Павел Мамаев дал самое необычное интервью в жизни. Своей супруге.
— Ну вот рассказывай. Вышел ты из тюрьмы, сел в «гелендваген». Что было дальше?
— Потом я пересел в Range Rover. Всё, поехал в Москву.
— Один?
— Вдвоём с Саней.
— Больше никого не было?
— Нет.
— Машина сама ехала?
— Да (смеётся).
— Водителя не было?
— Водитель был.
— Ты приехал в Москву. Какие ощущения?
— Изначально были непонятные. Долго ждали. Когда уже было известно о решении, что нас выпускают, ждали этого дня и каждый день до этого был в тревоге, пока не наступила ночь 17-го. В любой момент ждали подвоха от прокуратуры, хотя это было маловероятно. Подвоха не оказалось. Каждый день, кроме выходных, мы с тревогой встречали и ждали каких-то неприятных новостей, потому что на протяжении всего нашего дела хорошего было мало, одни негативные новости.
— Какой у вас был режим в колонии? Как вы спали?
— Это такие железные спальные места, на которые кладётся матрас. В простонародье они называются шконки. Мы ели всегда по-разному: и баланду пробовали, и сами понемножку готовили.
— Что такое баланда?
— Это еда, которую там готовят.
— Вкусная?
— Да нормальная, кстати, время от времени. Мы её нечасто, но ели. Конечно, когда вы приезжали, вы, во-первых, и готовили, тут свежее всё. Там на отряде есть так называемая чайхана, но нет ни плиты, ничего, там нельзя готовить.
— Можешь что-то рассказать, что ты прямо запомнил, типа «я был в тюрьме»? Что там такого есть?
— Знаешь, у меня сложилось первое впечатление, что там, прежде чем что-то сделать, надо план выработать. Последовательность своих действий. Допустим, лежишь, что-то хочешь сделать и начинаешь думать: «Так, я сейчас это сделаю, скажу это, какие могут быть последствия?». Ты начинаешь обо всём думать, потому что не так тебя могут понять. В общем, всегда чувствуешь ответственность. Не за кого-то, как на воле — за детей и семью, а за самого себя. Прежде чем что-то сделать, тебе надо тысячу раз подумать, как и прежде, чем что-то сказать.
— Есть какой-то пример?
— Были, конечно, примеры, и на моих глазах, и по рассказам. Но я не буду о них рассказывать.
— Сотрудники вас там били?
— Нет, конечно нет. Никто нас не бил.
— А других?
— Не знаю, я лично не видел. Рассказывают про разные лагеря, про разные СИЗО, но я лично своими глазами не видел, чтобы кого-то били.
— Правда, что там нельзя ни про кого ничего говорить и нужно отвечать только за себя?
— Если ты что-то знаешь, то, наоборот, нужно это рассказать. Но ты должен понимать, что можешь подтвердить эту информацию.
— А кто проверит?
— Допустим, я знаю что-то про тебя. У тебя своя правда, у меня своя, и нужен человек, который гарантированно подтвердит мою информацию, не опираясь только на мои слова.
— Ты зашёл в квартиру. Что почувствовал?
— По сравнению с остальными я не могу представить того, что испытывают люди с большими сроками. Мы пробыли 11,5 месяца, вышли, и то… У меня телефон в руке, распорядка нет. Я сегодня утром в 6 утра проснулся, как на построение утреннее. Всё было как-то… Была подкожная дрожь.
— Ты стал закрытый, мало говоришь.
— Мало говоришь, потому что там не надо много говорить.
— Давай поговорим о наших планах… Я тут уже немного в Москве, как ты видишь.
— У меня за тобой много кто следил. Мне с утра что в Бутырке, что в колонии часто рассказывали, что жена делает вот это, вот это.
— А ты что?
— А я думал, что ты молодец и не сидишь на месте.
— То есть не ты говорил мне: «Езжай в Краснодар и жди меня там»?
— Говорил и от слов своих не отказываюсь.
— Как ты планируешь восстанавливать физическую форму? Есть какие-то ощущения дискомфорта?
— Никакого дискомфорта пока не чувствую и в физическом плане спада – тоже.
— Не боишься начинать?
— Нет, а чего бояться? Мы в колонии каждый день в футбол играли.
— И страха никакого нет?
— Нет-нет. Я уверен, что всё будет хорошо, ведь ты со мной.
— А у тебя ко мне есть вопросы? Может, ты хочешь что-то спросить?
— Нет.
— Как ты докатился до такой жизни, что вы с Кокориным попали в такую ситуацию? Хочу заметить, что не впервые.
— Ну, за Сашу я не буду отвечать, но все в жизни оступаются и в какие-то моменты делают что-то не так.
— Мне многие писали, что ты не поменялся и станешь таким же, каким и был до этого, через пару месяцев. Что ты можешь сказать им в ответ?
— Не нужно копаться в грязном белье чужой семьи. В первую очередь надо разобраться в себе. Счастливые люди не замечают проблем других людей. Я попытаюсь сам разобраться в себе и в своей семье. Считаю, что у нас многое было не так, нам нужно многое с тобой изменить и к чему-то прийти.
— Что именно у нас было не так?
— Это наши личные вопросы, и я не хочу о них говорить. У каждого своё видение отношений. У меня сейчас есть желание всё сделать таким образом, чтобы мы оба были счастливы.
— Счастлив ли ты сейчас?
— На данный момент я в таком состоянии, когда я счастлив от того, что просто нахожусь рядом с тобой и детьми.
— Расскажи, куда ты собираешься? В какой город?
— Сейчас я вылетаю в столицу юга – величавый Ростов-папа.
— То есть ты едешь подписывать контракт с «Ростовом»?
— Ну, я надеюсь, что всё сложится именно так. Хочется определиться уже с будущим, начать тренироваться, потому что засиделся я. Свербит всё внутри, хочется выйти на поле и заниматься любимым делом.