— Привет, Мягчалов, как дела?
— Да так, честно сказать, не очень.
— Хм, отчего?
— Разноречиво в Городе дождей, да и команды статус, брат, подмочен.
— Ты всё своё, уже который год, — справляешь панихиду по химерам? Пытаясь обаять наивных простаков такой сомнительной оригинальности примером.
— Знаешь, на свалке автозапчастей место учтивости твоей и прочим ханжеским манерам.
— Да брось, не опостылело ещё кривлять болельщицкие муки? И ратовать за тех, кого в помине нет, за этих, как их, чёрт… Вот, вспомнил: квазиурчащие… в общем, какие-то там звуки.
— Сверхзвуковые… Бурчалов, едкий же ты тип, тебе претит само понятие утраты.
— Ну почему, это ж вроде того… невыплаты динамовцам зарплаты.
— Ого, хохмишь? А сам поди забыл, как спать ложился натощак, на завтрак лузгал сухари и в холод грел о чайник руки. Вот где в числе других были слышны квазиурчащие и многие иные звуки.
— Ладно, уел. «Сверхзвуковые», уяснил. Немного уклонились мы от темы. Я слышал, будто там всё на мази — тяга турбин, подача топлива, в порядке все системы.
— Да вроде так. Но думается мне, одно лишь это не решит всей полноты проблемы.
— Ты говорил, подмочен статус — кем же, как?
— Что ж непонятного — вопрос в самой методе. Семь лет назад у нас украли баскетбольный клуб, теперь мы сами совершаем
нечто в том же роде. Пародия: где Сакраменто, где Сиэтл? Разность во всём — в истории, героях клубов, на худой конец — в погоде.
— Ну, погоди. Давай-ка, херувим, по сути. Сперва обиженно нудил, потом рвал майку на груди, а после Клэя Беннета просил призвать к ответу. Теперь вот философия в чести, и глядь, это уж не то, а то теперь совсем не это. Не слишком ли воротишь нос? Что дальше? Может, подать его святейшеству карету? А то тебе своим умом, похоже, не дойти до истины, ближе которой нету. Я уже слышу, как кричишь: «Ату его, ату!» — но будь добр, вникни, перед тем как злиться. Ущучь, что в непростые времена не следует поститься.
— Даже не собираюсь — знаю, дело говоришь. Порой и самого мутит от впитанной морали. Ну хорошо, положим, отказались мы от «Кингз». А дальше что? Отсрочить на века событие, которого так долго ждали?
— Прямо на века! Однако ты мастак стоп-кран рвать до упора. Раз уж построят стадион, то и появится команда. Только случится это не так скоро. Ну а до той поры такие бесноватые, как ты, будут её фундаментом, опорой.
— Легко сказать. Где взять терпенья ждать, когда уж разродятся?! Поверишь, нет — мне даже стыдно в выражениях стесняться. С десяток раз дельцы и Стерн скрепляли договор печатью — всё это на беременность похоже… Даже скорей
на действия, которые предшествуют зачатью. Сейчас опять, мэр Сакраменто…
— Момент. Это который Кевин Джонсон?
— Ага, представь, нашёл ингредиент, чтобы оставить всех фанатов «Соникс» с носом. Вот кто и впрямь гиперборей, готовый ради дела местами поменять и рай, и ад. Этот шельмец сумел достать деньжат. Привлёк единомышленников — и вот контракт на возведенье стадиона в Сакраменто согласован. Что скажешь, как тебе такой событий поворот?
— Ну продолжай, я заинтересован.
— А дальше тяжбы, дрязги и торги. Кто сколько, что у кого длинней и больше…
— Остынь, пошляк, тут ты уж маху дал.
— Потенциал…
— Тогда уж изъясняйся проще, а то всё больше мозг полощешь… Я тут прознал, будто заранее в Сиэтле разошлось четыре тысячи четыреста билетов.
— Ага, и столько же вопросов всё остаются без ответов. К примеру, Стерн на сделку Малуфов спокойно может положить. То есть накласть… Ну, в общем, наложить… короче это… Вето!
— Вот как?
— А ты что думал? Этот очкастый не такой простак. Уж этот жук наживы не упустит, как и возможности сказать своё решающее слово. Вспомни штраф «Спёрс», драфт — 85, несостоявшийся трейд Криса Пола. Всё это было, и не раз, для всех это уже не ново. И вот в таких условиях что делать, как не штурмовать рекорды? Сиэтл предложил, ты вдумайся, 550 мильонов! Это финита, драка в «Обэрн Хиллс», рапсодий Листа мощные аккорды! Прости… чего-то распалился, нервы натянуты от А до В, словно геометрические хорды. Представь, 550… За всю историю больше никто не предлагал.
— Если по совести, то я от этой математики устал.
— По-твоему всё это ерунда?
— В общем и целом — да. Лучше скажи, чего ты так проникся к «Кингз»? Ведь, если честно, так себе команда.
— Вот это зря. Строптивые и вздорные — согласен. Тут не поспоришь, твоя правда. Но ведь не безнадёжные совсем. Просто они — типичная разнузданная банда, которой нужен властный заправила. Чтоб если что — наглядно пояснил, «чье место у чего», и «в чем, брат, сила?». Вот Казинса поносят все, кому не лень. Хамло, зазря фолит и ничьего не признает авторитета. Слушай, Бурчалов, а не кажется тебе, что мы это уже видали где-то? На все века почётный рекордсмен, которого с площадки выдворяли едва ли не под вой сирен. Судья с трудом скрывает, что растерян, уже в смятении смирен, а тот всё на него орет… Это потом, когда этот буян остепенился, все мы запомнили, что «мяч не врёт». Или Айзейя Томас…
— Тот самый?! Класс! Вот вам как раз недостаёт такого управленца, он не из тех, которые с ленцой штудируют неважные бумажки. Это матёрый спец, менеджер высшего звена, которому неведомы осечки и промашки. С ним обретёте вы стабильность и покой.
— Оставь свои детройтские замашки. Зачем язвишь, ну ты же знаешь, что другой! Надо отметить, шустрый малый. При нём уверенность, результативность, быстрота. Да, и учти, что он последний номер драфта…
— Эка нелёгкая однофамильца занесла…
— Вот так, и, кстати, на заметку — товарищ родом из Сиэтла. Ладно, что толку разоряться. Семь лет прошло, как люди ждут. Там до сих пор в детских садах преподают: «Пэйтон плюс Кемп равняется „аллей-уп“.
— Уфф, я устал. Ах, эти „Суперсоникс“! Не баскетбольный клуб, а просто пуп земли. Вот то, что здесь родился Джимми Хендрикс, творил Кобейн, похоронили Брюса Ли, — для здравомыслящих людей в разы и на порядок не важней ли? Мягчалов, ты беззлобный человек, но вот сейчас скажу — сношу тебя я еле-еле. Каков итог?
— Должно решиться всё на следующей неделе.
— А до того момента что — ты будешь при смерти лежать в постели? Или коптить елей в стенах монастыря? Что будешь делать, друг? Какие планы, проще говоря?
— Вот думаю, а не пора ли мне напиться с горя?
— Давай, чудак, но только ты не раскисай, глядишь — увидимся мы вскоре.