31 октября не стало великого баскетболиста и, что куда важнее, отличного человека – в возрасте 58 лет из жизни ушёл Морис «Люк» Лукас. Слава к форварду пришла в 1977 году, после того как «Портленд», за который он тогда выступал, в финале НБА сумел выиграть у казавшейся непобедимой «Филадельфии» и стал чемпионом НБА. Отдавая дань памяти легенде, мы предлагаем вашему вниманию интервью, взятое у него обозревателем журнала Slam Аланом Полом на рубеже веков.
Я был заинтригован и очень волновался перед этой встречей: я узнал о Морисе Лукасе задолго до того, как начал что-то понимать в профессиональном баскетболе. Мы оба выросли в Питтсбурге, а один из моих старых товарищей однажды имел несчастье столкнуться с локтем Лукаса в тренажёрном зале. Пусть в то время Люк и не достиг своих 206 сантиметров и 98 килограмм, но уже тогда он был выше на голову и килограмм на 20 тяжелее моего приятеля, который на своей шкуре почувствовал, с чем бесчисленные оппоненты школы Шенли, университета Маркетт, команды АБА «Сент-Луис Спиритс» и ещё пяти представителей НБА вынуждены были смириться: нельзя шутить с Морисом Лукасом.
Люк, который сейчас занимается бизнесом в Портленде, своими руками создал себе имя: сначала в АБА, потом после слияния АБА и НБА, попав в 1976-м в «Трэйл Блэйзерс» к Биллу Уолтону. Прошло уже несколько десятков лет, а его решительность и бесстрашие никуда не делись. Его манера играть смело, даже порой безрассудно, проявилась во второй игре финальной серии 1977-го против «Филадельфии». «Сиксерс», ведомые Джулиусом Ирвингом, Джорджем Макгиннисом и Бобби Джонсом, уже доводили игру до победного конца, когда их центровой Дэррил Доукинс с кулаками напал на Бобби Гросса – центрового «Портленда». Моррис поспешил на защиту своего партнёра и с размаху двинул кулаком по затылку сопернику.
Ту игру «Филли» выиграли, но Лукас и команда были злы, так что в оставшихся играх ни разу не позволили сопернику задуматься о победе. Во многом благодаря блестящей игре форварда «Трэйл Блейзерс» выиграли четыре встречи кряду и завоевали титул. «Люк полностью изменил характер серии тем эпизодом с Доукинсом, – вспоминает Боб Костас, ведущий „Портленда“ в те годы. – Все боялись находиться рядом с этим парнем, а Люк взял и ударил его прямо в голову, ударил человека, весящего почти 120 килограмм и ростом выше 210. Разумеется, это подняло моральный дух „Портленда“.
Возможно, Лукас был свирепым, однако у него были и отличные игровые навыки. Несмотря на то что тот „Портленд“ всегда будут называть „командой Уолтона“, Люк тогда был лидером по количеству набранных очков (20,2 в среднем за игру). Помимо этого Морис совершал по 11,4 подбора и почти 3 передачи за игру. Присутствие Лукаса на площадке позволяло Уолтону быть тем, кем всего его считали и каким привыкли видеть. За год до появления в команде Мориса „Блэйзерс“ завершили сезон с показателем побед и поражений 37-45, заняв последнее место в Тихоокеанском дивизионе.
С появление форварда „Портленд“ завершил „регулярку“ на первом месте в дивизионе с соотношением 49-33 и в итоге завоевал чемпионский титул. „Уолтон играл хорошо, потому что Люк постоянно страховал его, – вспоминает Костас. – Морис отлично бросал со средней, да и в целом был очень разноплановым игроком. Он старался принимать участие в каждом игровом эпизоде, да и неигровые без него не обходились. Люк всё время находился в центре внимания и боролся за каждый отскок – именно поэтому Уолтону так нравилось играть с Морисом“. Костас не врёт. „Играть с Люком было счастьем, – вспоминает сам Уолтон. – Я даже назвал своего сына в его честь“.
– Когда вы впервые стали выполнять роль заводилы в команде?
– Когда вышел на профессиональный уровень. Мой агрессивный стиль не приветствовался в колледже, я часто завершал матч досрочно из-за перебора фолов, а вот когда я стал играть с профессионалами, где ребята были крупнее, судьи позволяли мне куда больше – и я с удовольствие принял на себя эту роль.
– Вы не задумывались о том, что ваши провокационные действия могли приветси к тому, что партнёры забыли бы о ваших игровых навыках?
– Я думал, что так будет, но относился к этому совершенно спокойно. Это как шоу-бизнес: если публика вас признала, то уже абсолютно не важно, за что.
– Билл Уолтон расцвёл, перейдя в „Портленд“, потому что вы освободили его от черновой работы. Вы сидели за столом и распределяли роли в команде или это получилось случайно?
– Думаю, что это всё-таки случайность. Я знал, что Билл не входит в категорию силовых игроков, а я – да. Поэтому каждый стал делать на площадке то, что умеет, и каждый остался доволен.
– Даже самые преданные и разбирающиеся в баскетболе болельщики не знают о том, что именно вы, а вовсе не Уолтон набирали больше очков за игру. Вас это расстраивает?
– Нет, не очень. Я отлично понимал ситуацию: Билл был Великой Белой Надеждой, это не оспаривалось. Это не расизм, это бизнес. Мы оба это понимали, поэтому не было никаких проблем.
– Финальная серия 1977 года выглядела довольно бесперспективной для вашей команды, однако после стычки с Доукинсом всё перевернулось с ног на голову…
– Это перевернуло отношение судей к нам. „Филли“ на бумаге были сильнее нас, а мы были Золушкой на балу – мы были счастливы просто оказаться в финале. „Сиксерс“ должны были просто задавить нас, но тот эпизод всё изменил, вы правы, а дальше уже всё решала игра.
– Казалось, что все поголовно боялись Доукинса до того момента, как вы сцепились с ним.
– Верно, люди действительно его боялись. Когда в тебе 120 килограмм веса и ты выше 210 сантиметров, находишься в отличной физической форме да ещё и помимо тебя в Лиге нет такого же типа игроков.
– Решение ударить его было спонтанным?
– Нет, я видел, как он напал на Бобби, и я не собирался оставлять это безнаказанным. Нельзя позволять, чтобы твоих одноклубников били. После игры Доукинс долго говорил о том, что сделает со мной лично и с командой, а перед третьей игрой я неожиданно для всех подошёл скамейке „Филли“, чтобы пожать ему руку – он даже не знал, что на это ответить.
– Вы кого-нибудь когда-нибудь боялись?
– Увы, не мог себе этого позволить(смеётся). Вообще-то было несколько парней в моём списке тех, кого бить не стоило, но их имена я вам не назову.
– Сегодня или вообще?
– Не сегодня.
– Через 20 лет ответите?
– Лучше через 30!!(смеётся). Я всегда знал, что некоторые игроки при случае устроят драку, но если ты просто играешь в баскетбол, твои оппоненты начинают уважать тебя, даже если не высказывает это вслух. Уважение – отличная гарантия от попадания в разные неприятные ситуации. Безусловно, в лиге были такие ребята, до начала игры с которыми я понимал, что сегодня будет долгий и тяжёлый вечер.
– Против кого было тяжелее всего играть в защите?
– Против тех, кто был меньше меня и быстрее. Против меня иногда оставляли Ирвинга или Джамала Уилкса – с такими бороться было крайне тяжело. Если против меня оставался центровой, то те, кто был больше меня, например, Мозес Мэлоун или Боб Ланье, доставляли мне кучу неприятностей. Они не просто продавливали, а ещё и локтями размахивали – без синяков не обходилось. Радует то, что центрового я играл крайне редко.
– Разница между АБА и НБА была заметна?
– У НБА было отличное освещение в СМИ и реклама, в АБА же не было ни первого, ни второго. Но в первый год после слияния на „Матче всех звёзд“ соотношение игроков АБА и НБА равнялось двум к одному, а это о чём-то да говорит. Например, Джилиус Ирвинг, Джордж Гервин, Ларри Кинон, Джордж Макгиннис, Дэн Иссел, Артис Гилмор.
– А что касается манеры игры?
– В АБА игра была более открытая и агрессивная. Это был уже не старинный стиль, здесь были другие скорости, а в НБА же играли тогда так же, как и 15-20 лет назад. НБА требовалась новая волна энергии. Игра становилась всё скучнее, а комиссионер Ларри О’Брайен был человеком недальновидным и не мог найти решения. В итоге многие талантливые ребята просто сидели на скамейке. А слияние с АБА привнесло новую волну, новые веяния в баскетбол, дало настоящий толчок в развитии баскетбола.
– Все знают Ирвинга, а в чём феномен Макгинниса?
– Таких рук, как у него, не было в НБА никогда до его появления. Да и жёсткости в игре ему было не занимать. Когда вы видели его перед собой, появлялось инстинктивное желание держаться от него подальше. Он был очень разноплановым игроком, как принято сейчас говорить: он мог убегать в быстрый прорыв, мог бросать с любой дистанции, мог собирать подборы.
– Но вам удалось „съесть“ его в том финале…
– Нам удалось замедлить темп игры и совершать много подборов – это стало залогом успеха. Они не смогли убегать в быстрые отрывы – это помогло выключить Мака из игры. Ему оставалось бороться со мной в непосредственной близи от кольца, но тут я его однозначно превосходил.
– Повествованию о вас отведено много места в работе Дэвида Хэлберстама „The Breaks of the Game“, которая считается лучшей книгой о НБА.
– Дэвид провёл много времени с игроками, поэтому в книге хорошо представлена ситуация в нашей команде и в Лиге в целом. Положение дел в „Портленде“ было типичным проявлением коммерческой деятельности руководства – все гнались за деньгами. В итоге команда в какой-то момент морально сломалась. Конечно, речь идёт и о физическом состоянии, в частности потеря Билла стала финишем существования команды-династии.
– До этой травмы вам казалось, что строится команда-династия?
– Мы так считали, пока у Билла не начались проблемы с ногами. Ещё и руководство подсобило – вместе со мной в команду пришёл Мозес Мэлоун. Игроки умоляли оставить его в команде, но их никто не послушал, и его обменяли. Все понимали, что это самая главная ошибка руководства: все, кроме менеджеров, видели, что здоровье уже не позволяет Биллу играть на должном уровне столько игр подряд без перерыва. Владельцы поскупились и не хотели платить много денег на центрового, который выходил бы со скамейки. Даже в победный для нас сезон Билл провёл всего 60 игр, а на следующий год Уолтон получил „долгожданную“ травму. Если бы у нас был отличный молодой центр, мы бы выигрывали титулы ещё пару-тройку лет.
– С кем вам больше всего нравилось играть?
– Конечно с Биллом. Очень нравилось взаимодействовать с Майклом Ричардсоном в „Никс“. В Деннисе Джонсоне нравилось его невероятное умение игры в обороне. Очень нравился коллектив в „Финиксе“, включая всё того же Денниса, Уолтера Дэвиса, Элвана Адамса, Ларри Нэнса. Затем я отправился в Лос-Анджелес, где играл с такими легендами, как Мэджик, Карим, Уорси – все они феномены баскетбола. По выступлениям за „Сиэтл“ запомнились Том Чэмберс и Хавьер Макдэниэлс.
– Поднялся ли в ваших глазах Карим после игры в одной команде с ним?
– Не совсем. Мы с ним просто слишком разные в плане характера – в жизни и в игре он являлся двумя разными людьми. С ним не хотелось проводить много времени, даже несмотря на то что мы были одноклубниками.
– Вы упомянули Рэя Ричардсона. Чем он вам запомнился?
– Рич был наделён талантом от бога. Я играл в АБА с Флай Уильямсом, который был очень похож на Рича: крупный разыгрывающий, который умеет убегать в быстрый прорыв, обладает отменным пасом, хорошо бросает, но и не без недостатков(смеётся). Рэй же сам загубил свою жизнь наркотиками и ночными гуляниями. Ни одного человека в мире не знаю, кто бы вёл такой образ жизни и прожил так долго.
– Вы ведь стали бизнесменом ещё будучи игроком, верно?
– Да, меня всегда интересовало программное обеспечение, и я приобрёл компанию по его производству, которая существует и по сей день. К счастью, ещё тогда в моей жизни были люди, которые помогли мне с финансами. Я знал, что ничто не может продолжаться вечно и когда-нибудь я уступлю место молодым. Гораздо лучше подготовиться к заслуженной пенсии заранее(смеётся).
– Будучи игроком, вы были довольно откровенны с прессой. Это сослужило вам плохую службу?
– Каждый, кто откровенен в каком бы то ни было бизнесе, получает титул смутьяна. Я работал в профсоюзе игроков в течение многих лет. Я понял, как мало владельцев действительно думает об игроках. Некоторые действительно заботились об игре и об игроках, а другие даже понятия не имели, что такое страховой полис или здоровье. Лозунги некоторых владельцев команд в ту пору, когда я играл, были ужасными: если кто-то получил травму, проще его обменять, нежели вылечить.
– Смахивает на рабство…
– Нет-нет, просто когда ты зарабатываешь больше, чем 98 процентов населения твоей страны, никто и думать не станет о термине „рабство“. Но есть система, в которой всё завязано на деньгах: увы, но баскетбол это в первую очередь бизнес, а уже потом – игра. Если с тобой что-то случится, то ты можешь лишиться всего в один миг, ты – всего лишь инструмент для заработка.
– Осознание этого как-то влияло на вашу игру?
– Да, я всегда требовал долгосрочные гарантированные контракты (смеётся). В любом случае моя игра менялась с течением лет: сначала я атаковал кольцо только с близкого расстояния, потом осознал, что стану опаснее, если научусь бросать со средней. Помимо этого постоянно старался прогрессировать в умении подбора мяча и борьбы под щитом. Увы, я не Карл Мэлоун или Чарльз Оакли, которые могли отойти на пять метров от кольца и даже оттуда угрожать попаданием на протяжении всей своей карьеры. Раньше никто не играл столько лет, сколько они, а сейчас и физподготовка другая, и методы иные. Но надо сказать, что Оакли напоминает мне меня самого больше, чем кто бы то ни было.
– Хотя я не думаю, что Оакли мог бы набирать по 20 очков за вечер, даже если бы его жизнь зависела от этого.
–(смеётся) Вы правы. У него скорее рука отвалится. Но мне нравится его стиль, нравится смотреть на игроков, которые как старые военноначальники разбили лагерь прямо под кольцом. Это их территория, и вы должны заплатить пошлину, чтобы пройти через неё. Мне это определённо нравится.