Мои отношения с Реджи Миллером не сильно отличались от берегов штата Мэйн – недружелюбных и негостеприимных. Но я, наверно, сам виноват в возникновении этой ситуации. Миллер вряд ли просил меня писать про него язвительные статьи. Вряд ли ему были приятны мои неоднократные колкости, которые я посылал ему со страниц SLAM в мою бытность главным редактором. Но всё это было сделано по одной причине: как-то задеть его за то, как безжалостно он обходился с «Нью-Йорком». При этом я ни в коем случае не хотел его обидеть. Шутка ли, парень набрал 25 279 очков в «регулярке» и 2972 в плей-офф за свою карьеру. Более того, он забил больше всех «трёшек» (2560) в истории лиги. Он просто хоронил мои надежды на удачную игру «Никс» в матчах на вылет так же, как Майк Майерс заговаривал зубы красивым девушкам: разными методами, но всегда с одинаковым результатом. И хотя эксперты и сомневаются, но для меня Реджи заслужил место в Зале Славы.
Я играл на самом высоком уровне против настоящих баскетбольных звёзд. Я имею в виду, что когда ты играешь на такой арене, как «Мэдисон Сквер Гарден», – в мекке мирового баскетбола, то всегда хочешь продемонстрировать всё, на что способен, свой лучший баскетбол. И всегда, когда ты делаешь что-то особенное, то болельщики уходят с матча и говорят: «Да, этот парень хорош!»
Во времена лихих 90-х Джордан был, пожалуй, самой неудержимой силой в нападении, но, наверно, никто из игроков не приносил фанатам столько огорчения, как Реджи. Любой защитник рядом с ним казался просто беспомощным школьником. Лучший снайпер в истории НБА? Пусть меня прямо сейчас ударит молнией, если это не так… вроде небо пока чистое. Таких игроков, как Бёрд, Мэджик и Карл Мэлоун, зритель приветствует даже на выезде. С Реджи всё было наоборот – его встречали как отъявленного негодяя. В моей памяти он навсегда сохранится ускользающим от защитников, пробирающимся через кучу заслонов на дугу. И если он видит хотя бы лучик света, пробивающийся через руки защитников, то, скорее всего, он попадёт. Секундной невнимательности оппонента было для него достаточно.
Лучшие моменты карьеры Реджи являются моими худшими воспоминаниями как болельщика «Никс». Например, пятый матч финала Восточной конференции, когда он в заключительной четверти накидал в кольцо «Нью-Йорка» аж 25 очков, причём вёл себя то ли как Мик Джаггер, то ли попросту как клоун. Или когда во время первого матча той же серии Реджи набрал восемь очков за неполные девять секунд, принеся своей команде победу. За это мизерное время он положил две «бомбы» и реализовал два штрафных. Для игрока класса Миллера девяти секунд достаточно, чтобы выиграть матч. Однако в финале конференции 1998-го «Пэйсерс» уступили в семи матчах «Буллз», ведомым Джорданом, несмотря на все старания Реджи. В четвёртой встрече лидер «иноходцев» реализовал победный бросок, дав тем самым надежду фанатам, но уж больно сильны были в тот год чикагцы. Спустя ещё два года, Миллер изо всех сил старался вытащить свою команду в битве с «Нетс». В одном из матчей он забил невероятный бросок метров с 12, переведя матч в овертайм.
Реджи всегда решался на самые важные броски. Просил мяч – и забивал. Он повесил кроссовки на гвоздь в 2005-м, однако намекал о своём возвращении несколько раз. И наверняка очков 10-15 за матч он бы ещё набирал, но всё-таки решил окончательно завязать с профессиональным спортом. Для парня, столь любившего всеобщее внимание, это было по-настоящему непростое решение. Он, наверное, никогда не понимал, почему наш журнал столь язвителен по отношению к нему, но по его настроению было понятно, что ему до этого нет никакого дела. Мне показалось, что жизнь Реджи намного более разнообразна, чем нам рассказывают по телевидению, демонстрируют на обложках журналов и всячески показывают в статьях, а его карьера очень яркая, особенно той её части, которая касается игр в Нью-Йорке.
– Какова была твоя реакция на фильм Winning Time, который запечатлел твои особенные отношения с «Никс»?
– Мне очень понравилось. Готовый фильм оказался гораздо лучше, нежели я ожидал. Особенно порадовало то, что даже люди, далекие от баскетбола, подходили ко мне и говорили, что это здорово и что они не имели представления о многих вещах, показанных на экране. А для тех, кто понимает в игре, там достаточно эпизодов, которые они могут заново пережить.
– Я думаю, что те восемь очков за девять секунд в финале конференции в 1995-м против «Нью-Йорка» были самым невероятным завершением матча в истории баскетбола. Ты так не считаешь?
– На самом деле во время игры ты не задумываешься, великий это был момент или нет, но сейчас, когда я вспоминаю тот эпизод, то понимаю, что вряд ли смог бы его повторить на тренировке. Такие моменты случаются только в накале игры, просто так их не пережить.
– Что лично для тебя значило противостояние с «Нью-Йорком»?
– Я играл на самом высоком уровне против настоящих баскетбольных звёзд. Я имею в виду, что когда ты играешь на такой арене, как «Мэдисон Сквер Гарден», – в мекке мирового баскетбола, то всегда хочешь продемонстрировать всё, на что способен, свой лучший баскетбол. И всегда, когда ты делаешь что-то особенное, то болельщики уходят с матча и говорят: «Да, этот парень хорош!»
– Знаешь, негативное отношение болельщиков всегда мешало играть Алонзо Морнингу, особенно в плей-офф. Но когда ты играл в Нью-Йорке, то казалось, что тебя это только подстегивает.
– Я просто обожал это. Когда они кричали и улюлюкали. Это классное ощущение.
– Мне кажется, тут отлично подойдёт слово «смаковать». Ты прямо смаковал такое отношение болельщиков.
– Повторюсь, я просто обожал их «бууу». Выездную игру в негостеприимной атмосфере не с чем даже сравнить. 12 парней против 25 тысяч болельщиков. Если я по чему-то и скучаю, то это игры в «Гардене», где фанаты кричат и пытаются вывести тебя из себя.
– А в ком-нибудь из ныне играющих игроков ты видишь такое отношение? Есть ли кто-то, кто приветствует такую реакцию фанатов?
– Ну, наверно, одно имя точно приходит в голову. Этот человек – Коби Брайант. Мне кажется, он может играть на любой арене, где угодно и всё равно будет реализовывать один бросок за другим. Не знаю, конечно, насколько он любит раздражать людей, как я, – дразнит ли толпу и пытается её поддеть всякими штучками. Но если уж кто-то и станет выделывать подобные фокусы, то мы знаем, кто это будет.
Повторюсь, я просто обожал их «бууу». Выездную игру в негостеприимной атмосфере не с чем даже сравнить. 12 парней против 25 тысяч болельщиков. Если я по чему то и скучаю, то это игры в «Гардене», где фанаты кричат и пытаются вывести тебя из себя.
– Однажды ты меня просто удивил, сказав «я никогда не хотел играть роль плохого парня». Очень неожиданные слова, зная тебя. Но ты стал плохим только в «Пэйсерс»? Потому что я не помню, чтобы ты так себя вёл, когда выступал за свой колледж UCLA.
– Да меня и в колледже особо послушным нельзя было назвать. Мне повезло, что все мои плохие поступки произошли ещё до начала эры Интернета, а то шумиха была бы дикая. Знаешь, я всегда чувствовал, что мне не везло в этом отношении. Я всегда выглядел негодяем, потому что меня окружали одни прилежные мальчики.
– Что-нибудь из того, что было сказано о тебе прессой, тебя когда-нибудь задевало?
– Не-е-е-ет. Но я также надеюсь, то, что я говорил о людях, их не обижает.
– Знаешь, мы в журнале SLAM, бывало, говорили о тебе не самые приятные вещи. Под словом я имею в виду себя…
– Правда? Да ну-у-у….
– Да – это так. Не знаю, слышал ли ты об этом.
– Ну что, например?
– Называли тебя выпендрёжником и неудачником. Тебе никогда не казалось, что пресса, фанаты или ещё кто-то перегибают палку, говоря о тебе?
– Да нет, всё нормально.
– А семья?
– А ты у меня про семью ничего не спрашивал.
– Я видел вашу фотографию с Шерил на выпускном бале.
– И как вы только до всего добираетесь. Давай не будем об этом.
– Я всегда болел за «Никс» и говорил про тебя неприятные слова, потому что думал, тебе это помешает. Знаю, звучит глупо, но я думал, что это сработает.
– На самом деле, это только бы помогло мне, так что спасибо.
– Я просто думал, что будет хоть какая-нибудь реакция.
– И к чему это всё привело?
– Только к тому, что мне отказали в работе в Sports Illustrated.
– Ну, дружище… SLAM — это всё равно очень круто.
– Спасибо, Реджи. Твои игры с «Нью-Йорком» стали уже историей. Как ты думаешь, в сегодняшнем баскетболе есть такие принципиальные противостояния?
– Разумеется. Мы чуть ли не каждый день видим удивительные личные дуэли. Можно вспомнить игры Мэджика против Бёрда в прошлом. Наверное, двух лучших игроков всех времён. И соответственно особый накал даже сейчас имеют игры «Бостона» и «Лейкерс». Достаточно пересмотреть последний их финал.
– Как думаешь, сейчас это происходит из-за того, что НБА рекламирует себя через звёздных игроков?
– Я думаю не без этого. Но всё-таки в плей-офф играют именно команды. И в историю входят принципиальные матчи, во время которых фанаты просто сходят с ума.
– Реджи, ты занимаешь третье место в истории лиги по количеству матчей, проведённых за один клуб в карьере. Такая преданность стала редкостью в наше время. Ты думаешь, это из-за постоянных переходов?
– Конечно. Именно поэтому я надеялся, что Леброн останется в Кливленде.
– Ты не ожидал его перехода в Майами?
– Нет, конечно. А ты?
– Да тоже нет. Ещё я думал, что «Никс» подпишут Амаре Стаудмайра и Джо Джонсона.
– Я тоже думал, Джо может перейти в «Нью-Йорк». Но ещё пару слов о Леброне. Я думал, что он останется, если ему предложить максимальный контракт. Но другие команды могли подписать и его, и другого игрока звёздного калибра. Вероятность, конечно, была невелика, но всё-таки была. Поэтому если ты можешь стать ещё лучше и тебя везде любят – то о чём можно было вообще думать.
– Может быть, причина в том, что он всю жизнь прожил в этом городе и всегда играл только там. Но он не может полностью раскрыться в Кливленде. И знаешь, что я бы ему сказал тогда: «Эй, Леброн, пора уже покинуть родные пенаты». Я думаю, ты бы понял его переживания, если бы сам был родом из Индианы.
– Ты прав, наверное. Я же всё-таки из Лос-Анджелеса.
– А как тебе жилось в Индиане?
– Мне там очень нравилось. Нет пробок, и люди очень приветливые. Одно удовольствие.
Понимаешь, при моих габаритах хитрости необходимо иметь в своём арсенале. Нужно изображать, что тебя чуть ли не убивают. Судья смотрит на тебя при твоём росте в 180-185 сантиметров, а ты идёшь под кольцо под Патрика Юинга, ростом почти три метра и весом в тонну. Рефери поверит, что тебя чуть ли не калечат.
– Ты занимаешь второе место в истории UCLA по результативности, уступая только Кариму. Тебе было тяжело входить в игру со скамейки в свой первый сезон?
– Лично для меня это был очень продуктивный сезон, потому что меня тренировал Джон Лонг. Он был моим наставником. После каждой игры мы с ним смотрели записи, анализировали игру противника. Я выходил со скамейки, но это был замечательный опыт. Меня ни в коем случае не напрягала эта ситуация.
– Ты очень умело заставлял защитников фолить на себе. Как думаешь, многие ли в НБА сейчас умеют это делать?
– Это просто не так актуально сейчас, когда игроки пытаются просто перепрыгнуть друг через друга. Но они забывают, что есть намного более простые способы набрать очки. Например, с линии штрафного броска. Это маленькие хитрости, которые отличают хорошего игрока от плохого, на мой взгляд.
– Ты всегда хорошо использовал эти хитрости.
– Да, приходилось. Понимаешь, при моих габаритах их необходимо было иметь в своём арсенале. Нужно изображать, что тебя чуть ли не убивают. Судья смотрит на тебя при твоём росте в 180-185 сантиметров, а ты идёшь под кольцо под Патрика Юинга, ростом почти три метра и весом в тонну. Рефери поверит, что тебя чуть ли не калечат.
– Кто был твоим лучшим партнёром по команде?
– Трудно выбрать кого-то одного… Марк Джексон, конечно. Дэйл Дэвис, Верн Флеминг, Ласэлл Томпсон.
– А тренер?
– Я могу назвать двух. Парня, который сделал меня хорошим спортсменом и научил меня играть правильно, — Ларри Браун. И тренера, научившего меня уважать игру, — Джека Ремзи.
– Ты стал олимпийским чемпионом в 1996 году. Каким по значимости для тебя стал этот титул?
– Определённо он занимает одно из первых мест, одна из самых главных вех моей карьеры. Разве что победа в финале Восточной конференции над «Никс» стоит особняком…
– Ты издеваешься надо мной, да?
– Ну, это, правда, самое главное. «Никс» всегда были для меня особенной командой.
– А как болельщики в Нью-Йорке относятся к тебе теперь, когда ты уже не играешь в баскетбол?
– Вполне хорошо. Но, я думаю, это потому, что и «Никс», и «Пэйсерс» ужасны. В последние годы точно. Болельщики хотят вернуться в прошлое, но, увы, это невозможно. Они уважают меня, ведь они так тоскуют по тем временам. Для меня «Гарден» всю жизнь будет оставаться особенным местом. Для баскетбола лучшего уж точно придумать было нельзя.
– Что ж ты раньше об этом Леброну не сказал?
– Ну, уж извини, старина.
– Если уж кто и мог повлиять, то это ты.
– Насколько я помню, ты вообще говорил о Джо Джонсоне. И о ком ещё? Бош? Амаре?
– Амаре. Я рад, что он с нами – это большая удача.
– Да, это отлично.
– Я знаю. Главное, чтобы он опять не получил травму. Помнится, Руди Гэй тоже говорил, как он любит Нью-Йорк.
– Он тоже отличный игрок.
– Это точно. Но нам бы не хватило денег ни на Руди, ни на Джо-Джо.
– Да, зато можно подкопить на Кармело.
– Можно, конечно, но если мы сольём и этот сезон, то кому вообще захочется играть за «Никс»?
– Дружище, поверь мне. Всегда найдётся кто-то, кто захочет играть в Нью-Йорке. Всегда.