с травмой отказаться было тяжело – не поняли бы. А в наши дни…
– Не продолжайте. Для меня остаётся загадкой, как можно не приехать в расположение национальной команды. В мои годы даже разговор стыдно было завести о том, что ты можешь пропустить турнир, если у тебя какое-то растяжение или недомогание, а они, поверьте, были на порядок серьёзнее нынешних. Да и уровень медицины не сравнить, особенно в части восстановительных процедур. Сейчас же одни боятся получить травму, другие хотят отдохнуть, а у третьих просто нет желания. Но по мне надо бросать все дела и нестись на крыльях по первому зову.

«На Олимпиаде в Москве нам отчаянно не повезло, причём дважды»

– Помните, как вас первый раз вызвали?
– Если честно, смутно. Тренировавший тогда сборную Владимир Кондрашин взял меня – молодого 18-летнего парня — в турне по Южной Америке.

– Сильно удивились, что на вас обратили внимание?
– Испытал шок. Сначала места себе найти не мог, паниковал. Дело даже не в том, что предстояло турне за границу. Мы тогда особо остро чувствовали, представляем свою страну, и на нас лежит огромная ответственность.

– Где вас настигла новость о том, что Олимпиада-80 будет проходить в Москве?
– Не припоминаю. По радио и телевидению специальных включений, как это было принято, не делали. Просто с какого-то момента все начали говорить, что скоро столица примет Игры.

– Когда поняли, что попадёте в число избранных – тех, кто представит страну на Играх?
– Не совру, если скажу, что почти не задумывался об этом. Возможно, потому что вызовы получал регулярно и постепенно вышел на первые роли в национальной команде. А когда ты становишься игроком стартовой пятёрки и находишься на паркете в ключевые моменты, то вне сборной себя не мыслишь.

– В связи с бойкотом американцев Советский Союз изначально считался фаворитом олимпийского турнира…
– Все эксперты, в том числе иностранные, в один голос заявляли, в финале сыграют СССР и Югославия. Последние привезли в Москву тогда очень сильную команду: Далипагич, Делибашич, Чосич, Кичанович, Славнич, Жижич… можно смело всех перечислять. Но нам тогда отчаянно не повезло, причём дважды.

– Сначала в поединке с Италией во втором туре второго группового этапа…
– К этому матчу возвращаться мысленно не могу, сразу ком в горле встаёт. Мы ведь подопечных Сандро Гамбы вообще в расчёт не брали. Да и с чего, если гоняли с ними «товарняки» постоянно, использовали как спарринг-партнёра, напоминающего по манере игры югов. Побеждали с таким запасом, что даже волноваться не стоило. Дай нам 10 раз сыграть после, вынесли бы вперёд ногами, но тогда случилось баскетбольное несчастье – мало того что мы вышли с шапкозакидательскими настроениями, а соперник упёрся так, словно на кону стояла жизнь, так ещё у него полетело… Так и не смогли сконцентрироваться, перестроиться – в итоге все 40 минут промучились.

– Судя по архивам газет, уступавший в росте порядка 15 сантиметров Дино Менегин здорово отсекал вас от мяча в борьбе под щитом.
– Возможно, так и было. Именно на нём я и сфолил в концовке при «-2», если не изменяет память. Тем самым не оставил партнёрам шансов отыграться, потому как для меня то нарушение стало пятым. С югославами на следующий день битва вышла ещё более напряжённой. Но и её я не доиграл. Понимая, что в случае поражения с большой долей вероятности пролетим мимо финала, мы основательно взялись за дело. В середине второго тайма повели «+8», но после того, как я покинул паркет из-за перебора фолов, соперник стал увереннее чувствовать себя под щитами. До овертайма с горем пополам дотянули, а там фортуна улыбнулась дружине Ранко Жеравицы.

Владимир Ткаченко

Владимир Ткаченко

«КГБ запретил нам подавать руки израильтянам»

– Судейство в обоих матчах было адекватным?
– В принципе, о предвзятости и речи не могло идти – не того уровня турнир. Я со своим ростом всегда привлекал внимание – и в защите, и в нападении любой серьёзный контакт с моим участием претендовал чуть ли не на театральную постановку – бывали случаи, локти под кольцами расставлю при попытке забрать мяч, так соперники отлетали на метр, если по сторонам не смотрели, когда начинал разворачиваться. Но тогда дело было не в арбитраже, сам чудил много.

– С чего вдруг?
– Последствия травмы сказывались. Мало кто об этом знал, но зимой – менее чем за полгода до Игр — я дома неудачно опёрся на дверь. Треснула стеклянная вставка внутри, правая рука подалась вперёд и под собственным весом рухнула на оставшийся внутри кусок. Если вкратце, то после этого мне фактически пришлось переучиваться бросать – долгое время чувствительными оставались только мизинец и безымянный, трёх других пальцев как будто не существовало.

– Выходит, у вас была уважительная причина…
– Нет. На таких турнирах их не бывает. Если вышел на площадку, никого не волнует, какое у тебя состояние и какой рукой ты бросаешь. Так что свою вину в той бронзе чувствую по сей день.

– Где жила сборная во время Олимпиады?
– В Олимпийской деревне. Условий повышенной комфортности у нас не было. Жили и питались вместе со всеми. Тренировались, общались. Ничего необычного.

– Многие рассказывали, что сотрудники КГБ запрещали советским спортсменам разговаривать с иностранцами…
– Нас никак не ограничивали. Не помню ни одного случая. Да и как можно было говорить, если мы языка иностранного почти не знали? У нас было своеобразное общение: мы просто обнимались, приветствовали друг друга. Один, правда, неприятный случай был связан с Израилем. Нам тогда было велено не подавать им рук. Пришлось подчиниться. Все понимали, что поступаем низко, но не могли ослушаться.

– Соперники вас поняли?
– Да. Со многими из них дружили после. В Тель-Авиве, куда мы прилетали спустя некоторое время с ЦСКА, принимали удивительно тепло. К слову, в одной из таких поездок меня культурный шок ждал… Пошли командой на рынок, взяли с собой сумок, нам всякого барахла насовали. Естественно, особо никто ничего не рассматривал. Возвращаюсь в номер, вываливаю содержимое на кровать, а там штук 80 женских трусов, бюстгальтеры, охапки бус и вообще несчётное количество всякого шмотья (смеётся).

«Самое тёплое воспоминание – триумф на ЧМ в 1982-м»

– Как в таких ситуациях, когда приказывали сверху, вёл себя прямой по натуре Гомельский?
– Противостоять идеологии было сложно, но Папа всегда старался поступать по чести, за ребят стоял горой. У нас ведь чуть ли не после каждой заграничной поездки больше половины команды на таможне застревала. Вот и приходилось Александру Яковлевичу вызволять нас всеми возможными способами. Помимо прочего он и льготы нам выбивал: машины, квартиры, дачи. Он никогда не бросал в беде своих.

– Сергей Белов делился впечатлениями о том, каково это – зажигать огонь Олимпийских игр?
– Конечно. Можете не сомневаться, волновался он тогда больше Виктора Санеева, передававшего ему эстафету в «Лужниках».

– С кем из сборной того созыва сейчас поддерживаете отношения?
– Раньше очень часто созванивались с Беловым, но два года назад он ушёл из жизни. Когда есть время, общаемся с Серёжей Таракановым и Андрюшей Лопатовым. Чуть реже с Толей Мышкиным и Стасом Ерёминым. Обычно пересекаемся с ними на матчах. В этом сезоне, правда, я выбирался всего пару раз.

– Игроки молодые часто подходят к вам в УСК ЦСКА?
– Бывает. Некоторые даже по имени-отчеству обращаются, что меня искренне радует.

– На тренировки не зовут, не просят показать пару фирменных трюков?
– Нет. У них свои планы, графики, тренеры. Им не до меня, наверное.

– Виталий Носов рассказывал, что к нему как-то в метро подошёл человек и поинтересовался, есть ли дети и какого они роста, предложил обучать их баскетболу, не узнав в нём центрового… С вами таких казусов не случалось?
– Нет. Раньше часто узнавали, подходили, благодарили за игру, а сейчас с чего, я же реже появляюсь на людях. Раньше в Москве жил, а сейчас в Одинцово. Приехал после работы, приготовил ужин, сделал что-то по дому и спать. А с утра снова труба зовёт… Конечно, бывает, подростки подходят. Говорят, что их папы и дедушки болели когда-то за меня, иногда даже просят автографы. Я в этом плане безотказный, хоть и не люблю навязчивость. Поэтому в Испании испытывал дискомфорт – страна нравилась безумно, но по улицам совершенно невозможно было ходить, 100 метров по улице не пройдёшь, толпа образуется.

– Какое самое тёплое воспоминание осталось от баскетбольной карьеры?
– Триумф на чемпионате мира в 1982-м. В сборной тогда были собраны игроки высочайшего класса. Мы были готовы в буквальном смысле умереть за победу. «Вы лучше всех, у вас всё должно получиться», – не уставал твердить нам Гомельский. Мы поверили и в финале вырвали у американцев победу. На душе было так здорово, словами не передать…

Владимир Ткаченко

Владимир Ткаченко

«Не был бы Путин сильным политиком, Ельцин его бы никогда не заметил»

– Вы сказали, что после распада СССР испытали шок…
– Конечно! Всю жизнь играл за страну, которой в одночасье не стало. А ведь мы тогда о деньгах даже не думали, выходили на паркет за идею. Пусть эта идея и была в корне неправильной, пусть нас где-то даже боялись, но при этом уважали. Я всё это видел и чувствовал. Лишь однажды сборную освистали. Случилось это сразу после того, как наш истребитель сбил корейский «Боинг» близ Сахалина в 1978-м. Я это к тому, что сборную России по сравнению с нами не ценят. Впрочем, если абстрагироваться от баскетбола, то и в обычной жизни распад Союза имел непоправимые последствия. У меня же многие родственники на Украине остались. Причём я их сам туда перевёз. Когда выбирал, где играть – в Москве, Санкт-Петербурге или Киеве, остановился на последнем и забрал всех с собой. В итоге там они и остались. Стоит ли объяснять, как в связи с последними событиями переживаю…

– В чём проблема современного общества, на ваш взгляд?
– Сейчас каждый в своей скорлупе сидит. Думает, как больше заработать. Раньше нация была сплочённее, существовал стержень, пусть и идеологический. Может, жить поодиночке и неплохо, потому что каждый старается в первую очередь обеспечить себя и свою семью, однако с точки зрения государственности всё плачевно. И я считаю, что управлять страной должен сильный лидер. Он не должен вести агрессивную политику, поймите меня правильно. Он должен быть справедливым. Не буду скрывать, что мне совсем не нравился Ельцин. Путин – совсем другое дело. Он старается поднять страну.

– Но ведь первый фактически породил второго…
– Это стечение обстоятельств. Не был бы Путин сильным политиком, Ельцин его бы никогда не заметил.

– То, как преображается столица, вам по нутру?
– Если отбросить трафик, без сомнения. Последний раз в центре неделю назад был – не узнать, красиво. Но обилие машин всё убивает. Это, наверное, потому, что в советские времена не предполагали, сколько людей в Москве жить может. 25 миллионов – уму непостижимо. Говорят, что Москва – отдельное государство. Наверное, так и есть. Все стараются попасть в столицу, урвать кусок, свои пять минут славы.

«Чувствую, что недодал сыну тепла в детстве»

– Вы уехали из Москвы год назад. Почему?
– В первую очередь надоело тратить по полтора часа на дорогу. Да и решил, пусть сын с невесткой поживут без меня. Когда молодые семью создают, не стоит им мешать.

– Не жалеете, что у Игоря не сложилась карьера?
– Конечно, жалею. А самое главное, не понимаю почему. То ли я недосмотрел, то ли другие не захотели помочь. Некоторых ребят чуть ли не силком пропихивали, а моего, наоборот, на корню рубили чуть ли не с ДЮСШ. Начинал он хорошо, смотрелся не хуже многих из тех, кого сейчас в сборную вызывают. Любил парень баскетбол. А какие данки исполнял, головой до кольца доставал в полёте. Но не сложилось, ещё и травма непростая наложила отпечаток. Из-за неё фактически и принял решение завершать карьеру. Сейчас трудится в РФБ, всё у него хорошо.

– Скучает по баскетболу?
– Да. Звонит мне порой, рассказывает, что тренируется с кем-то, играет, хотя я понимаю, это всё уже не на том уровне. Видимо, в любительской команде бегает, поддерживает себя в форме, тешит самолюбие, амбиции-то остались нереализованными.

– Какие советы ему в такие минуты даёте?
– Предпочитаю не сыпать соль на раны. Наоборот, говорю, не в одном баскетболе счастье. Надо семью создавать, детей заводить, искать себя в жизни. Он парень в отличие от меня коммуникабельный, быстро с людьми общий язык находит.

– Вы из тех отцов, которые созваниваются с детьми каждый день?
– Без сомнения.

– Чувствуете, что недодали сыну тепла в детстве?
– Наверное. Пока живой, буду стараться набрать, хоть на минутку, узнать как он, помочь словом, поднять настроение. Неважно, сколько ему будет – 30, 35, 40… Сложно объяснить, просто этого требует душа.

– Как дела у вашего старшего сына?
– Он живёт и работает в Штатах, но я толком не знаю где. Мы редко созваниваемся. За прошедший год Олег вообще на связь не выходил. Я уж грешным делом думаю, что во всём виноваты санкции. Пишем ему с супругой по очереди сообщения: «Олег, куда пропал?», «Что с тобой случилось?», «Свяжись с нами», но в ответ тишина. Может быть, не хочет общаться, чтобы себя не компрометировать. Надеюсь, всё встанет на свои места.

– Не возникало желания взять отпуск, сесть на самолёт вместе с Нелей и полететь к сыну?
– Мелькала мысль, но так и не собрался. Да и сложно мне как-то морально решиться.

Владимир Ткаченко

Владимир Ткаченко

«С Сабонисом только в дни рождения созваниваемся»

– В сентябре вам придётся лететь во Францию. 19-го в Лилле вас включат в Зал славы ФИБА, а 20-го там же представят публике во время большого перерыва финального матча чемпионата Европы.
– Сделаю это с огромным удовольствием. Признаюсь, был удивлён, когда Михаил Давыдов набрал и сказал, что меня разыскивают и требуют паспортные данные.

– Это он вам первым сообщил об оказанной чести?
– Фактически да. А официального звонка пришлось ждать ещё неделю. Когда узнал, что помимо меня ещё и Майкла Джордана будут чествовать, то потерял дар речи. Сначала не поверил, думал, шутят. Выйти на одну сцену и удостоиться признания вместе с Его Воздушеством, лучшим игроком в истории баскетбола, дорогого стоит. Это вечер, который я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь.

– Уже думали, как встретитесь?
– Нет. Хочу просто пожать ему руку, выказать своё восхищение, сфотографироваться на память.

– Неужели ничего не спросите, не попытаетесь заговорить?
– А что я ему скажу? Думаете, Джордан знает, кто такой Ткаченко? То есть я понимаю, что ему наверняка расскажут перед церемонией, был такой парень в Европе, выиграл Кубок мира, несколько континентальных первенств, но что это для обладателя шести перстней чемпиона НБА и такого же количества статуэток самому ценному игроку финальной серии плей-офф?

– Но с Шарунасом Марчюлёнисом-то хоть по бокалу вина пропустите?
– Если будет возможность вне официальных мероприятий, обязательно посидим. А то уже давно не предоставлялось возможности, да и эти антироссийские настроения в Литве создают проблемы. С тем же Сабонисом только в дни рождения созваниваемся в последнее время. Раньше гораздо чаще болтали.

– Баскетбол занимал в этих разговорах меньшую часть?
– Конечно. Мы всё больше за жизнь беседовали, интересовались друг у друга, как дела, семья, здоровье.

– И как ваше?
– Живой ещё, как видите. Для моих лет всё нормально, не жалуюсь.

– Силы остались?
– Смотря на что.

– Например, беседку на даче построить…
– Ну не то чтобы беседку, что-то поменьше могу. Супруге стараюсь во всём помогать, хотя она меня порой и критикует – мало делаю. Просто она уже привыкла всё на себе тащить, поэтому не любит, когда нарушаю привычный порядок. Я же наездами, по выходным. Что я там могу? Траву покосить, теплицу поставить, собрать ягоды, комбикорм привезти… Неля с 2010 года живёт в Тарусе, там дом полноценный, хозяйство небольшое. Зимой взяла цыплят и утят. Уже вымахали, рубит каждый день по одной. Она у меня практичная, не сидит без дела, как пчёлка трудится. У неё там грядки, кустарники, деревца – всё как полагается. Выращивает огурчики, помидорчики, перчик…

– Скучаете?
– Не без этого. Зато не надоедаем друг другу и в выходные наговориться не можем.

«Мечтаю, чтобы жена была здорова, а дети жили в любви и достатке»

– Насколько разнится ваше вечернее времяпрепровождение в зависимости от того, с супругой вы или дома?
– Дома превращаюсь в затворника. А на даче хорошо, воздух чистый. Жена любит по грибы сходить, на рыбалку выбираемся. Она тоже любит удить. У нас удочек пять точно есть.

– Кому-кому, а вам наверняка никогда не составляло проблем с таким размахом рук показать размер самого большого улова?
– Я не хвастун, мне процесс нравится. Мы обычно по карасям выступаем. Вот когда с коллегами по работе ездили с ночёвкой на платные озёра, там ловили приличных размеров рыбёх. Не могли поднять, такие карпы увесистые были.

– Вы человек достаточно тихий, скромный и добрый, а таким в жизни, как правило, сложно…
– Я с детства зашуганный. Тем более рост у меня не маленький, не хотелось выделяться. А в остальном какой есть, таким уж уродился. Игорь часто возмущается: «Папа, бери пример с Шакила О’Нила, он человек-оркестр – что на площадке, что в жизни, открытый,

не замкнутый», — но у меня не получается. Правильно говорят: против природы не попрёшь.

– Чего вам не хватает в нынешней жизни?
– Спокойствия. За детей, за будущее. Жизнь вокруг нестабильная, творится непонятно что. Нет уверенности в завтрашнем дне, простите за банальность. Мечтаю, чтобы жена была здорова и улыбалась мне как можно дольше, дети жили в любви и достатке, а у меня была возможность как можно чаще внуков нянчить. Всё остальное – мишура.

– В каком возрасте осознали, что семья – это главное в жизни?
– Лет в 40 я ещё, может быть, чего-то ждал, что-то искал, надеялся, а позже понял, что это всё не то. Разумеется, каждый хочет зарабатывать много, у меня не получалось. Живу от зарплаты до зарплаты. Но при этом счастлив, если звоню жене, и она смеётся, или набираю сыну, а он бодрым голосом о чём-нибудь рассказывает. Если кто-то грустный, сразу начинаю переживать.

– Вы как-то сказали: «Не хочу, чтобы меня жалели»…
– Много было моментов, когда обращали внимание на мой рост, размеры одежды, обуви. Говорили, что мне тяжело жить, передвигаться. Как-то довели, вот и не сдержался. Мне уже 57 лет, всю свою сознательную жизнь прожил с таким ростом. И ничего, справлялся, никогда не чувствовал каких-то особых неудобств. И врачи меня пугали. Но у меня всё замечательно, я продолжаю жить.

Владимир Ткаченко

Владимир Ткаченко

Комментарии