— Когда вы только попали в НБА, многие, особенно в Нью-Йорке, удивлялись: почему «Никс» остановили свой выбор на вашей кандидатуре? Вы обращали внимание на подобные разговоры?
— Да, я все эти разговоры слышал. Но к этому был готов не только я, но и моя семья, друзья. Знаю, что Спайк Ли говорил об этом: «Думаю, мы его возьмём, команде нужны хорошо защищающиеся парни». Слышал реакцию толпы во время драфта. Они меня освистывали. Тем не менее это был самый счастливый день в моей жизни, и его ничто не могло испортить.
— Такая реакция мотивировала вас больше работать?
— Большинство людей не знают, но в первых 15-20 играх я очень хотел совершать как можно больше перехватов или данков, и вообще делать неожиданные вещи на площадке. Мол, вы меня освистываете, так посмотрите, на что я способен. Но в душе я проклинал таких фанатов. Помню, когда мы играли с «Шарлотт», я обокрал Кембу Уокера, а потом кричал в толпу: «Всем вам нравится Кемба, но что теперь скажете?». Знаете, подобные ситуации только подстёгивают меня. В какой-то момент я даже зациклился на подобном отношении болельщиков. В жизни я не обидчивый человек и не могу долго держать зло на кого-то, однако на площадке становлюсь совсем другим.
— Поддержка фанатов сильно помогает в игре?
— Если твоё имя скандирует весь «Мэдисон Сквер Гарден», это непередаваемые ощущения. Когда это случилось впервые, болельщики кричали что-то вроде: «Мы хотим Шумперта». В той игре я почти не появлялся на площадке. Тогда Майк д'Антони сказал, что мне стоит вернуться на паркет. Это был запоминающийся момент. Так было на протяжении нескольких игр, после чего произошёл скачок продаж маек с моей фамилией. Я стал понимать, что людям нравится моя игра, так как она напоминала им о «Никс» конца прошлого века. Я так же напорист, уверен в себе и не особо забочусь о своей популярности – ничего лишнего. Просто, выходя на площадку, пытаюсь принести команде победу.
— Насколько мне известно, вы многое знаете о прошлом команды. Откуда у вас такая тяга к великой истории «Нью-Йорка»?
— Мой отец, можно сказать, заставлял меня смотреть на Клайда Фрэйзера, Бернарда Кинга. Когда мы садились смотреть очередной матч, он говорил мне: «Хочу, чтобы ты сегодня присмотрелся к Раферу Олстону, понаблюдай пристальнее за Себастьяном Тэлфэйром». Он хотел, чтобы я более внимательно следил за некоторыми игроками. Таким образом, мне приходилось видеть много игр таких парней, как Джон Старкс и Майкл Джордан. В итоге я, можно сказать, проникся историей баскетбола и, в частности, «Нью-Йорка». Когда думаю о «Никс», то часто представляю схлестнувшихся лицом к лицу Старкса и Джордана. Как и Джон, обладая не выдающимся ростом, я думал: «С чего вдруг он решил, что может на равных тягаться с Его Воздушеством? История имеет свойство повторяться, и теперь, в свою очередь, многие болельщики задаются вопросом: „Почему Шумперт думает, что может противостоять Леброну?“ Поймите меня правильно, у меня нет неуважения к другим командам. У многих из них большая и богатая история, но я готов играть против любого соперника. Искренне люблю этот вид спорта. Ведь всем, что имею в жизни, я обязан баскетболу.
— Вы много времени уделяете написанию музыки, и люди порой задаются вопросом: „Почему он не в спортзале или на восстановительных процедурах“? Теперь, пока вы травмированы, стали посвящать этому занятию ещё больше внимания?
— Немногие знают, что я начал заниматься этим ещё в школе. Но тогда я был молодым и не всегда правильно расставлял приоритеты. Уделяя музыке слишком много времени, зациклился на ней. Слава богу, мой тренер, Пол Хьюитт, вернул меня к реальности (смеётся), после чего для меня на первом прочно обосновался баскетбол.
— Вы занимались написанием музыки и текстов по дороге в школу и обратно?
— Да, я думал о ней постоянно: в автобусе, идя по улице или даже за обедом. Мне нравилось, что я в любой момент могу сочинить пару строк, если что-то придёт в голову. Позже, порой даже ночью, я думал над тем, как соединить эти строки. Порой это происходило легко и быстро, а иногда ничего не получалось. Я мог плюнуть на это, а потом, в один прекрасный день, меня озаряла идея, как всё сложить воедино. Сочинение музыки, как и чтение, — своего рода тренировка ума.
— Довелось слышать от вас фразу: „Не читайте книг, пишите их“.
— В детстве мне часто советовали прочитать те или иные произведения, за которые я впоследствии брался. Порой задумывался, почему бы не написать о чём-то, что хорошо знаешь. Полагаю, что если посвятить этому достаточное количество времени, то может получиться очень даже неплохо. Так почему бы не попробовать?
— Как Майк Вудсон и партнёры оценивают ваше музыкальное творчество?
— Майк думает, что это круто. Он говорит: „Пока вы продолжаете играть хорошо и выкладываетесь на сто процентов, меня не волнует, чем вы занимаетесь в свободное время. Пока игрок хорош на площадке, я не могу запретить ему заниматься теми или иными делами“. Вот так он относится к увлечениям игроков. Когда я рассказал товарищам по команде, что я занимаюсь музыкой, все рассмеялись, посчитав это детской забавой. Мело был первым, кто послушал мои записи и по достоинству оценил их. Сказал, что у меня хорошо получается, и я мог бы стать рэпером. Кстати, Бэрон Дэвис этим тоже увлекается. Мы с ним порой, забавы ради, показываем своё творчество остальным ребятам.
— На своём сайте в разделе „биография“ вы говорите о том, что борьба за чемпионство имеет первостепенное значение и даже ставите её выше семьи. С каких пор баскетбол стал значить для вас так много?
— Объясню, что имел в виду.
Когда я получил травму, у меня были два варианта развития событий. Первый: я отправляюсь домой, к семье, и продолжаю восстанавливаться там. Второй: остаюсь в Нью-Йорке и прохожу реабилитацию под более пристальным вниманием врачей команды. И, знаете, я не колебался ни секунды. Решил, что хочу остаться здесь, чтобы вернуться в строй как можно скорее. Я знал: если приеду домой, то попросту буду сидеть без дела, и тогда процесс восстановления моего колена может затянуться. Если же родным захочется увидеться со мной, то я куплю им билеты на самолёт и буду ждать в Нью-Йорке. По правде говоря, когда я увидел эти свои слова на сайте, сразу подумал: „Блин, многие могут подумать, что я неуважительно отношусь к своей семье“. Но знаете, никто из моих родных ничего не сказал по этому поводу. На самом деле я очень люблю свою семью, сделаю всё для них, что будет в моих силах. С другой стороны, они знают: я расшибусь в лепёшку, чтобы выиграть чемпионский перстень.
— Многие, порвав, как и вы, крестообразные связки, в течение первых двух-трёх недель пребывают в депрессии, так как всё время приходится находиться в постели без возможности пошевелить ногой. Как справлялись с этим?
— Чего греха таить, это было непросто. Когда проснулся после операции и посмотрел на ногу, мне было, мягко говоря, не по себе. Я не мог даже пошевелить ею. Когда вы понимаете, что вылетели из игры на долгий срок, в голове вертится только одна мысль: „Чёрт, я не верю, что это произошло со мной“. Вы даже не представляете, насколько это сложно.
— Во время восстановительных процедур вы наверняка чувствовали улучшение в колене. Когда ожидаете своего возвращения в полную боевую готовность?
— В течение приблизительно полутора недель я почти не замечал положительной динамики. Не мог даже толком согнуть ногу. Мне казалось, что ситуация безнадёжная. Однако в один прекрасный день, придя на очередные процедуры, увидел, что прогресс есть: отёк прошёл, и я начал разрабатывать мышцы. Со временем меня допустили до работы в тренажёрном зале. С каждым днём я ощущал прилив сил и уже твёрдо был настроен вернуться игроком, ни в чём не уступающим себе прежнему. Сейчас я уже полноценно работаю в тренажёрном зале и понимаю, что нахожусь на правильном пути.
— Сможете после возвращения играть ещё сильнее, чем прежде?
— Пусть это прозвучит нескромно, но я в этом уверен. Я многому научился в течение этого вынужденного простоя, стал по-настоящему ценить время. Честно говоря, мне очень не хватает моих товарищей по команде. Вижу, что и они нуждаются во мне. От этого ещё с большим желанием рвусь на площадку, но пока, увы, это невозможно. Сейчас со стороны вижу, какие пробелы в командной игре могу заполнить. Когда наберу необходимые физические кондиции, парни смогут на меня рассчитывать.
— Как вы реагируете на постоянные вопросы о сроках возвращения?
— Меня раздражает, когда люди говорят что-то вроде: „Давай, Иман, прошло уже много времени“. Не надо на меня давить. Это не та травма, после которой можно называть точные сроки возвращения. Это не банальный отёк или растяжение голеностопа, когда вы знаете, что будете в строю уже через неделю. Моя ситуация совсем иная. Перед тем, как буду готов вернуться на площадку, нужно удостовериться, что нога не опухает и полностью справляется с нагрузками. Я, правда, не знаю, когда буду полностью готов вернуться, но будьте уверены: как только почувствую, что могу выйти на паркет, я сделаю это.
— Представляли себе, как вернётесь в „Мэдисон Сквер Гарден“?
— По правде говоря, уже не раз прокручивал этот момент в своей голове. Надеюсь, меня ожидает тёплый приём.
— Наверное, болельщики вас встретят более приветливо, чем на драфте?
— Очень рассчитываю на это (улыбается). Чем меньше их реакция будет похожа на ту, что я видел на драфте, тем лучше.