В 2015 году у российских болельщиков была эксклюзивная возможность поболеть за своего представителя в топовой категории «24 часов Ле-Мана» LMP1: Марк Шульжицкий стал членом одного из заводских экипажей «Ниссана». Увы, руководство японской марки после провала откровенного сырого автомобиля приняло решение закрыть команду LMP1 и затем рассталось с рядом гонщиков, среди которых оказался и Шульжицкий. Мы решили выяснить у Марка, каковы его шансы возобновить полноценную карьеру.
– Марк, после известия о прекращении выступлений за «Ниссан» про вас почти ничего не слышно. Чем занимаетесь?
– 2016 год получается для меня очень сложным с точки зрения спортивной карьеры. Все знают, что произошло в 2015 году с командой Nismo в категории LMP1. Теперь пытаюсь налаживать какие-то контакты, пытаюсь вернуться на уровень, с которого я слетел, — это WEC или ELMS. Вернуться очень сложно, потому что не многие готовы помогать. В WEC гоняются российские команды, но особого интереса с их стороны, видимо, нет. Поэтому всё сложно.
Тем не менее было приглашение проехать гонку «24 часа Нюрбургринга», и я выступил на ней в конце мая. К сожалению, из-за технических проблем удачно выступить не получилось, но в любом случае для меня это был первый опыт выступления на «Северной петле», было круто там побывать.
Что касается моей повседневной жизни, то занимаюсь разными вещами, связанными исключительно с автоспортом. Тренирую детей, взрослых, посещаю различные соревнования. Мне есть чем заняться, на жизнь хватает, но очень хочется самому вернуться за руль. Вот сейчас 2-2,5 месяца не гонялся, и уже словно ломка начинается. Хочется гоняться, постоянно соревноваться. Я знаю, что есть силы, что у меня получается, и от этого ещё обиднее.
– Вы упомянули российские команды WEC. Как-то общались с G-Drive и SMP, были хоть какие-то контакты?
– Всё не так просто. У G-Drive Racing и Ромы Русинова своя политика, очень амбициозные планы — видимо, я туда никаким образом не попадаю. С SMP я пытался наладить контакт, но как-то всё время не получалось. Конечно, было бы вдвойне приятно выступать за российскую команду, ведь всю жизнь я гонялся за английские и французские.
– Какие всё-таки сейчас шансы возобновить выступления?
– Насчёт 2016 года я уже успокоился: все переговоры, которые я веду с командами, касаются сезона-2017. Но, опять же, это не российские команды, и всё упирается в бюджет. Предложений-то куча, но всегда всё упирается в энную сумму, а у меня нет за спиной поддержки спонсоров или, например, богатых родителей. Не скажу, что речь идёт об огромной сумме, но за всё надо платить. Сейчас хватает гонщиков с бюджетом, которые быстро едут. Так что у команд не возникает необходимости искать какого-то сверхскоростного пилота, который на одну-две десятые быстрее едет.
К тому же сейчас непростая экономическая ситуация. Я знаю, что, например, некоторые португальские команды не выезжают на гонки просто потому, что нет бюджета. Они ищут пилотов, которые могут принести деньги. Такова нынешняя реальность.
– В таком случае на что вам рассчитывать?
– Отчасти на везение. И нужен правильный менеджмент. Я сейчас работаю над этим, и если всё получится, то мной займётся человек, который знает правильные направления, правильные лазейки – тогда всё будет реально. Если же этот человек не пойдёт на предложенные условия, то мне будет намного сложнее: придётся делать две работы — и гоняться, и вести переговоры.
Старый менеджмент фактически завершил работу со мной: не ищутся ни бюджеты, ни команды. Благо была возможность зацепиться за какие-то старые контакты и проехать те же «24 часа Нюрбургринга», но больше так не прокатит. Я считаю, правильный менеджмент легко может обеспечить до 50 % успеха.
– Ваш потенциальный менеджер — иностранец?
– Да. Он много работал в том числе с пилотами из GP2. Не буду называть имён, но он очень опытный. Но, конечно, и по финансовой части человек требовательный, так что посмотрим, как всё получится.
Марк Шульжицкий
Фото: nissanlmp1.com
– То, что вы выступали на уровне LMP1, даёт вам какое-то преимущество в переговорах? Или особо нет, учитывая, что слабая скорость «Ниссана» не позволила по-настоящему себя проявить?
– Безусловно, какой-то плюс есть. Очень многие команды проявляли интерес, сами мне писали, например, в соцсети Linkedin. Но всё всегда упирается в какие-то цифры. Когда за спиной большой и жирный ноль, сделать что-то очень тяжело. При хоть каком-то бюджете всё было бы в миллион раз легче – как раз за счёт моего опыта выступлений в LMP2 и LMP1.
– Какие-то связи с «Ниссаном» сейчас поддерживаете?
– Да, со многими ребятами из «Ниссана» общаемся. У нас тёплые, дружеские отношения. Но надо понимать, что сейчас для автопроизводителей тяжёлое время в России. К сожалению, очень многие мероприятия «Ниссана» в России были перечёркнуты этой кризисной ситуацией – если бы не это, они с радостью меня бы звали. Вот московский автосалон в конце августа я посещу, пусть даже сам «Ниссан», к сожалению, участия в нём принимать не будет.
– Все узнали, что вы покидаете программу «Ниссана», в феврале. А когда об этом стало известно вам самому?
– Честно скажу, была не очень приятная история. Я узнал буквально за пару недель до официального пресс-релиза. Много времени было упущено. Изначально, после окончания прошлого сезона, у «Ниссана» были планы всех нас сохранить. Дирекция чётко дала понять, что оставит всех гонщиков проекта LMP1, со всеми будут продлены контракты, машина будет строиться, – в общем, что всё будет здорово. Но очень быстро всё начало рушиться: стало меняться руководство, и иногда я даже сам начинал выяснять: а что будет-то? В итоге прислали ответ — мол, похоже, не судьба всё продолжить.
Что ж, такое в автоспорте бывает. Например, «Пежо» построили машину, проехали тесты, но затем закрыли проект из-за тяжёлой экономической ситуации во Франции. И все остались без работы. Так что история не новая, но, конечно, бьёт по спортивной стороне. Но я уверен, что для меня это просто небольшой шаг вниз, нужно через всё пройти и пытаться двигаться дальше.
– Всё посыпалось одновременно с решением закрыть проект машины, или позже?
– Проблемы начались позднее, с середины января. Вот тут стало понятно, что всё меняется и есть трудности. Даже без LMP1 можно было раскидать многих гонщиков по другим чемпионатам, но в 2016 году сильно изменилась политика «Ниссан Моторспорт». Например, в Blancpain они начали выбирать на некоторые позиции гонщиков, которые будут приносить прибыль. То есть их политика стала ближе к тому, как работают остальные команды. До этого самым важным было продвинуть человека, раскрыть его талант – сейчас ситуация изменилась. Новые боссы видят Nismo как команду, которая будет зарабатывать, а не только просаживать деньги в маркетинг. Что ж, у каждого свои представления.
– Как вы отреагировали на все эти изменения? Был шок или спокойная реакция?
– Я изначально был готов ко всему — по сути с того момента, как попал в проект LMP1. Я попал в команду очень быстро, и так же быстро всё закончилось (смеётся). Я на первых же тестах, прошедших в 2015 году в Америке, понимал, что будет очень сложно. Тесты шли безумно трудно, были постоянные проблемы с машиной, люди работали по 24 часа в сутки, не успевая всё решать. Я понимал, что это будет самый сложный Ле-Ман, какой только можно вообразить.
После Ле-Мана были некоторые проблески. Машину увезли в Японию, привлекли новых людей, начали что-то строить заново… Я просто в это верил. Но это очень большие затраты. Плюс есть такой фактор, как возвращение в Формулу-1 заводской команды «Рено». Уверен, с этим тоже очень многое связано. Думаю, поэтому и было принятое такое решение.
«Ниссан» на «24 часах Ле-Мана»
Фото: nissanlmp1.com
– Как считаете, всё-таки было ли реально доработать ваш автомобиль до состояния, когда он мог бы бросить вызов лидерам LMP1? Или «Ниссан» выбрал тупиковый путь?
– Изначально задуманная концепция, мне кажется, могла бы сработать. Но её реализация с первых же шагов начала отходить от проекта — думаю, в этом главная проблема. В теории машина была способна на многое, но на практике не получалось. В принципе так же поначалу было у «Порше»: после нескольких тестов они переделали чуть ли не всю машину, а через год уж точно это был полностью переделанный автомобиль — и это нормально.
Думаю, и нашу машину просто нужно было всю переделать при сохранении общей концепции. Тогда через год-два можно было бы многое выжать. Наш результат в Ле-Мане… Не скажу, что он был ужасно плох, при этом у нас никогда ничего не работало, мы не могли сравнивать скорость с конкурентами. То одно не работало, то другое. Если бы была гибридная составляющая на задней оси, многие вопросы мы могли бы решить. К сожалению, теперь уже никто никогда не узнает, как всё было бы. Не думаю, что кто-то в ближайшее время попробует повторить подобное решение.
В любом случае я с огромным удовольствием принял участие в этом проекте, поработал с ребятами. Те, кто построил автомобиль за столь короткий срок, настоящие герои.
>>> Шульжицкий: в Ле-Мане сделал всё, что просил «Ниссан»
– С какими чувствами смотрели нынешний Ле-Ман?
– (Усмехается.) Три года подряд я там был: первый работал в «хоспиталити» «Ниссана», остальные два гонялся в разных классах. Так что было странно смотреть всё по телевизору, я отвык от этого. Хотелось и хочется вернуться.
Я сильно болел за Рому Русинова, он стремится к своей цели выиграть Ле-Ман и, мне кажется, готов ради этого на всё. Думал, в этом году у него получится, но Ле-Ман отличается от любой другой гонки. Это марафон, где каждая деталь и каждый человек должны сработать на 100 процентов. Видимо, что-то не «дожалось».
Если говорить о гонке в целом, то произошедшее с «Тойотой» могло случиться, наверное, только в Ле-Мане. Очень эмоциональная гонка. Я помню, как в 2015 году мой экипаж лидировал, и за четыре часа до финиша начала ломаться машина – помню, какие тогда были чувства, слёзы наворачивались, было столько эмоций! А что чувствует человек, теряющий победу за пару минут до финиша, я даже и представить не могу. Думаю, там сразу надо было харакири делать!
– Вернёмся к вам. Если с профессиональным спортом всё-таки не получится, то сможете ли вы, скажем прямо, всё равно прокормить себя за счёт каких-то связей с автоспортом или придётся уходить в другую сферу?
– (Смеётся.) Хороший вопрос. Вообще, по образованию я переводчик с японского, но не думаю, что буду этим заниматься, это очень сложно для меня! Скорее всего, я всё равно искал бы что-то в автомобильной сфере. Даже если не роль тренера, то я всё равно не променяю машины или мотоциклы на что-то другое. Люблю гайки крутить, это моё. Не хочу заниматься тем, что не будет приносить мне удовлетворения.
– Чего всё-таки ждать теперь болельщикам?
– Честно скажу, я приятно удивлён, что они по-прежнему интересуются моими делами — думал, что всем безразлично. Это не так, мне часто задают вопросы, где я, что происходит. Пожелания вернуться за руль меня подбадривают, придают какой-то задор. Хочу всех поблагодарить за тёплые слова. Я буду стараться. Скажу, как Терминатор: I'll be back!