О зиме-2012: «Это была сложная зима, потому что мы действительно не знали, где будем. Была трудная ситуация, и мой менеджер проделала хорошую работу, найдя мне место. Мы довольно рано начали общаться с этой командой, но переговоры заняли много времени, и мы пропустили одни тесты.
Когда тебе нравится что-то делать и ты сталкиваешься с возможностью закончить выступления в Ф-1, то это пугает. Так что я рад, что по-прежнему могу быть частью этого мира.
Когда тебе нравится что-то делать и ты сталкиваешься с возможностью закончить выступления в Ф-1, то это пугает. Так что я рад, что по-прежнему могу быть частью этого мира».
Об уходе из «Лотуса»: «У нас было ощущение, что ситуация между нами и командой становится неясной. Мы немного волновались, но я всё ещё думал, что смогу быть частью команды, потому что сезон был трудным не только для меня. Я продолжаю учиться, и я думаю, что у меня был хороший 2011 год. Конечно, были некоторые ошибки, но иные — не такие, как в 2010-м. Очевидно, что тогда был трудный год. Если бы я продолжил так же в 2011-м, то команда заменила бы меня после половины сезона, и это было бы справедливо.
Но у нас были такие ситуации, как с передним выхлопом, и другие проблемы, которые привели команду к решению завершить работу с прежними пилотами. Это было несправедливо. Если им что-то не нравилось, то они могли поговорить со мной, и я мог бы измениться. Я не из тех, у кого завышенная самооценка. В свой третий год я могу сделать большой шаг вперёд — как между 2010-м и 2011-м».
О том, что его результаты после перехода упадут: «Да, я потеряю скорость из-за уровня машины. Команда в Энстоуне больше, у них много инженеров, аэродинамический тоннель… Ну а тут вам иногда надо быть немного умнее при решении имеющихся проблем. Так что я как пилот определённо чему-то научусь. Я стараюсь учиться с самого начала. В моей комнате лежит листок бумаги с именами всех людей в команде. Когда вы приходите в новую команду, это сложно, вам нужно понять ребят и выстроить отношения. Вам нужно понять, как общаться с ними и как они будут использовать вашу информацию для развития настроек.
Разные инженеры понимают пилота, говорящего про недостаточную поворачиваемость, по-разному. Так что иногда я просто пытаюсь показывать всё руками и
Это было несправедливо. Если им что-то не нравилось, то они могли поговорить со мной, и я мог бы измениться. Я не из тех, у кого завышенная самооценка.
движениями тела, а не просто писать „избыточная поворачиваемость“ и ждать, что они всё исправят.
На то, чтобы понять друг друга, уходит время, особенно это касается гоночного инженера. Это важные взаимоотношения. В 2010 году у меня были проблемы с моей командой, я боролся с Марком Слейдом. Он очень умный инженер, но наши отношения не были хорошими. Они высоко ценили его, потому что у него двадцатилетний опыт, а я был ребёнком. Если он говорил тебе прыгать в окно, то тебе нужно было прыгать в окно.
Я уважал его и слушал всё время — когда он говорил, я прыгал. Но это был неверный подход. У меня были свои ощущения, и мне следовало быть более агрессивным, но я боялся, что скажу что-нибудь неверное. У меня было плохое начало сезона, были аварии, и они решили изменить отношения. В 2011-м всё было совсем по-другому. У меня был новый инженер, который был для меня как друг. Иногда, вылезая из машины, я мог просто посмотреть на него, и мне не надо было ничего говорить, потому что он уже всё понял».
О новом инженере Джанлуке Пизанелло: «Нам нужно время, чтобы узнать друг друга и понять. Это нормально, всё новое. Я русский, так что, возможно, иногда я могу общаться агрессивно — равно как и он, потому что он итальянец. Нам просто нужно узнать друг друга».
О болиде «Кэтерхэма»: «Ощущения от машины другие — это вопрос прижимной силы. Вы можете представить разницу, если едете на три-четыре секунды быстрее? Так что, конечно, я чувствую недостаток прижимной силы.
Но это совсем другая команда. „Ред Булл“ тоже не был сперва быстрым, но они начали двигаться по своему пути. Если эта команда хочет быть в топ-10 — а они хотят этого, — то для этого нужно поработать. Но у них нет денег
В 2010 году у меня были проблемы с моей командой, я боролся с Марком Слейдом. Он очень умный инженер, но наши отношения не были хорошими.
»Феррари" или «Ред Булл», так что необходимо время.
Прежде всего команде нужно быть довольной тем, что я делаю. Я не могу говорить прессе, что делаю фантастическую работу, — а то они просто посмеются и скажут мне уйти! Если вы хотите уважения, то должны упорно работать, а затем команда будет говорить о вас позитивно или негативно.
Когда Хейкки пришёл сюда, то он был на нисходящей траектории, потому что это была новая команда, а прежде он выступал за самую большую в паддоке. За последние два года он делал всё правильно, адаптировался к машине — которой было нелегко управлять — и теперь выглядит очень сильно".
О российских болельщиках: «Всегда трудно объяснить людям, что такое Ф-1. Я знаю Ф-1, но я не знал её совсем, пока не попал в паддок. Я ничего не знал. Когда я общаюсь с российскими журналистами, то всегда стараюсь объяснить, что такое Ф-1, что мы делаем, почему мы такие медленные, почему мы не можем победить. Я буду делать то же самое в этом году, объясняя, где мы сейчас находимся и что нам нужно сделать для получения хороших результатов. Многие российские болельщики рады, что я могу продолжать в Ф-1. Мне просто нужно объяснить им, что будет невозможно финишировать третьим, как в Австралии в прошлом году».